Шрам покалывало: значит, и Вольдеморт к разгадке близок. Гарри понимал все – и не понимал. Чутье говорило одно, разум – абсолютно другое. Думбльдор в голове Гарри улыбался, наблюдая за ним поверх кончиков пальцев, сложенных будто в молитве.
Вы оставили Рону мракёр… Вы понимали его… Дали ему возможность вернуться…
И вы понимали Червехвоста… знали, что где-то в глубине его души теплится раскаяние…
Вы понимали их… но что вы знали обо мне?
Моя судьба – догадаться, но не искать? Представляли вы, как тяжело мне это будет? И потому все так усложнили? Чтобы мне хватило времени разобраться?
Гарри остекленело глядел туда, где из-за горизонта только что показался краешек ослепительно-золотого солнечного диска. Затем посмотрел на свои чистые руки и мимолетно удивился, откуда у него полотенце. Положил его, вышел в прихожую. И тотчас шрам запульсировал, а в голове, словно отражение стрекозы в водной глади, мелькнули очертания хорошо знакомого здания.
Билл и Флёр стояли у подножия лестницы.
– Я должен поговорить с Цапкрюком и Олливандером, – сказал Гарри.
– Нет, – ответила Флёр, – пгидется подождать, ‘Арри. Им обоим нужно отдохнуть.
– Мне жаль, – возразил Гарри очень спокойно, – но медлить нельзя. Придется поговорить сейчас. Наедине и по отдельности. И срочно.
– Гарри, да что происходит? – осведомился Билл. – Ты являешься с мертвым эльфом и едва живым гоблином, Гермиону, похоже, вообще пытали, и Рон наотрез отказывается рассказать…
– Мы не можем рассказать, чем занимаемся, – сухо ответил Гарри. – Ты же сам в Ордене, Билл, ты знаешь, что Думбльдор оставил нам задание. Секретное.
Флёр раздраженно фыркнула, но Билл даже не взглянул на нее; он не отрывал глаз от Гарри. Его лицо в глубоких шрамах было непроницаемо. Наконец он произнес:
– Хорошо. С кем будешь говорить первым?
Гарри замялся. Он знал: от его слова зависит все. Времени почти не осталось, пора решить: окаянты или Дары?
– С Цапкрюком, – сказал Гарри. – Сначала с Цапкрюком.
Сердце стучало так, будто он бежал спринтерскую дистанцию и только что преодолел очень сложный барьер.
– Сюда, наверх, – показал Билл.
Гарри поднялся на несколько ступенек, затем остановился и посмотрел вниз.
– Вы оба мне тоже нужны! – крикнул он Рону и Гермионе, которые выглядывали из-за двери гостиной. Они вышли на свет, словно бы с облегчением.
– Как ты? – спросил Гарри Гермиону. – Ты молодчина – сочинила такую историю, под пыткой…
Рон приобнял ее за плечи, и Гермиона слабо улыбнулась.
– Что надо делать, Гарри? – спросил Рон.
– Увидите. Пойдем.
Гарри, Рон и Гермиона проследовали за Биллом наверх, где с маленькой лестничной площадки открывалось три двери.
– Сюда. – Билл открыл дверь в их с Флёр спальню.
Окно здесь тоже выходило на море, золотившееся в рассветных лучах. Гарри прошел к окну, повернулся спиной к прекрасному виду и, сложив руки на груди, стал ждать. Шрам покалывало. Гермиона села в кресло у туалетного столика; Рон пристроился на подлокотник.
Билл появился с маленьким гоблином на руках и бережно усадил его на кровать. Цапкрюк пробормотал: «Спасибо», и Билл ушел, закрыв за собой дверь.
– Простите, что вытащил из постели, – сказал Гарри. – Как ваши ноги?
– Болят, – ответил гоблин, – но уже меньше.
Он по-прежнему сжимал в руках меч Гриффиндора и смотрел странно: воинственно и в то же время заинтересованно. Гарри отметил про себя его желтоватую кожу, длинные тонкие пальцы, черные глаза и – Флёр сняла с Цапкрюка ботинки – длинные грязные ступни. Гоблин был крупнее домового эльфа, но ненамного; куполообразная голова существенно больше человеческой.
– Вы, должно быть, не помните… – начал Гарри.
– …что я показал тебе твой сейф, когда ты в первый раз пришел в «Гринготтс»? – осведомился Цапкрюк. – Помню прекрасно, Гарри Поттер. Ты знаменит и среди гоблинов.
Гарри и гоблин оценивающе посмотрели друг на друга. Шрам саднило. Гарри хотел закончить разговор как можно скорее, но боялся допустить ошибку. Пока он решал, как лучше высказать свою просьбу, гоблин прервал молчание.
– Ты похоронил эльфа, – бросил он неожиданно враждебно. – Я видел из окна спальни.
– Да, – подтвердил Гарри.
Цапкрюк уперся в него раскосыми черными глазами:
– Ты необычный колдун, Гарри Поттер.
– В смысле? – Гарри рассеянно потер шрам.
– Ты вырыл могилу.
– И?
Цапкрюк не ответил. Видимо, гоблин насмехался, потому что Гарри действовал как мугл, но на это вообще-то наплевать. Гарри собрался с духом.
– Цапкрюк, я хочу спросить…
– А еще ты спас гоблина.
– Что?
– Взял меня сюда. Спас.
– Вы, надеюсь, не жалеете? – чуть нетерпеливо спросил Гарри.
– Нет, Гарри Поттер. – Цапкрюк намотал на палец узкую черную бородку. – Но ты очень странный колдун.
– Как скажете, – ответил Гарри. – Мне нужна помощь, а вы, Цапкрюк, можете мне помочь.
Гоблин не выказал ни тени энтузиазма и продолжал хмуро рассматривать Гарри, словно какую-то диковину.
– Мне нужно попасть в хранилище «Гринготтса».
Гарри не собирался рубить с плеча: слова выскочили сами, из-за боли. Шрам ожгло, и перед глазами опять промелькнули очертания «Хогварца». Гарри наглухо закрыл сознание. Сначала Цапкрюк. Рон и Гермиона таращились на Гарри, будто он спятил.
– Гарри… – начала Гермиона, но Цапкрюк ее перебил.
– В хранилище «Гринготтса»? – повторил он и, морщась, поерзал на кровати. – Невозможно!
– Нет, возможно, – возразил Рон. – И кое-кому удавалось.
– Да, – сказал Гарри. – В день нашего знакомства, Цапкрюк. В мой день рождения семь лет назад.
– Сейф, о котором идет речь, тогда был пуст, – отрезал гоблин. Гарри понял, что, хоть Цапкрюк и покинул «Гринготтс», самая мысль о взломе банка его оскорбляет. – Его и не охраняли толком.
– А тот, что нужен нам, – далеко не пуст, и охраняют его, я думаю, будь здоров как, – ответил Гарри. – Он принадлежит Лестранжам.
Рон и Гермиона изумленно переглянулись, но Гарри решил, что объяснить можно и потом, а пока пусть Цапкрюк ответит.
– Нереально, – категорически объявил тот. – Ни единого шанса. Сокровище, что в подземелье мирно спит, тебе, запомни, не принадлежит…
– Вор, трепещи – да, знаю, знаю, помню, – кивнул Гарри. – Но я не хочу завладеть сокровищем и вообще ничего не хочу для себя. Верите?
Гоблин покосился на Гарри. Шрам запульсировал, но Гарри не обратил внимания: он отказывался замечать эту боль, этот зов.
– Если есть на свете колдун, кого трудно заподозрить в стяжательстве, – помолчав, ответил Цапкрюк, – так это ты, Гарри Поттер. Носители волшебных палочек редко выказывают гоблинам и эльфам уважение, подобное тому, какое ты проявил сегодня.
– Носители волшебных палочек, – повторил Гарри. Выражение показалось ему очень странным, но шрам болел, Вольдеморт устремлялся мыслью к северу, а Гарри не терпелось поговорить с Олливандером.
– Колдуны и гоблины долго спорили о праве носить волшебную палочку, – тихо сказал гоблин.
– Но гоблины умеют колдовать и без палочек, – вмешался Рон.
– Не важно! Колдуны не пожелали делиться секретами владения волшебной палочкой, они отказали в этом другим колдовским народам, ограничили нас в развитии магических способностей!..
– Положим, гоблины тоже ни с кем не делятся секретами, – парировал Рон. – Вы же не рассказываете, как куете мечи и доспехи. Гоблины творят с металлом такое, что никакому колдуну и не…
– Не в том суть, – поспешно перебил Гарри, заметив, как вспыхнуло лицо Цапкрюка. – Речь вовсе не о том, что колдуны против гоблинов или еще кого…
Цапкрюк неприятно хмыкнул.
– Очень даже о том! Если Черный Лорд вновь обретет могущество, ваша раса еще выше вознесется над моей. «Гринготтс» подчинят колдунам, домовых эльфов истребят – но кто из носителей палочек выступит против?
– Мы! – пылко воскликнула Гермиона. Она села прямо, глаза ее заблистали. – Мы выступим! И меня преследуют, как гоблина или эльфа, Цапкрюк! Я мугродье.
– Не называй себя так, – пробормотал Рон.
– А почему нет? – с вызовом спросила она. – Я мугродье, чем и горжусь. При новом порядке у меня не больше прав, чем у вас, Цапкрюк. И у Малфоев пытали меня.
Гермиона отвернула воротник и показала тонкий алый порез на горле.
– Вы знаете, что это Гарри освободил Добби? – поинтересовалась она. – Что мы который год выступаем за освобождение эльфов? – (Рон заерзал на подлокотнике ее кресла.) – И мы не меньше вашего мечтаем о свержении Сами-Знаете-Кого.
Гоблин смотрел на Гермиону с тем же любопытством, что и на Гарри.
– Что вам нужно в сейфе Лестранжей? – внезапно спросил он. – Меч там – подделка. Вот настоящий. – Он окинул всех троих пристальным взглядом. – Вы, надо думать, и сами знаете. Вы же и попросили меня солгать.
– Но поддельный меч – не единственная ценность, правда? – спросил Гарри. – Может, вы видели, что еще там хранится?
Его сердце билось как сумасшедшее. Шрам горел; Гарри изо всех сил старался этого не замечать.
Гоблин снова накрутил бородку на палец.
– Наш кодекс запрещает раскрывать тайны «Гринготтса». Мы храним дивные сокровища, отчасти созданные нашими же руками. Беречь эти сокровища – наш долг.
Гоблин поднял меч, и его темные глаза скользнули к Гарри, Гермионе, Рону, снова к Гарри.
– Такие молодые, – произнес он после раздумья, – против стольких врагов…
– Вы поможете? – спросил Гарри. – Без вас нам туда не пробраться. Вы – наша единственная надежда.
– Я… подумаю, – с возмутительным спокойствием отозвался Цапкрюк.
– Но… – рассердился было Рон, однако Гермиона пихнула его локтем.
– Спасибо, – сказал Гарри.
Гоблин в ответ наклонил большую голову и согнул короткие ножки.
– Кажется, – произнес он, демонстративно устраиваясь на кровати Билла и Флёр, – «СкелеРост» подействовал. И я наконец могу уснуть. Прошу извинить…