Гарри с Роном потрясенно переглянулись.
– Гермиона, мне кажется…
– А вдруг что-нибудь?..
Но у Гермионы в глазах появился стальной блеск – сейчас она напоминала профессора Макгонаголл.
– Без волос Краббе и Гойла от зелья не будет проку, – сурово заявила она. – Вы хотите допросить Малфоя или нет?
– Ну ладно, ладно, – сказал Гарри. – А сама-то? У кого патлы навыдираешь?
– Уже! – радостно воскликнула Гермиона и достала из кармана крошечный пузырек. В пузырьке трепетал один-единственный волосок. – Помните, мы дрались с Миллисент Балстроуд в Клубе дуэлянтов? Это осталось у меня на мантии, когда она меня душила! И она уехала домой на Рождество – скажу слизеринцам, что просто вдруг решила вернуться.
После этого Гермиона убежала в последний раз проверить всеэссенцию. Рон обреченно повернулся к Гарри:
– Не план, а какая-то авантюра. На каждом шагу рискуем облажаться.
Однако, к великому удивлению мальчиков, первый этап операции прошел гладко, точно по расчетам Гермионы. После чая они прошмыгнули в безлюдный вестибюль и стали ждать Краббе и Гойла, которые одни задержались в Большом зале, набивая рты оставшимися бисквитными пирожными. Гарри пристроил шоколадные кексы на закругление перил. Увидев, что Краббе и Гойл выходят из Большого зала, Гарри с Роном шмыгнули за рыцарские доспехи у парадных дверей.
– Надо ж быть такими тупицами! – в восторге прошептал Рон, увидев, как Краббе, просияв, показал Гойлу на кексы. Бессмысленно ухмыляясь, они целиком запихали кексы в огромные пасти и жадно заработали челюстями. На тупых физиономиях отразился триумф. Затем, все с теми же гримасами, оба бухнулись навзничь.
На данном этапе операции труднее всего было запихнуть Краббе и Гойла в чулан. Когда обездвиженные туши оказались наконец надежно размещены между ведрами и швабрами, Гарри выдернул несколько щетинок, которыми порос низкий лоб Гойла, а Рон вырвал пару волосинок у Краббе. Пришлось также украсть у них ботинки – обувь Рона и Гарри была маловата для огромных лап Малфоевых оруженосцев. Все еще ошеломленные достигнутым успехом, мальчики помчались к туалету Меланхольной Миртл.
Внутри было не продохнуть от густого черного дыма, валившего из кабинки, где Гермиона мешала варево в котле. Закрыв носы мантиями, Гарри с Роном тихо постучали в дверь.
– Гермиона?
Заскрежетал замок, и показалась встревоженная Гермиона, вся в испарине. За ее спиной раздавалось глуховатое «гулп-гулп» пузырящейся вязкой жидкости. На унитазе стояли наготове три стакана.
– Достали? – отдуваясь, спросила Гермиона.
Гарри показал ей волосы Гойла.
– Отлично. А я еще стащила мантии из прачечной, – похвасталась она и показала на мешок. – Вам ведь понадобится одежда побольше.
Все трое уставились в котел. Вблизи зелье выглядело как густая, темная грязь – оно бугрилось и вяло побулькивало.
– Я уверена, что все сделала правильно. – Гермиона нервно перелистывала и перечитывала забрызганную страницу «Всесильнейших зелий». – Оно выглядит так, как сказано в книге… когда выпьем, у нас будет ровно час, после этого мы превратимся обратно.
– А теперь что? – прошептал Рон.
– Разольем по стаканам и добавим волосы.
Гермиона зачерпнула и щедро разлила зелье по стаканам. Затем дрожащей рукой вытрясла из пузырька волос Миллисент Балстроуд в первый стакан.
Зелье громко зашипело, пошел пар. Через секунду отвар стал тошнотворно-желтым.
– Бррр – миллиссенция балстроуд, – сказал Рон с отвращением. – Спорим, отрава.
– Давайте же, кладите волосы, – поторопила Гермиона.
Гарри бросил щетину Гойла в средний стакан, а Рон положил волосы Краббе в последний. Оба стакана зашипели, испуская пар: Гойл приобрел своеобразный цвет хаки, присущий так называемым зеленым соплям, а Краббе – темно-коричневый.
– Подождите-ка, – сказал Гарри, когда Рон и Гермиона потянулись к стаканам. – Лучше не будем пить здесь втроем… Когда превратимся в Краббе и Гойла, перестанем сюда вмещаться. Да и Миллисент тоже не Дюймовочка.
– Верно мыслишь, – заметил Рон, отпирая дверь. – Расходимся по кабинкам.
Осторожно, чтобы не пролить ни капли всеэссенции, Гарри проскользнул в среднюю кабинку.
– Готовы? – крикнул он.
– Готовы, – послышались голоса друзей.
– Раз… два… три!
Зажав нос, Гарри в два глотка выпил зелье. На вкус – как переваренная капуста.
В животе сразу все заворочалось, словно он проглотил клубок живых змей. Он согнулся пополам, гадая, стошнит его или нет; затем жжение распространилось из живота по всему телу до кончиков пальцев; потом (отчего он, задохнувшись, рухнул на четвереньки) пришло ощущение, будто тело плавится, а кожа пузырится, как горячий воск; он смотрел, как его руки начали расти, пальцы утолщаться, ногти – увеличиваться, костяшки сделались как болты; плечи расширились, и это было очень болезненно; лоб пощипывало, и Гарри догадался, что волосы прорастают до самых бровей; мантия треснула на груди, внезапно раздавшейся как бочка, у которой лопнули обручи; ногам сделалось мучительно тесно в ботинках на четыре размера меньше…
Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Гарри обнаружил, что лежит ничком на холодном каменном полу и слушает, как Миртл угрюмо булькает в крайнем унитазе. Он с трудом снял ботинки и встал. Так вот каково оно, быть Гойлом. Большими трясущимися руками он стянул через голову мантию, которая теперь доходила ему только до коленок, надел ту, что принесла из прачечной Гермиона, и зашнуровал огромные, как лодки, башмаки Гойла. По привычке потянулся убрать волосы со лба, но рука нащупала щетинистый, низко растущий ежик. Тут он понял, что в очках плохо видит – ведь у Гойла нормальное зрение. Он снял очки и крикнул:
– Вы там как, нормально? – хриплым низким голосом Гойла.
– Ага, – донеслось справа ворчание Краббе.
Гарри открыл дверь, вышел и встал перед треснутым зеркалом. Оттуда на него щурил глубоко посаженные глазки Гойл. Гарри почесал ухо. Гойл сделал то же самое.
Открылась дверь кабинки Рона. Они уставились друг на друга. Если не считать бледности и испуга на лице, Рон был неотличим от Краббе – начиная от стрижки под горшок и кончая длинными гориллоподобными руками.
– Потрясающе, – прошептал Рон, подходя к зеркалу и тыча пальцем себе в плоский нос, – просто потрясающе.
– Пожалуй, надо идти, – сказал Гарри, ослабляя ремешок часов, глубоко врезавшийся в жирное запястье Гойла. – Нам еще надо выяснить, где общая гостиная «Слизерина». Надеюсь, нам встретится кто-нибудь, за кем можно будет проследить…
Рон, который во все время этой речи удивленно таращился на Гарри, сказал:
– Ты не представляешь, до чего странно видеть, как Гойл думает. – Он забарабанил в дверь Гермионовой кабинки. – Эй, пора!
Ему ответил тоненький голосок:
– Я… наверное, я не пойду. Идите сами.
– Гермиона, мы отлично знаем, что Миллисент уродина, нечего стесняться… И потом, никто же не узнает, что это на самом деле ты.
– Нет… правда… я, кажется, не могу. А вы поторопитесь, время уходит…
Гарри, ничего не понимая, посмотрел на Рона.
– Вот это больше похоже на Гойла, – прокомментировал тот. – У него такое лицо каждый раз, когда учитель задает ему вопрос.
– Гермиона, что с тобой? – спросил Гарри через дверь.
– Все нормально, нормально, идите…
Гарри взглянул на часы. Прошло уже пять драгоценных минут.
– Мы тогда вернемся за тобой сюда, ладно? – сказал он.
Мальчики осторожно выглянули за дверь туалета, убедились, что никого нет, и вышли.
– Не размахивай так руками, – шепнул Гарри Рону.
– А что?
– У Краббе они как примороженные…
– Вот так?
– Да, так лучше…
Они спустились по мраморной лестнице. Оставалось только встретить какого-нибудь слизеринца, чтобы пойти за ним в слизеринскую гостиную, но никто не попадался.
– Есть идеи? – пробормотал Гарри.
– Слизеринцы приходят на завтрак оттуда, – сказал Рон, кивнув на вход в подземелье.
Стоило ему это сказать, как из подземелья появилась девочка с длинными кудрявыми волосами.
– Извините, – сказал Рон, кинувшись к ней. – Мы забыли, как пройти в нашу гостиную.
– Прошу прощения? – холодно произнесла девочка. – В нашу гостиную? Я – из «Вранзора».
Она удалилась, с подозрением оглядываясь.
Гарри и Рон торопливо спустились по каменным ступеням в темноту подземелья, и их шаги отдавались особенно гулко, когда великанские ноги Краббе и Гойла тяжело опускались на камень. Оба уже заподозрили, что в конечном итоге все окажется не так-то просто.
Лабиринты переходов были пустынны. Они спускались все глубже и глубже в недра замка, то и дело проверяя, сколько осталось времени. Через пятнадцать минут, как раз когда они начали терять надежду, впереди что-то послышалось.
– Ха! – радостно выкрикнул Рон. – Вот кто-то из них!
Из боковой комнаты вышел некто. Но едва Гарри с Роном приблизились, сердце у них упало. Это оказался не слизеринец, а Перси.
– А ты что здесь делаешь? – удивился Рон.
Перси возмутился.
– А это, – сухо ответил он, – тебя не касается. Тебя зовут Краббе, верно?
– Как… А! Да, – сказал Рон.
– Что ж, отправляйтесь к себе в спальню, – сурово приказал Перси. – Сейчас опасно бродить по темным коридорам.
– Ты же бродишь, – заметил Рон.
– Я, – важно сказал Перси и приосанился, – староста. На меня никто не нападет.
За спинами у Гарри и Рона раздался чей-то голос. К ним стремительно приближался Драко Малфой, и первый раз в жизни Гарри ему обрадовался.
– Вот вы где, – протянул он. – Что, опять жрали как хрюшки? Я вас искал: хочу показать кое-что забавное.
Малфой бросил уничтожающий взгляд на Перси.
– Что ты здесь забыл, Уизли? – процедил он.
Перси разъярился.
– Попрошу больше уважения к школьному старосте! – крикнул он. – Мне не нравится твое отношение!
Малфой хмыкнул и поманил Гарри и Рона за собой. Гарри чуть было не извинился перед Перси, но вовремя опомнился. Они с Роном поспешили за Малфоем; на следующем лестничном марше тот обернулся и бросил: