На верхний уровень можно было попасть из пневмолифта центрального небоскреба. Прозрачная кабина с мелодичным звуком распахнула двери. Несколько человек шагнули внутрь и тут же уткнулись в коммуникаторы. Помедлив, Мия вошла следом: очередного лифта наверх надо было ждать еще минут десять.
Глядя на плывущие за стеклом одинаковые этажи, Мия думала про свое обещание. Она не успела понять, услышал ли Эштон ее слова, но сама успокоилась, как только произнесла их вслух. После Переноса право принимать медицинские решения за нее переходило к матери Эштона, так что это было единственное, что Мия могла сделать с собой сама. Ее личный билет на волю.
Резкий электронный звук раздался прямо над ухом. Мия вздрогнула и посмотрела на табло: до верхнего уровня оставалось еще этажей десять. Высокий мужчина в толстом сером пальто перехватил ее взгляд и развернул к ней экран своего коммуникатора.
– Аэротакси, – сказал он и слегка улыбнулся. – Советую заказать прямо сейчас: там наверху открытая площадка и очень ветрено.
По светящемуся экрану коммуникатора медленно ползла красно-белая точка.
Несколько человек подняли головы на голос мужчины в пальто и с вежливым любопытством посмотрели на Мию, в руках у которой ничего не было.
Спохватившись, она достала из сумки коммуникатор и открыла приложение.
– Берите комфорт-плюс, – дружелюбно произнесла толстая женщина с копной курчавых фиолетовых волос. – Они приезжают быстрее.
Чувствуя на себе ободряющие взгляды, Мия выбрала первый адрес из списка – их домашний – и нажала вызов. Красно-белая точка появилась под ее пальцем и быстро поползла к центру экрана.
– Видите, – весело сказал мужчина в пальто, – теперь вы спасены.
Мия вежливо улыбнулась ему и опустила глаза в коммуникатор. Минутой позже кабина плавно остановилась. В распахнувшиеся двери ворвался ледяной ветер. Кутаясь в пальто и поднимая воротники, пассажиры вышли из лифта и побежали к краю площадки, вдоль которого уже выстроились красно-белые аэротакси с электронными номерами на крыше.
Мия вышла вместе со всеми. Подойдя к самому краю площадки, она посмотрела вниз. Далеко внизу текла целая река стремительных разноцветных огней; Мия представила, как делает шаг вперед – и ее тело растворяется в потоке света…
В этот момент коммуникатор у нее в руке завибрировал, и прямо перед ней у края площадки появился красно-белый борт, закрыв от нее сверкающую реку.
– Это ваш? – чей-то голос заставил ее обернуться.
Высокий мужчина, на ветру казавшийся очень сутулым, кивнул на аэротакси, которое уже поднимало пассажирскую дверь перед Мией.
– Повезло, – сказал он и помахал коммуникатором. – Мое всё еще в пути. Пробка на нижнем уровне…
Под его завистливым взглядом Мия залезла в теплый салон и приложила палец к углублению. Дверь опустилась, электронные замки защелкнулись, и аэромобиль нырнул в сверкающий поток верхнего уровня.
Ничего, подумала Мия. Это можно сделать в любой момент.
В квартире было так тихо, что Мия вздрогнула, вставив карту-ключ в магнитный держатель, – щелчок получился слишком резким. Сразу зажегся свет; прикоснувшись к стене, Мия приглушила его и пошла в гостиную.
Везде было прибрано. В их квартире никогда не было такого порядка: на полу всегда что-то валялось, на диване лежала забытая одежда, в углу пылились гостевые тапочки, зачем-то принесенные из коридора. И носки – вечные носки Эштона, которые Мия доставала из-под дивана, из-за шкафа и даже из-под ковра в спальне, – теперь лежали аккуратными одинаковыми свертками в комоде.
По зеркальной поверхности соседнего небоскреба осколками рассыпалась полная луна. Мия вспомнила, как они спорили с Эштоном про окна. В жилых районах выше 30 этажа фрамуги устанавливали только с разрешения страховой компании и за дополнительную плату. Поэтому они посмотрели еще несколько квартир в этом доме – одна из них была на 11 этаже, с огромными французскими окнами, выходящими на средний уровень парка, – но в итоге решили, что вид на небоскребы им важнее, чем шагнуть в парк прямо через окно.
На кухне было так же тихо и чисто. Даже холодильник был пуст. Мия вставила чайную капсулу в машину и нажала на кнопку. Пить не хотелось – хотелось почувствовать в стерильном воздухе квартиры хоть один живой запах. Когда последние капли упали в чашку, Мия вытащила ее из машины и, немного подумав, вылила всё в раковину. Машинально сполоснув чашку под краном, чтобы чайные разводы не впитались в белый фарфор, она открыла дверцу посудомойки – и замерла. На верхней полке стояла точно такая же фарфоровая чашка.
У Мии задрожали руки.
Высохший бурый налет покрывал чашку изнутри, собираясь на тонких стенках змеиными язычками. Остатки кофейной гущи присохли ко дну, превратившись в мелкие черные катышки. Возле самого ободка, там, где губы Эштона прикасались к чашке, застыла потрескавшаяся половина коричневого поцелуя.
Шум воды наложился на звук разбившегося об пол фарфора. Мия едва успела наклониться, и ее вырвало прямо в раковину.
С рассветом она уже стояла на перроне. Пневмопоезд до Шоу-центра подошел на несколько минут раньше расписания. Мия вошла в вагон и села по ходу движения, с облегчением чувствуя, как пустая кухня с осколками чашки, которые она так и не смогла убрать с пола, остается позади и даже как будто в прошлом. Вернуться туда после работы было немыслимо. Щурясь на встающее из-за небоскребов солнце, Мия представляла, как выходит из поезда на 29 этаже Амальгамы, подходит к самому краю платформы и смотрит вниз…
Пассажиров было немного: до утреннего часа пик оставалось еще минут сорок.
Выйдя на перрон, Мия остановилась перед сверкающей стеклянной спиралью, уходящей в небо. Пневмопоезд за ее спиной с тихим шипением тронулся и, быстро набирая скорость, умчался дальше.
Досчитав до трех, Мия повернулась и сделала шаг…
– Что-то забыла? – раздался сзади веселый хрипловатый голос, и Мия, вздрогнув, обернулась.
На перроне стоял Гатто с неизменным одноразовым стаканчиком в руке. Между пальцами, постепенно сползая вниз, блестел сгусток бежевой пенки.
– Я думал, родственникам после Переноса положен недельный отпуск, – сказал он, глядя на нее с неожиданным любопытством. – Тем более что все дополнительные финалы уже прошли.
– Работа же на этом не кончилась, – Мия зябко поежилась: взгляд у Гатто был слишком внимательным для светского трепа коллег на перроне.
– Да уж, – согласился он, всё еще глядя на нее. – В каком-то смысле ее стало даже больше.
Мия пожала плечами и растерянно улыбнулась. Порыв ветра от приближающегося пневмопоезда бросил волосы ей в лицо.
– Пойдем, – сказал Гатто, перехватывая стаканчик липкими пальцами. – А то в лифтах сейчас будет столпотворение.
Пневмопоезд раскрыл двери, выпуская заспанных сотрудников «Кэл-Корпа» с разноцветными термокружками в руках. Мия прибавила шаг, и они с Гатто проскочили через турникеты до того, как перрон окончательно заполнился.
В кабинете ничего не изменилось, но за время ее отсутствия рабочая почта переполнилась. Запустив скрипт, сортирующий сообщения на три группы срочности, Мия принялась за самую первую.
К обеду она добралась до середины второй группы. В основном тут были сообщения, касавшиеся дополнительных финалов, которые уже прошли, поэтому работа пошла быстрее. Некоторые Мия удаляла не читая: по заголовкам было ясно, что сделать уже ничего нельзя. Занеся палец, чтобы смахнуть с экрана очередное такое сообщение с темой «Статистика по отделу политкоррекции», она скользнула взглядом по графе «Отправитель» – и остановилась.
Отправителем значилась некая Линнея Тодороу из службы безопасности.
Воздух в кабинете вдруг стал холодным и каким-то колючим. Вдохнув поглубже, Мия почувствовала, как царапнуло в горле, и нажала «Открыть», оставив крошечный влажный след на экране.
Это было голографическое сообщение стандартной формы. Линнея Тодороу, женщина неопределенного возраста с широкими скулами и длинными узкими глазами, похожими на прорези для пуговиц на винтажной одежде, глядя мимо Мии, представилась и забубнила:
– Опрос сотрудников отдела политкоррекции производится в рамках проверки по факту пересчета номерной базы и квот от 18 сентября этого года. Вам нужно ответить на следующие вопросы. Есть ли у вас доступ к статистике отдела политкоррекции в рамках ваших служебных обязанностей? Получали ли вы такой доступ когда-либо ранее для выполнения задач, не входящих в круг ваших служебных обязанностей? Если да, то кто и в рамках какой процедуры предоставлял вам доступ к статистике отдела политкоррекции?
Оглянувшись по сторонам, Мия вдруг поняла, что забыла затемнить стены, и быстро прикоснулась к экрану. Голограмма замерла, глядя поверх ее левого уха. В наступившем полумраке черты Линнеи заострились, и она стала похожа на хищное насекомое с глазами, направленными сразу во все стороны.
– Напоминаем, что предоставление заведомо недостоверной информации нарушает внутренний устав и протоколы работы «Калипсо Корп», – забубнила она, когда сообщение запустилось снова. – В случае выявления такой информации в отношении предоставившего ее сотрудника будут приняты меры. Служба безопасности оставляет за собой право…
В дверь постучали. Мия коснулась экрана так резко, что едва не опрокинула его на стол. Пискнув, Линнея растворилась в воздухе.
За дверью стоял Гатто. Не дожидаясь, пока стены кабинета станут полностью прозрачными, он повернул ручку и шагнул внутрь.
– Призрак бродит по отделу, призрак Тодороу, – весело продекламировал он.
Судя по интонации, это была какая-то цитата, но Мие было не до интеллектуальных пикировок.
– Тебе что-то нужно? – спросила она, не глядя на него. – Я очень занята.
– Не волнуйся, – Гатто плюхнулся в свободное кресло. – Она уже ко всем приходила.
– Ко всем? – не выдержав, Мия повернулась к нему.
Гатто крутился в кресле, запрокинув голову и неловко перебирая ногами.