– Ты почти у цели, – сказал Джеймс. – Совсем близко. Мы… очень гордимся тобой.
– Это больно? – Детский вопрос сам сорвался с губ Гарри.
– Умирать? Нисколько, – небрежно ответил Сириус. – Быстрее и проще, чем уснуть.
– К тому же тянуть он не станет. Разделается со всем поскорее, – прибавил Люпин.
– Я не хотел, чтоб вы умерли! – против воли выпалил Гарри. – Никто из вас. Мне очень, очень жаль… – Он умолял о прощении, Люпина в особенности. – Только родился сын… Рем, мне так…
– Мне тоже, – улыбнулся Люпин. – Я никогда его не узнаю… Зато он будет знать, почему я умер, и надеюсь, поймет. Я боролся за мир, где он будет счастлив.
Холодный ветерок из чащи леса взъерошил челку Гарри. Он понимал – они не скажут: «Пора». Он должен сам решить.
– Вы будете со мной?..
– До конца, – заверил Джеймс.
– Они вас не увидят?
– Мы – часть тебя, – ответил Сириус. – Для остальных нас нет.
Гарри посмотрел на мать.
– Будь ко мне поближе, – тихо попросил он.
И зашагал дальше. Холода дементоров он не замечал; мертвые служили ему Заступниками. Вместе они шагали меж старых деревьев, таких густых, что их ветви сплелись, а узловатые корни путались под ногами. Гарри кутался в плащ и углублялся в лес, не имея понятия, где находится Вольдеморт, но точно зная, что отыщет его. Рядом почти бесшумно шли Джеймс, Сириус, Люпин, Лили. Их присутствие придавало Гарри храбрости, помогало делать шаг за шагом, шаг за шагом…
Его сознание и тело странно разъединились. Руки и ноги работали так, словно он был пассажиром, а не водителем своего тела, которое ему вот-вот предстояло покинуть. Мертвые, шагавшие подле него, казались реальнее людей в замке. Рон, Гермиона, Джинни и все прочие сделались для него призраками. Подскакивая на колдобинах, его жизнь катилась к концу – к Вольде морту…
Раздался глухой стук и шепот: рядом кто-то завозился. Гарри замер, озираясь и прислушиваясь. Его родители, Сириус и Люпин тоже остановились.
– Там кто-то есть, – послышался хриплый шепот вблизи.
– У него плащ-невидимка. Может, это он?
Из-за ближнего дерева появились двое. Вспыхнули палочки, и Гарри увидел Гнусли и Долохова. Они всматривались в темноту, туда, где стояли Гарри, Лили, Джеймс, Люпин и Сириус. Упивающиеся Смертью явно ничего не видели.
– Я точно что-то слышал, – проговорил Гнусли. – Думаешь, тварь какая-нибудь?
– Этот придурок Огрид держал здесь целый зверинец, – отозвался Долохов, оглядываясь через плечо.
Гнусли посмотрел на часы.
– Время на исходе. У Поттера был час. Он не идет.
– А Черный Лорд был так уверен! Он расстроится.
– Лучше вернуться, – сказал Гнусли. – Пусть даст указания.
И они с Долоховым зашагали в глубь леса. Гарри последовал за ними, зная, что они выведут его куда надо. Он обернулся, и мама улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Так они шли несколько минут, пока впереди не замаячил свет. Гнусли и Долохов выступили на поляну. Гарри ее узнал: когда-то здесь жил ужасный Арагог. Повсюду виднелись остатки необъятной паутины, но мириады паучьих потомков были угнаны Упивающимися Смертью сражаться.
Костер посреди поляны красными бликами озарял толпу притихших, настороженных соратников Вольдеморта. Одни в масках и капюшонах, другие открыли лица. В стороне, отбрасывая огромные тени, сидели двое гигантов со зверскими физиономиями, будто высеченными из скал. Фенрир затаился в тени, грызя длинные когти, массивный блондин Раул промакивал кровь с губы. Люциус Малфой смотрел затравленно; заплаканные, ввалившиеся глаза Нарциссы переполнял страх.
Все взгляды были устремлены на Вольдеморта. Тот стоял, склонив голову, с бузинной палочкой в белых пальцах. Он словно молился или считал в уме. Как будто ребенок в прятки играет, подумал Гарри, замирая на краю поляны. Нелепое сравнение. За головой Вольдеморта, словно чудовищный нимб, извиваясь, сплетаясь кольцами, в сверкающей заколдованной клетке плавала огромная Нагини.
Когда Долохов и Гнусли ступили в круг света, Вольдеморт поднял глаза.
– Поттера не видать, милорд, – сообщил Долохов.
Вольдеморт остался невозмутим. Его красные глаза горели в свете костра. Он медленно погладил бузинную палочку длинными пальцами.
– Милорд… – Это заговорила Беллатрикс. Она сидела к Вольдеморту ближе всех – растрепанна, лицо слегка расцарапано, но в остальном невредима.
Вольдеморт поднял руку: молчи. И она больше не произнесла ни слова, лишь смотрела с благоговейным восторгом.
– Я думал, он придет, – сказал Вольдеморт пронзительно и ясно, глядя на взметнувшееся пламя. – Ждал, что придет.
Повисла тишина. Видимо, Упивающиеся Смертью перепугались не меньше Гарри. А его сердце билось о ребра так, словно решило вырваться из тела раньше души. Повлажневшими руками он снял плащ-невидимку и сунул под одежду вместе с палочкой, чтобы отрезать себе все пути к сопротивлению.
– Но я, похоже… ошибся, – произнес Вольдеморт.
– Не ошибся.
Гарри сказал это очень громко и очень твердо: пусть не думают, что он боится. Камень воскрешения выскользнул из онемевших пальцев, и Гарри краем глаза увидел, как исчезли его родители, Сириус и Люпин. Он шагнул вперед, к костру. И в этот миг ничто больше не имело значения – они остались с Вольдемортом один на один.
Эта иллюзия тотчас развеялась. Гиганты взревели, Упивающиеся Смертью разом встали, раздались крики, ахи, даже смех. Вольдеморт замер; его красные глаза впились в Гарри и следили, как он приближается. Их разделял только огонь.
Кто-то завопил:
– ГАРРИ! НЕТ!
Гарри обернулся: неподалеку к стволу прикрутили Огрида, связанного по рукам и ногам. Он отчаянно бился, рвался, мощное тело сотрясало дерево до самой кроны.
– НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, ТЫ ЧТО?..
– ЦЫЦ! – И Раул взмахом палочки заставил Огрида замолчать.
Беллатрикс, вскочив, нетерпеливо переводила взгляд с Вольдеморта на Гарри. Ее грудь вздымалась. Больше ничто не двигалось, кроме пламени и змеиных колец в сверкающей клетке.
Гарри чувствовал палочку у себя на груди, но не попытался ее достать. Нагини слишком хорошо защищена; стоит прицелиться, как в него полетит минимум пятьдесят проклятий. Вольдеморт и Гарри все смотрели друг на друга; Вольдеморт слегка склонил голову набок, и его безгубый рот скривился в замечательно безрадостной улыбке.
– Гарри Поттер, – промолвил он очень тихо, не громче потрескивания костра. – Мальчик, который остался жив.
Упивающиеся Смертью не шевельнулись. Все ждали. Все вокруг замерло, только Огрид рвался из пут, и тяжко дышала Беллатрикс. А Гарри непонятно почему думал о Джинни, видел ее огненный взгляд, чувствовал на губах ее поцелуй…
Вольдеморт поднял палочку. Его голова по-прежнему склонялась набок, как у любопытного ребенка: интересно, что сейчас будет? Гарри смотрел прямо в красные глаза и хотел, чтобы все случилось как можно быстрее, пока он еще способен стоять, пока не потерял над собой контроль, не поддался страху…
Он увидел движение рта, зеленую вспышку – и все исчезло.
Глава тридцать пятаяКингз-Кросс
Он лежал лицом вниз и слушал тишину. Он был абсолютно один. Никто на него не смотрел. Вокруг никого не было. Он сомневался, есть ли здесь он сам.
Прошло очень много времени – а может, нисколько, – пока до него не дошло, что он, вероятно, все-таки есть, причем не в виде бестелесной субстанции: он лежал, определенно лежал на чем-то. Чувствовал прикосновение. А следовательно, существовал – как и то, на чем он лежит.
Сделав этот вывод, Гарри практически сразу обнаружил, что он голый. Это его не смутило – никого же нет, – но слегка заинтриговало. Интересно: осязание у него сохранилось – а зрение? Он открыл глаза. Видят!
Его окружал светозарный туман. Гарри никогда такого не встречал. Собственно, это и на туман не походило. Белая пелена не скрывала мир – скорее мир формировался из тумана, но еще не сформировался полностью. То, на чем Гарри лежал, было белым, не холодным и не теплым – некая ровная плоскость.
Он сел. Тело, кажется, невредимо. Он прикоснулся к лицу. Очков нет.
Затем из бесформенной пустоты донесся шум: тихие шлепки, как будто что-то билось, сопротивлялось, барахталось; жалкий, чуточку неприличный звук. Гарри стало неприятно: он словно подслушивал нечто тайное, постыдное.
И ему захотелось одеться.
Тотчас рядом возникла мантия. Он взял ее и надел: мягкая, чистая, теплая. Непостижимо – как она возникла из ничего в ответ на его желание…
Он встал, осмотрелся. Может, он попал в некую необъятную Кстати-комнату? Чем дольше он смотрел, тем больше деталей вырисовывалось вокруг. Высоко над головой в солнечном свете блистал огромный стеклянный купол. Это что, дворец? Все тихо, все неподвижно – если не считать странных шлепков и хныканья из тумана…
Гарри медленно повернулся, и с его движением мир словно бы рождался на глазах. Широкое, открытое, яркое, чистое пространство – просторнее Большого зала, под гигантским стеклянным куполом. Абсолютно пусто. Гарри здесь один, за исключением…
Он отпрянул, увидев, что там хнычет. Маленькое, голое, мерзкое, вроде младенца без кожи – оно, свернувшись комочком, содрогаясь, лежало под креслом, где его бросили и забыли, и боролось за каждый вдох.
Гарри боялся его. Оно крохотное, больное, хрупкое, но приближаться к нему неохота. И все же он стал медленно подходить, готовясь отскочить в любой момент. Подошел – но не мог коснуться. Что же он за трус такой! Надо успокоить несчастное существо. Но оно его отвращало.
– Ты ничем не поможешь.
Он обернулся. Прямо к нему, расправив плечи, бодро шагал Альбус Думбльдор в развевающейся темно-синей мантии.
– Гарри! – Думбльдор широко раскинул руки. Обе ладони – белые, здоровые. – Замечательный мальчик! Смелый, смелый человек! Давай пройдемся.
Гарри ошеломленно последовал за Думбльдором, который быстро уходил прочь от всхлипывающего младенца без кожи, к двум креслам поодаль, которых Гарри прежде не заметил. Думбльдор сел в одно, Гарри – в другое. Он пристально вглядывался в лицо старого директора. Длинные седые волосы, борода, сияющие голубые глаза, очки со стеклами-полумесяцами, крючковатый нос: все как он помнил. Но…