Если бы Эштон действовал сознательно, он бы точно остался без голосовых связок – игла, по всей видимости, была воткнута именно в них. Но тело его знало гораздо больше, и скоро он полностью доверился ему, отстраненно наблюдая за немыслимыми прыжками, которые оно выполняло.
Он не сразу понял, что они остановились. Тело, как всегда, среагировало раньше, подогнув колени и опустившись прямо в истоптанную пыль, хрипло втягивая в себя воздух. Остальные рептилии тоже легли, вывалив длинные раздвоенные языки и тяжело дыша. Из-под ошейников почти у всех расползались пурпурные кровоподтеки.
Впереди была высокая стена с узкими воротами, над которыми красовалась огромная надпись «D13», составленная из острых металлических пик, торчащих под прямым углом. Как только тяжелые створки со скрипом поехали в разные стороны, рептилии поднялись на ноги, и шар вкатился во внутренний двор, застроенный приземистыми зданиями, больше всего похожими на рифленые металлические коробки складских ангаров.
Во дворе стоял еще один шар с пристегнутыми к нему девятью рептилиями.
Замыкающий в этой девятке был совсем плох: пурпурная жидкость толчками выходила у него из-под ошейника и обильно текла по чешуе на землю.
Половинки шара слегка разошлись, и в проеме показалась обезьяна с толстой синей цепью, обмотанной вокруг туловища на манер портупеи. Мелодично зазвенев лезвиями на хвосте, обезьяна спрыгнула на землю, прошлась вдоль цепочки рептилий, поцокала языком, на мгновение задержавшись возле замыкающего, и пошла к воротам.
По разные стороны ворот стояли рептилии, от вида которых у Эштона ощутимо сжалось горло чуть ниже ошейника.
Одна из них была бледно-зеленого цвета, словно присыпанная песком или покрытая патиной, как очень старая бронза. Левая передняя лапа у нее оканчивалась короткой культей с бесформенным ороговевшим наростом, похожим на расплавленную и после застывшую чешую. Вместо двух гребней по левой стороне головы и шеи тянулись длинные уродливые шрамы, словно когда-то гребни выдрали с мясом. Шрамы покрывали и спину, и грудь рептилии, пересекаясь под странными углами и топорща деформированные чешуйки.
У другой рептилии не было глаза и части зубов. Нижняя часть хвоста вместе с костяной пикой тоже отсутствовала: стесанные почти до чешуи спинные гребни оканчивались чем-то вроде отвердевшей мозоли. Правая нога срослась явно неправильно и почти не сгибалась в колене; шпора на ней была вдвое короче левой.
Между широко расставленными ноздрями на мордах рептилий виднелись полустертые клейма: «D13-3/208» и «D13-14/165». На обеих были преобразователи и что-то вроде укрепленной металлическими полосами толстой кожаной шлейки, обхватывающей верхнюю часть туловища. В железное кольцо на спине была вдета длинная тяжелая цепь, конец которой тянулся к скоплению шестеренок; судя по всему, это был раздвижной механизм ворот. Под стеной, обшитой железными листами с торчащими острыми пиками, лежали измочаленные циновки из пыльных перьев – такие же, как в карантинных клетках: видимо, покалеченные рептилии здесь и спали.
Подойдя к воротам, обезьяна с синей цепью достала из кобуры, болтавшейся на поясе, прибор, похожий на ручной сканер. Рептилии тут же припали к земле, вывернув шеи. Обезьяна поочередно приставила им сканер к затылку, и прибор дважды издал резкий высокий звук.
На смену обезьяне из шара, к которому был пристегнут Эштон, вышел человекообразный в черных штанах и рубахе, с короткими толстыми рогами, вплотную прилегавшими к голове. Он уже вынимал из кобуры сканер, как вдруг сверху прозвучал ревущий сигнал, и обе рептилии, поспешно вскочив, потянули створки ворот в стороны.
Во двор въехал огромный шар, сплошь покрытый сверкающими черными камнями. За ним ковыляли тринадцать измученных рептилий в окровавленных ошейниках: в пути им пришлось несладко.
Шар опустился на землю, и из него вышла болотного цвета рептилия со шрамом на морде. Только теперь Эштон понял, что шрам был на том самом месте, где у скованных рептилий стояли клейма с номерами.
Пока несколько обезьян отцепляли пленников и выстраивали в шеренгу, рептилия со шрамом подошла к воротам и просканировала затылки калек. Следом за ней то же самое сделал и человекообразный. Тогда калеки закрыли ворота, отошли к стене и свернулись на своих подстилках. А к шарам со всех сторон уже подходили новые обезьяны и человекообразные, бросая на новоприбывших оценивающие взгляды.
Рептилия со шрамом повернулась к шеренге в окровавленных ошейниках.
– Меня зовут мастер Сейтсе, – объявила она, хлопнув по земле хвостом и играя длинным раздвоенным языком. – Я хозяин Ангара D13 – а значит, с этого дня каждый из вас принадлежит мне.
– В каком смысле? – не выдержал кто-то из шеренги.
Мастер Сейтсе неторопливо снял с пояса короткую черную трубку, широко замахнулся и выбросил лапу вперед. Из трубки вырвалась синеватая молния, и какая-то рептилия покатилась по земле, визжа от боли.
– Ко мне надо обращаться «мастер Сейтсе» или «хозяин», – назидательно произнес мастер Сейтсе, глядя, как две обезьяны поднимают и возвращают в строй покрытую голубыми пятнами рептилию с широкой полосой поперек живота, быстро наливающейся пурпуром. – Но делать это без надобности не советую.
Он поднял черную трубку над головой, и вся шеренга, включая Эштона, инстинктивно съежилась.
– Это электрокнут, – сказал мастер Сейтсе. – Такие есть у каждого надсмотрщика в этом Ангаре. Любой из них пустит электрокнут в ход, как только посчитает нужным. За хорошо выполненную работу, – он поднял другую лапу, в которой всё еще держал сканер, – вам будут начислять баллы. Заработав тысячу баллов, вы получите токен и станете свободными горожанами – как я. За плохо сделанную работу с вас будут снимать баллы. Так что советую работать хорошо. Вопросы?
Над шеренгой повисла мертвая тишина. В дальнем конце двора послышался тихий звон: один из надсмотрщиков-обезьян переступил с ноги на ногу. Мастер Сейтсе снова взмахнул электрокнутом, и ближайшая к нему рептилия грохнулась в пыль, прижимая перепончатые пальцы к располосованной морде.
– Когда я хочу вопросов, – спокойно произнес мастер Сейтсе, – то ожидаю их получить.
Сухой треск электрокнута снова разорвал воздух, и Эштон почувствовал, как к горлу подкатывает холодная ярость.
– В чем заключается наша работа… хозяин? – вырвалось у него раньше, чем синеватый разряд электрокнута достиг следующей жертвы.
Мастер Сейтсе ухмыльнулся зубастой пастью и опустил лапу.
– Хороший вопрос, Сто двадцать пятый, – удовлетворенно сказал он, цепляя электрокнут обратно на портупею. – Ваша работа – убивать на благо моего Ангара.
Эштон опасливо скосил глаза на свои острые алые гребни, идущие от перепончатых мизинцев к плечам.
– Тушки, которые вы получили на Гарториксе, называются «драки», – продолжил мастер Сейтсе. – Они водятся в лесах за Горизонтом – хищные коварные твари, убивающие всё, что можно сожрать, в том числе и друг друга. Но, хвала Первым, даже драков можно приспособить к делу, если в их тупых черепушках будет хоть немного человеческих мозгов.
Эштон представил, как его тяжелые челюсти смыкаются на горле у мастера Сейтсе, перемалывая зубами костяные чешуйки, и пурпурная кровь заполняет рот горячей вкусной волной. От одной этой мысли его сразу же затошнило, но тело ощутимо обрадовалось и даже подобралось, слегка наклонившись вперед, чтобы обеспечить бо́льшую амплитуду хвостовой пике. Всё, что двигалось сейчас вокруг Эштона, в первую очередь было едой, а уж потом – вместилищем человеческого разума. Это пугало, но вместе с тем вызывало странный восторг, сродни охотничьему азарту, которого Эштон никогда раньше не испытывал.
– По пути сюда вы все видели драков, посаженных на колья по обе стороны Сортировочного тракта. – Мастер Сейтсе облизнул чешуйчатый рот раздвоенным языком. – Это конченые кретины, сбежавшие из своих Ангаров. За поимку беглого драка Город платит больше, чем сто́ит любой из вас со всеми потрохами. Так что беглецы не живут дольше нескольких дней – это с учетом времени, проведенного на кольях. Еще вопросы?
По шеренге рептилий пробежала чуть заметная дрожь.
– Кого мы должны убивать, хозяин? – поспешно спросил чей-то робкий голос.
– Ангар D13 развлекает свободных жителей Города, которые делают ставки на исход поединков с драками. – Мастер Сейтсе скользнул глазами по Эштону, и тот поспешил опустить хвост и выпрямиться. – Против вас могут выставить любую тушку с любым оружием. Разумеется, чем больше оружия у противника, тем меньше он получит в случае победы над вами. Но богатые горожане могут и приплатить за возможность у всех на глазах превратить одного из вас в кровавые ошметки. Почему? Потому что вас тут вообще не должно было быть. Ни одного из вас.
Мастер Сейтсе обвел замерших перед ним рептилий презрительным взглядом.
– Те, кто попадает сюда по зову Источника, получают тушки бригенов, – он ткнул в человекообразного с толстыми рогами. – Или примов, – мастер Сейтсе кивнул на обезьяну с ярко-синей кисточкой на хвосте. – Или шестилапых сектов, хотя они и страшны, как ваша смерть. На худой конец – этих пернатых недоразумений, ноги которых никогда не будет в моем Ангаре. А драками, как вы, здесь становятся только те, кто влез без очереди и по чужому билету.
Эштон почувствовал на себе взгляд и повернул голову. Прямо на него смотрела изумрудная рептилия с бледно-желтыми зрачками. В глубине их пряталось чувство, которое он столько раз видел у своих пациентов, что научился узнавать практически на ощупь, с закрытыми глазами, просто по тому, как дышит человек, сидящий в кресле напротив.
Это был стыд. Эштону не надо было оглядываться, чтобы понять, что другие рептилии в шеренге чувствуют то же самое. Сколько их было – получивших номер в Лотерее, выпросивших у Вселенной не предназначенное для них бессмертие, убеждавших себя, что они жертвуют собой ради кого-то, кто остался там, на Земле, умирать в своей одинокой земной жизни?