– Ничего не по ошибке, – сердито ответил Гарри. – Там в адресе мой чулан.
– ЦЫЦ! – рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилось два-три паука. Дядя несколько раз глубоко вдохнул и заставил себя улыбнуться, но улыбка вышла довольно мучительной. – Кстати, Гарри… насчет чулана. Мы с твоей тетей подумали… ты растешь… тебе тут неудобно… мы решили переселить тебя во вторую спальню Дудли.
– Зачем? – спросил Гарри.
– Давай без лишних вопросов! – гаркнул дядя. – Тащи барахло наверх, и пошустрее!
На втором этаже дома было четыре комнаты: спальня дяди Вернона и тети Петунии, гостевая (в ней обычно останавливалась Марджи, сестра дяди Вернона), спальня Дудли и еще одна комната для его вещей и игрушек, которые не помещались в первую. Гарри перенес туда свое имущество за один-единственный раз. Потом сел на кровать и осмотрелся. Почти все вокруг было поломано. Месяц назад купленная видеокамера валялась на игрушечном танке, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку. В углу пылился первый личный телевизор Дудли, разбитый ногой за то, что отменили любимую передачу. Здесь же стояла большая птичья клетка, где раньше жил попугай, которого Дудли сменял в школе на настоящую пневматическую винтовку, лежавшую теперь на верхней полке с погнутым дулом – Дудли на нем неудачно посидел. Остальные полки были забиты книгами – и только книги выглядели нетронутыми.
Снизу доносился рев Дудли – он орал на маму:
– Не хочу, чтобы он там жил… Это моя комната… Выгоните его…
Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы что угодно за эту комнату. Сегодня же он предпочел бы чулан – и письмо.
Наутро за завтраком все вели себя непривычно тихо. Дудли был в шоке. Он вопил, колотил отца палкой, пинал мать, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но комнаты обратно не получил. Гарри вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния мрачно перегляды вались.
Принесли почту. Дядя Вернон, явно старавшийся быть с Гарри полюбезней, послал за письмами Дудли. Тот направился к двери, колотя по чему попало своей палкой. Затем раздался крик:
– Еще одно! Бирючинная улица, дом № 4, Маленькая комнатка, мистеру Г. Поттеру…
Дядя Вернон с задушенным хрипом выпрыгнул из-за стола и понесся по коридору; Гарри – за ним. Дядя Вернон повалил на пол Дудли, чтобы силой вырвать письмо, а Гарри, ухватив дядю за шею, старался оттащить его от Дудли. Через несколько минут беспорядочной потасовки, в которой каждому изрядно досталось палкой, дядя Вернон наконец выпрямился, отдуваясь и победно сжимая письмо в руке.
– Вон к себе в чулан… то есть в комнату, – просипел он, обращаясь к Гарри. – Дудли, уйди… уйди, говорю.
Гарри кругами ходил по новому обиталищу. Кто-то знал не только о том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма. Наверняка они напишут еще! А уж он постарается, чтобы письмо дошло. У него созрел план.
Утром старый будильник прозвенел в шесть утра. Гарри скорее выключил его и бесшумно оделся. Главное – никого не разбудить. Не зажигая света, Гарри прокрался вниз.
Он решил дождаться почтальона на углу Бирючинной улицы. Он на цыпочках шел по темному коридору, и сердце его колотилось как бешеное…
– А-А-А-А-А-А-А-А-А!
От ужаса Гарри подпрыгнул; он наступил на что-то большое и мягкое на коврике у двери – что-то живое!
Наверху зажегся свет, и Гарри, к своему ужасу, понял, что большим и мягким было дядино лицо! Дядя Вернон ночевал под дверью в спальном мешке, чтобы помешать планам племянника. Целых полчаса дядя орал на Гарри, а затем велел принести ему чашку чая. Гарри безутешно поплелся на кухню. Вернувшись, он обнаружил, что почту уже доставили – прямиком дяде на колени. Гарри разглядел целых три конверта, надписанных изумрудными чернилами.
– Это мне… – начал было он, но дядя Вернон демонстративно изорвал письма в клочья.
В тот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и заколотил прорезь для писем.
– Понимаешь, – объяснял он тете Петунии сквозь гвозди во рту, – если они не смогут их доставить, то прекратят и присылать.
– Не уверена, Вернон.
– Мы не знаем, Петуния, как поведут себя эти люди – их мозги работают не как у нас, – сказал дядя Вернон и ударил по гвоздю куском фруктового кекса, который только что принесла ему тетя Петуния.
В пятницу Гарри пришло ни много ни мало двенадцать писем. В прорезь их опустить не смогли и просунули под дверь и в боковые щели, а еще несколько забросили в окошко туалета на нижнем этаже.
Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег письма, а затем вооружился молотком и гвоздями и забил досками все щели входной двери и черного хода, так что никто уже не мог выйти наружу. За работой он напевал «на цыпочках со мной через окно, на цыпочках со мной через тюльпаны» и вздрагивал от малейшего шороха.
В субботу все пошло вразнос. Двадцать четыре письма для Гарри пробрались в дом свернутыми в трубочки внутри двух дюжин яиц, которые тетя Петуния приняла из рук озадаченного молочника через окно гостиной. Пока дядя Вернон, не зная, кому жаловаться, возмущенно звонил на почту и в молочную лавку, тетя Петуния измельчила письма в кухонном комбайне.
– Кому это ты так нужен? – удивлялся Дудли.
С утра в воскресенье дядя Вернон спустился к завтраку усталый и даже больной, но все-таки счастливый.
– По воскресеньям почту не носят, – весело сказал он, намазывая мармелад на газету, – так что никаких идиотских писем…
Тут что-то со свистом вылетело из печной трубы и стукнуло дядю по затылку. Из очага пулями полетели письма – тридцать, а то и сорок. Все пригнулись, один Гарри подскочил, стараясь поймать хотя бы одно…
– Вон! ВОН!
Дядя Вернон ухватил Гарри за пояс и выбросил в коридор. Тетя Петуния и Дудли вылетели из кухни, закрывая лица руками, и дядя Вернон захлопнул дверь. Слышно было, как письма сыплются из трубы, отскакивая от пола и стен.
– Значит, так, – сказал дядя Вернон с деланым спокойствием, нервно выдирая клочья усов, – чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Брать только самое необходимое. Без возражений!
С ободранными усами он выглядел так страшно, что никто и не решился возражать. Через десять минут, проломив себе путь сквозь заколоченные двери, они уже мчались на машине к шоссе. На заднем сиденье всхлипывал Дудли: он получил от отца подзатыльник за то, что задержал отъезд, пытаясь упихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.
Они мчались прочь, все дальше и дальше. Даже тетя Петуния не осмеливалась спросить, куда они едут. Время от времени дядя Вернон резко разворачивался и некоторое время ехал в обратном направлении.
– Избавиться от погони… хвоста… – бормотал он.
Они ни разу не остановились даже перекусить. К вечеру Дудли выл в голос. Ничего кошмарнее с ним в жизни еще не случалось. Он не ел, он пропустил по телевизору целых пять передач и – неслыханно! – за целый день не взорвал ни одного компьютерного пришельца.
Наконец на окраине большого города дядя Вернон затормозил у какой-то угрюмой гостиницы с видом на железную дорогу. Дудли и Гарри поселили в одном номере и уложили в кровати с волглыми, заплесневелыми простынями. Дудли быстро захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, смотрел на свет фар проезжавших машин и гадал, что же происходит…
Завтракать пришлось лежалыми хлопьями и бутербродами с маринованными помидорами. Не успели они доесть, подошла хозяйка гостиницы.
– П’рстите, к’торый тут будет мистер Г. Поттер? Тут пр’шло ’коло сотни ’от таких ’от…
И показала им письмо изумрудным адресом вперед:
Кокворт
Гостиница «Рай под насыпью»
Номер 17
Мистеру Г. Поттеру
Гарри потянулся было за письмом, но дядя Вернон стукнул его по руке. Женщина смотрела на них.
– Я их заберу, – сказал дядя Вернон, быстро встал и вышел из столовой следом за хозяйкой.
– Милый, может, нам лучше вернуться домой? – осторожно спросила тетя Петуния много часов спустя.
Но дядя Вернон ее, похоже, не слышал. Понять, чего он ищет, никто не мог. Он завез их в лес, вышел, осмотрелся, потряс головой, снова сел в машину, поехал дальше. То же произошло и среди вспаханного поля, и на висячем мосту, и на самом верху многоэтажной стоянки.
– Папа сошел с ума, да? – тоскливо спросил Дудли у матери вечером того же дня.
Дядя Вернон привез их на берег моря, запер в машине и исчез.
Полил дождь. Крупные капли застучали по крыше. Дудли хлюпал носом.
– Сегодня понедельник, – пожаловался он матери. – «Великого Умберто» показывают. Я хочу ночевать где-нибудь с телевизором.
Понедельник. Гарри кое-что вспомнил. Раз сегодня понедельник – уж что-что, а дни недели Дудли, спасибо телевизору, знал прекрасно, – значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать. И хотя от дня рождения Гарри ничего особенного не ждал – в прошлый раз, например, ему подарили вешалку для одежды и старые носки дяди Вернона, – но все же… Одиннадцать исполняется не каждый день.
Дядя Вернон вернулся улыбаясь. В руках он держал длинный тонкий сверток, но на вопрос тети Петунии, что это он купил, не ответил.
– Нашел идеальное место! – объявил он. – Все вылезаем! Пошли!
Снаружи было очень зябко. Дядя Вернон показывал в море, на далекую скалу. На ее вершине ютилась какая-то жалкая лачуга – уж точно без телевизора.
– Сегодня ночью обещают шторм! – злорадно воскликнул дядя и хлопнул в ладоши. – А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам лодку!
К ним подковылял беззубый старикашка и с недоброй ухмылкой показал на утлую лодчонку, прыгавшую внизу в серо-стальных волнах.
– Я взял кой-какой провизии, – сказал дядя Вернон, – так что все на борт!
В лодке было смертельно холодно. Ледяные брызги и капли дождя заползали за воротник, пронизывающий ветер хлестал в лицо. Казалось, миновал не один час, прежде чем они добрались до скалы, где дядя Вернон, скользя и спотыкаясь, повел их к полуразвалившемуся дощатому пристанищу.