Западное побережье предпочитало жить, не касаясь земли ногами, – так, словно ее вообще не было. Всё, что имело значение, происходило выше пятого – шестого уровня, на насыпных площадках каскадных парков, на искусственных улицах, опоясывавших средние этажи офисных небоскребов. Но земля все-таки была – влажная, вязкая, засыпанная случайным мусором, пахнущая холодным, талым, чужим.
Оскальзываясь на обрывках сгнивших коробок из разлагаемого экопластика, Дрейк двинулся дальше, забирая вправо, и скоро оказался у подножия бетонной стены, угол которой терялся далеко впереди. Это было начало развлекательного комплекса, занимавшего пару кварталов. Отыскав лестницу, ведущую на технический уровень, Дрейк поднялся наверх и прислушался.
Улица над головой жила обычной ночной жизнью. Где-то рядом гудела эстакада; по искусственному покрытию то и дело цокали каблуки. Сквозь туман долетали взрывы хохота и обрывки разговоров, растворявшиеся во влажном холодном воздухе. Сидя на корточках возле ржавых перил, облепленных прозрачными каплями, Дрейку наконец удалось различить тихое жужжание дронокамеры вверху справа. Судя по звуку, она курсировала вдоль стены здания. Улучив момент, когда дронокамера развернулась и начала удаляться, Дрейк выпрямился и зашагал вперед, к светящемуся эскалатору, ведущему на уровень выше.
Вход в VR-салон располагался над пустыми витринами какого-то магазина. Поднявшись по шаткой лестнице, Дрейк нырнул в бархатную темноту коридора, слегка подсвеченную неоном, и толкнул дверь, ведущую к комнатам для просмотра личного контента.
Дерек Лоэнгрин был ценителем VR-порно с полным сенсорным погружением и завсегдатаем приватных салонов на обоих побережьях. Дрейк позаботился о том, чтобы платежи со счетов Дерека свидетельствовали о широте интересов и готовности к разного рода экспериментам. В среднем его сессия длилась от 20 до 35 минут: это давало возможность отсматривать данные даже с защищенных чипов – если для них не был нужен специальный служебный протокол; Дрейк не знал, сколько времени потребуется на взлом протокола, который использовался в «Кэл-Корпе», но оставаться в салоне дольше обычного получаса было опасно.
Усевшись в потертое кресло из искусственной алой кожи, Дрейк вставил в гнездо подлокотника запасной чип и активировал сенсорный шлем, положив его себе на колени. Комнату наполнили приглушенные расстоянием влажные шлепки и крики: это был 34-минутный ролик о высадке инопланетных рептилий с огромными скользкими яйцекладами на один из курортных островов юго-западного побережья. Саундтрек к ролику Дрейк знал наизусть – это помогало ориентироваться во времени.
Вынув из кармана дешифратор, он вставил в него чип Мии и вытянул обе антенны, между которыми вспыхнул голографический экран. В объемной проекции замелькали длинные ряды цифр и букв: начался подбор протокола для входа в массив данных.
Рептилии успели отыметь по меньшей мере половину постояльцев первого класса, прежде чем на экране появилась статистика по номерам за последние две недели. На просмотр и анализ оставалось не больше восемнадцати минут, так что Дрейк сосредоточился на том, что знал: левые номера, которые скупают дельцы вроде Рогана, должны как-то поступать в систему «Кэл-Корпа» вместе с легальными, чтобы их можно было потом использовать.
Он нашел их довольно быстро – это были номера «из ниоткуда»: ни до одного Центра Сновидений на всех шести континентах они не прослеживались. У каждого номера в системе был свой уникальный код, но, задав выборку по номерам «из ниоткуда» и несколько раз отформатировав ее по разным параметрам, Дрейк обнаружил в середине их кодов повторяющуюся комбинацию букв и цифр: это был маркер, отличавший левые номера от легальных в системе «Кэл-Корпа».
Интересно, мельком подумал он, был ли среди этих букв и цифр номер, полученный Дрейком Холуэллом, – такой же анонимный и чужой, как и все остальные, – или Роган уже использовал его для собственного Переноса.
«Только не туда, ради бога, нет!» – выдохнул испуганный мужской голос из шлема: оргия на курортном острове приближалась к кульминации. Изолировав массив номеров с комбинацией-маркером, Дрейк задал уточняющий поиск по номерам, прошедшим регистрацию, и озадаченно уставился на результат.
Все левые номера проходили официальную регистрацию в системе «Кэл-Корпа» и попадали в Лотерею, где доставались успешным финалистам.
Это не имело никакого смысла. По статистике, около четверти всех полученных человечеством номеров передавались в Лотерею. Даже при растущих объемах и частоте финалов «Кэл-Корп» никогда не испытывал в них недостатка. Да и зачем рисковать, выстраивая сложную теневую схему с участием множества людей, из которых каждый в любой момент мог попасться или проговориться, если уже существует точно такая же и абсолютно легальная система?
…Влажные шлепки сменились разноголосым повизгиванием: до отлета инопланетных рептилий оставалось минут шесть. Дрейк задал несколько поисков почти наугад. Закономерность, которую он пытался обнаружить, была на виду, но длинные ряды цифр и букв надежно заслоняли ее от любопытных взглядов. Если бы рядом была Мия, она подсказала бы, куда смотреть, подумал Дрейк – и неожиданно вспомнил: утилизация.
Раз в неделю Мия должна была заверять пересчет номеров – это происходило на звонках по утилизации. Дрейк изолировал подлежащие утилизации номера и задал поиск повторяющихся элементов в их уникальных кодах.
«Да, да, да-а-а!» – сдавленно прохрипел чей-то голос и немедленно подавился.
Примерно у четверти всех утилизируемых номеров в середине уникального кода тоже была повторяющаяся комбинация-маркер – но другая, не та, которой отмечались номера, поступавшие от перекупщиков.
Все номера, отмеченные этой второй комбинацией, были получены абсолютно легально из Центров Сновидений на разных континентах. Но перед регистрацией в системе «Кэл-Корпа» некий скрытый алгоритм заменял часть их уникального кода комбинацией-маркером, так что при возврате первичными получателями этих номеров становились совершенно другие люди.
Система квотирования в «Кэл-Корпе» учитывала статистику по утилизации номеров, поэтому алгоритм, судя по всему, выбирал номера случайным образом. Но некоторая закономерность всё же была: всякий раз, как в систему поступал очередной номер от перекупщика, один из полученных, но еще не зарегистрированных номеров переименовывался и отправлялся на утилизацию – то есть тому, кто за него заплатил.
У Дрейка закружилась голова, и он несколько раз моргнул, всё еще глядя на цифры.
Это была ошеломительной красоты и точности схема продажи номеров по запросу – продажи, которая была строжайше запрещена конституциями всех шести континентов сразу после того, как открыли механизм добровольной передачи номера. Сидя в бархатной темноте приватного VR-салона, Дрейк смотрел на грандиозный воровской общак номеров, хранившийся на виду у всего человечества – в «Калипсо Корп», самой известной корпорации на планете.
Значит, мой номер достался не Рогану, машинально подумал он – и вдруг понял, что уже несколько минут слушает тишину. Рептилии давно покинули остров, унося с собой обессиленные тела людей, и растворились в ледяной пустоте дальнего космоса…
VR-шлем на сенсорном тросе с тихим жужжанием пополз к потолку. Сунув дешифратор и оба чипа в карман, Дрейк приложил к двери идентификатор на имя Дерека Лоэнгрина и вышел из комнаты.
Слежки по-прежнему не было, но теперь он понимал, почему. В «Кэл-Корпе» прекрасно знали про утечку данных: Гатто Зильбера убрали сразу после того, как это произошло. Версия, что, допустив утечку, кто-то пытался поймать на живца заказчика этих данных, разбивалась о масштабы схемы, часть которой Дрейку удалось увидеть. По сравнению с этой схемой Дерек Лоэнгрин был песчинкой, налипшей на подошву; в убийстве его было больше мороки, чем выгоды. Зато его можно было использовать как диагностический вирус – чтобы проверить систему на прочность.
Расследованию, затеянному Дрейком, никто не собирался мешать. Наоборот, ему давали подниматься по разматываемой цепочке всё выше и выше, так высоко, как только возможно, – чтобы выявить слабые места этой цепочки и понять, до какого уровня по ней в принципе можно подняться.
Отработанные звенья немедленно зачищали – как Гатто. По мере того как Дрейк поднимался по цепочке вверх, ее нижняя часть просто переставала существовать, закрывая всякую возможность пройти по его следам с официальным расследованием Департамента.
Что ж, подумал Дрейк, сбегая по лестнице и окунаясь в неоновые огни клубных витрин, где танцевали, соблазнительно двигая бедрами, голографические 3D-модели в полупрозрачном белье. Так я хотя бы увижу всю цепочку целиком.
О том, сколько еще будет отработанных «звеньев», он не думал – точно так же, как не думал и о сотрудниках Департамента под прикрытием, когда начал войну против Рогана на Востоке. Так же, как не думал о них и Ванхортон, когда пил кофе на кухне у Лиз, убеждая ее, что она поступает правильно. Люди считают, что их решения верны, только потому, что понятия не имеют о последствиях, сказал себе Дрейк, и на всякий случай повторил это еще раз. Только так и можно принимать хоть какие-то решения.
Подрочив на любимое VR-порно, Дерек Лоэнгрин обычно ехал в мотель спать. Но сейчас в этом не было особого смысла: до установления контакта со следующим звеном цепи он всё равно не был никому интересен. Следили, скорее всего, за звеньями – и это было еще одним подтверждением, что Мия – просто случайный винтик, которым некоторое время попользовались.
Поискав глазами подходящую вывеску, Дрейк поднялся по сверкающему эскалатору и влился в толпу разодетой молодежи с серебристым блеском в глазах, что толклась у входа в танцевальный бар «Прио». Ему надо было подумать, а думалось ему лучше всего в оглушительном шуме и грохоте. Лиз называла это «мысленным заиканием» и говорила, что Дрейк может спокойно думать о неприятном, только если не слышит собственных мыслей.