Он осторожно высунул нос из-за угла. Возле гиросферы, груженной фруктовыми ящиками, стоял толстый плешивый прим с лысым крысиным хвостом. Он уже несколько раз приезжал в Ангар с грузом недозрелых фруктов, но теперь в его отвратительной рыхлой тушке было ледяное сознание Доппеля.
Халид, кажется, тоже что-то почувствовал. Подойдя к приму ближе и взглянув в заплывшие красноватые глазки, он вдруг поежился и сделал полшага назад.
– Хвала Старейшему, – насмешливо протянул прим, капнув слюной себе на грудь. – Ты как будто не рад меня видеть.
– Старейший с нами, – сдержанно кивнул Халид. – Честным торговцам в Ангаре всегда рады.
– Но не всем. – Прим засмеялся, хотя укрывавшееся в нем иссиня-черное сознание оставалось холодным и собранным.
Халид промолчал, сделав вид, что рассматривает ящики на прицепе.
– Знаю-знаю, ты привык обсуждать дела не со мной, а с этим пройдохой Шорпом. Шорп! – заорал прим так, что Халид вздрогнул, а несколько рабочих драков испуганно обернулись. – Тащи сюда свою тощую бригенскую задницу.
Иффи-фэй вылезла из гиросферы и встала чуть поодаль, не глядя на Халида и неловко склонив голову, как ребенок, у которого болит ухо.
– Хвала Старейшему, – произнес Халид, глядя на нее с беспокойством, хотя всё его сознание наполнилось влажным, горячим счастьем.
Иффи-фэй бросила испуганный взгляд на толстого прима и ничего не сказала. Счастье внутри Халида тут же сменилось холодной мятной воронкой.
– Что случилось? – спросил он ее, забыв про всякую конспирацию.
Иффи-фэй молча смотрела в землю. Халид перевел взгляд на прима, который откровенно наслаждался ситуацией.
– Давай скажи ему, – наконец прошепелявил он, хлопнув Иффи-фэй по спине хвостом.
– Ставки растут, – тихо сказала Иффи-фэй, не поднимая глаз. – А никакой информации так и нет. Они думают, что ты тянешь время, чтобы спасти своего любимчика.
Это о нем говорят, внезапно понял Эштон. Еще пара побед на Арене – и ставки против него станут «им» не по карману.
– Давай, Шорп, – прим хлопнул хвостом посильнее, и Иффи-фэй охнула: это уже напоминало удар хлыста. – Не тяни, скажи ему всё до конца.
– Они думают, – прошелестела она, упорно глядя себе под ноги, – что ты пялишь его втихаря где-нибудь за бараками.
Прим расхохотался, разбрызгивая слюну. Угольно-черная кисточка на хвосте у Халида дернулась, лезвия нежно зазвенели. Услышав звон, прим резко оборвал смех и кивнул в сторону гиросферы.
– Ладно, – сказал он, и Эштон почувствовал, как иссиня-черное сознание подобралось, словно хищник, готовый к прыжку. – Мы ж не затем приехали, чтоб оскорблять здешних хозяев, верно? Давай, Шорп, тащи наш подарок.
Иффи-фэй впервые за весь разговор подняла голову и взглянула прямо в глаза Халиду. В ее взгляде была какая-то мучительная просьба, но даже Эштон не смог разобрать, о чем она просила. Иффи-фэй повернулась и пошла к гиросфере. На сером затылке, чуть ниже основания черепа, где раньше светился серебристый чип Переноса, теперь заживал свежий бугристый шрам. Теплая охра вытекла из Халида, словно его сознание разом побледнело, став пепельно-серым.
Халид медленно повернулся к толстому приму.
– У нас был договор… – начал он срывающимся от ярости голосом.
– И мы его выполнили, – толстый прим лениво пожал плечами, но иссиня-черное сознание Доппеля внимательно следило за Халидом, готовое в любую секунду отразить удар. – Шорп жив. Просто он теперь смертный.
– Как… – у Халида перехватило дыхание. – Как это случилось?
– Соблазны свободной жизни, – притворно вздохнул прим. – У него в вещах нашли фрукт из тех, что были предназначены для Ангара.
– Кто нашел?
– Я. – Толстый прим взглянул на Халида с откровенной издевкой. – Шорп, конечно, всё отрицал, но с ворами на Периферии разговор короткий. За первое же подобное нарушение вырезают чип. Конечно, потом его могут вставить заново – но уже только в Банке Памяти, после проверки сознания. А то мало ли кто на самом деле шарится в этих дешевых гибридных тушках, да? – Прим пихнул Халида локтем в бок и захохотал.
Когтистые пальцы Халида сжались на рукояти парализатора. Иссиня-черное сознание заставило тушку прима переступить толстыми лапами, принимая более удобную для схватки позу…
Тут из гиросферы вылезла Иффи-фэй с небольшим свертком в руках. Не поднимая янтарных глаз, она отдала его Халиду и отошла, по-прежнему наклонив голову набок, – рубец после удаления чипа стягивал ей кожу на шее. Халид не глядя сунул сверток в чехол. Запах его сознания истончался на глазах, дрожа, как воздух над раскаленным песком.
– Откуда я знаю, что Шорп – это всё еще тот, о ком был договор? – выдавил он.
– Хочешь – найди ищейку, проверь, – усмехнулся толстый прим. – Если не доверяешь.
Иффи-фэй подняла глаза на Халида и тут же опустила снова. Халиду не нужна была никакая ищейка, чтобы узнать ее в любом теле, и Доппель, наблюдавший за ним сквозь красноватые глазки прима, прекрасно это понимал.
– Но можно поступить проще, – сказал он, делая шаг к Иффи-фэй и берясь за одну из тонких хитиновых лапок. – Если Шорп – это кто-то другой, так его и не жалко, правда?
Жирные когтистые пальцы с неожиданной силой сжались чуть выше среднего сочленения. Послышался хруст, и лапка бессильно повисла на обнажившихся сухожилиях.
Иффи-фэй дернулась, резко втянув в себя воздух, и закусила губу. Тоненькая струйка огненной крови потекла на подбородок.
Толстый прим не торопясь взялся за следующую…
– Нет! – сдавленно крикнул Халид, подавшись вперед. – Что надо сделать? Я всё сделаю, только… не надо.
Толстый прим подождал, прежде чем выпустить лапку Иффи-фэй, и с каждым мгновением ожидания запах сознания Халида становился всё более пустым и бесцветным. Эштону пришлось высунуть язык на всю длину, чтобы уловить остатки в пыльном нагретом воздухе.
– Сгинь, Шорп, – коротко приказал толстый прим, по-прежнему глядя на Халида, и, понизив голос, продолжал скороговоркой: – Накануне ближайшего выезда ты дашь ему яд гхиары. К выходу на Арену как раз подействует. Есть у него какая-нибудь любимая еда?
Халид молчал. Эштон затаил дыхание, глядя, как дрожат когтистые пальцы, лежащие на рукоятке парализатора. Охристый запах сознания понемногу возвращался к Халиду – неровными сгустками, как кровь из разбитого носа, заполняя его прежней спокойной уверенностью.
– Нари, – наконец произнес Халид. – Он любит личинки нари.
Выезд объявили через несколько дней. Помимо опытных бойцов вроде Эштона в нем должен был участвовать и молодняк, так что ворота в Ангар не закрывались ни утром, ни вечером, пропуская гиросферы с припасами.
В этой суматохе легко было затеряться, чтобы перехватить лишний кусок. Эштон привык ускользать из барака ближе к вечеру, когда Ролло, Халид или кто-то из их подельников отправлялся сортировать грузы, поступившие за день. Но в этот раз он затаился и просто ждал, урывая себе тощих птиц во время общих кормежек и питаясь неясной надеждой, которую сам не мог объяснить, – до тех пор, пока Халид не сказал ему, что с очередной поставкой Ангар получил несколько свежих личинок нари.
Следующий день был последним накануне выезда – а значит, действовать надо было уже сейчас.
Мастер Сейтсе жил где-то за пределами Ангара, приезжая то с утра, то после полудня. Обращаться к нему без запроса было строго запрещено – за это полагалось немедленное наказание. Прямой доступ был только у надсмотрщиков – и у тех, с кого он собственноручно снимал баллы. Например, у Восемнадцатого.
Надсмотрщики сновали по всей территории, но Эштон знал, что встретит Халида в середине дня в переходах между рабочими бараками.
Прим появился из-за угла как раз тогда, когда Эштон почувствовал острый соломенный запах за стенкой ближайшего барака: Восемнадцатый только что опорожнил бочку на малой арене и возвращался за новой порцией.
– Халид! – негромко позвал Эштон.
Соломенный запах сознания за стенкой замер. Прим обернулся.
– Ты мне кое-что обещал, – Эштон высунул из пасти язык и уселся на хвост, как собака в ожидании угощения.
Халид сморщил нос, на мохнатой морде появилось выражение облегчения.
– Когда белое солнце зайдет, – сказал он, – приходи к дальнему продуктовому складу.
Эштон кивнул. Халид повернулся и исчез в проходе между бараками. Приоткрыв пасть пошире, Эштон пошевелил основанием языка: острый соломенный запах исчезал вслед за Халидом.
На закате боевых драков выпустили размять ноги: выезд был назначен на раннее утро. Последние лучи белого солнца серебрили крыши и стены бараков, отступая перед наползающими багровыми сумерками.
Выбравшись с тренировочной арены, Эштон направился к дальним складам, пробуя воздух длинным раздвоенным языком. Рабочих драков уже загнали в бараки. Протискиваясь меж тонких металлических стенок с щелями для вентиляции, Эштон ощущал их резкие цветные запахи, сплетавшиеся в запутанные клубки, и слышал хруст сухих перьев под тяжелыми перепончатыми лапами. Острого соломенного запаха среди них не было – это внушало надежду.
Миновав длинный проход между техническими бараками, Эштон свернул налево и оказался на небольшой площадке, куда выходили три низких строения с толстыми железными стенами. Здесь хранились самые ценные припасы, предназначавшиеся для надсмотрщиков и мастера Сейтсе. Сорок первый пару раз приводил сюда Эштона, чтобы произвести на него впечатление; эти походы до смешного напоминали свидания с ужином в ресторане.
Халид ждал в дальнем углу площадки. У ног его, перебирая полупрозрачными лапками, кверху брюхом лежала жирная полосатая личинка.
– Быстро, – сказал Халид. – Бараки скоро закроют.
Личинку такого размера Эштон мог высосать в три глотка на ходу. Но сейчас он нагнулся и осторожно высунул язык, делая вид, что примеривается к зубастому входному отверстию. Личинка задергалась, пытаясь перевернуться. Острые костяные пластины задвигались, как шестеренки, – и в голову Эштону ударил крепкий бордово-коричневый запах.