л, любите ли вы родину? Я, конечно, имел в виду Россию. Вы ведь по взглядам державник?
Я кивнул головой.
– Естественно, офицер-пограничник иным быть не может. Чувство границы – одно из проявлений менталитета подлинного державника… За время службы в нашей фирме у вас, вероятно, накопилось много вопросов. Насколько я знаю, вы нелюбопытны. Чтобы не ввергать вас в долгие сомнения, скажу сразу, что скоро на все вопросы вы получите ответы, причем будете удовлетворены. Поверьте, я знаю людей, особенно представителей афганского братства. Дело, за которое мы стоим, – это спасение Отечества. У нас много врагов, они знают нашу силу; и наша борьба с ними, вы, наверное, сумели убедиться, бескомпромиссна и жестока. Поэтому нам нужны такие крепкие парни, как вы.
– Избавьте только от «мокрухи», – попросил я.
– Это вас касаться не будет, – подчеркнуто резко заметил босс и пристально глянул на меня.
Я понял, что сейчас последует нечто важное. Но Вячеслав Викторович меня, прямо скажем, разочаровал.
– Я хотел бы вас попросить конфиденциально присматривать за Ванькой Вераксой.
– За Джоном?
– Да.
– А в каком смысле? – решил уточнить я.
– Не придуривайся, Резвый!
– Резвый – это кто?
– Ты, а кто же!
– Лошадиная фамилия…
– Лошади – тоже люди… В общем, будешь докладывать мне обо всех нарушениях, странностях с его стороны. Понял? Ты же бывший пограничник, чего тебе рассказывать?
– Да нет, тут особый талант нужен. Я в этом деле не мастак… Уж лучше пусть он за мной последит, – поспешно отказался я.
– А я и без тебя найду, кого поставить над тобой. Можешь идти. Бастилин даст тебе еще одно задание…
Бастилин тоже внимательно осмотрел меня, видно, заинтриговало мое опухшее лицо. Очень душевные люди работают здесь. Хоть бы кто-нибудь по-простому высказал сочувствие. Вот оно, капиталистическое естество: человек человеку волк и не брат.
Сегодня мне вновь дали понять, что я попал в серьезное учреждение. Бастилин собрал нас, то есть меня, Вераксу, прыщавого Леву, хмурого усача с плешью и – простоватого увальня, в котором я тут же признал «сержанта милиции», задержавшего меня после памятного рэкета в ресторане.
– А где старлей? – спросил я.
«Сержант» сделал глупое лицо и спросил, какого старлея я имею в виду.
– А вот придуриваться тебе не идет: и без того вид туповатый.
«Сержант» что-то буркнул и отвернулся.
Бастилин привел в комнату человека, в котором без труда угадывалась военная выправка. Бесстрастное выражение на лице, пронизывающий взгляд, резко очерченные скулы, мешки под глазами. «Наверняка подполковник или полковник», – определил я.
Гость поздоровался и без предисловий начал:
– Я прочту вам несколько лекций специального курса. Слушать прошу внимательно, записей не вести, все вопросы в конце. Первая лекция – «Оперативная работа, ее задачи, назначение и общие принципы». Затем вы много чего узнаете о принципах сбора и анализа информации, способах добывания данных, наружном наблюдении, о способах его ведения. У нас будут и практические занятия, например, по выявлению наружного наблюдения… Некоторые из вас, посмотрев кучу «боевиков», считают себя вполне способными вести «наружку» или, наоборот, выявить такое наблюдение за вами. Советую всем тут же выкинуть всю эту чушь из головы. Потому что… – Полковник сделал многозначительную паузу. – К настоящей разведке это не имеет никакого отношения. Простейший вопрос. – Он вдруг ткнул в мою сторону пальцем. – Опишите портрет вот этого человека.
Я проследил за движением пальца. Он остановился на «сержанте».
Черт побери, ведь я недавно это делал! Ну, что ж, дам полковнику прочувствовать, что такое спецназ.
– Пусть он встанет! – командным голосом произнес я и, продолжая сидеть, стал чеканить, как строки из боевого приказа, устава или других зажигающих документов: – Возраст – около двадцати пяти лет. Пол, как видим, мужской. Национальность – предположительно русский. Рост средний. Телосложение – коренастое, типичный увалень, походка – враскоряку. Жировые отложения на животе – по причине неумеренного употребления пива. Голова небольшая, яйцевидная, скошенный затылок, лицо квадратное. Волосы светлые, стриженые. Лоб присутствует, скошен к затылку. Брови косовнутренние, треугольные. Глаза круглые, черные и выпуклые, ресницы короткие. Нос крупный, опущенный, примятый. Контур спинки носа вогнутый. Рот большой, губы еще больше. Наблюдаются зубы из желтого металла – два передних. Прикус неправильный. Подбородок широкий, лопатообразный. Уши крупные, оттопыренные, красные, в профиль – пельменеобразные…
– Достаточно! – перебил меня полковник. – Предмет вы знаете, служили в органах?
– Я еще про Х-образные ноги не сказал, – с сожалением заметил я. – А вот в органах, увы, не служил…
Полковник назначил меня старшим учебной группы.
Когда стемнело, вместе с Вераксой поехали снимать коробочки. Что это такое, я не знал, но надеялся со временем выведать, может, даже в эту ночь. Я сидел за рулем, а Джон, бездельничая, стал рассказывать историю своей замечательной жизни. В бархатном детстве он успел отсидеть несколько лет в колонии для несовершеннолетних за грабежи и разбои. Потом торговал ночным пивом. Киоски тогда закрывались в десять, а мужики к этому часу только к «лакировке» приступали. Заранее закупленное в магазине пиво шло бойко и доходно.
– Потом киоски стали работать круглосуточно, все поняли выгоду, а мы с корешами сменили профессию: стали бомбить ларьки. Приходишь под вечер, а то и днем. Стучишь в дверь: «Открой, парень, халява есть, срочно ящик водки толкнуть надо по дешевке: через твое окошко не влазит!» Открывает, а мы тут его с игрушечным пистолетом на понт. Гони выручку! А он, лох отмороженный, все тебе отдает. Блин, простые деньги, только когти рвать надо, пока кодла не соберется… Хорошо шли дела, поднялся на высшую касту – как питон выполз. Тут телки-метелки пошли, в натуре, тусовки-мусовки… Кабаки, рестораны, шмотье-мотье.
Веракса заболтался, и мы проскочили первую точку. Поэтому пришлось сделать круг, чтобы возвратиться назад. Остановились мы возле черной, может, так показалось в полумраке, вывески с незапоминаемой надписью, что-то вроде «Альфаснабтрестбанккредитотлично». Веракса вышел из машины, подошел к дереву у входа, оглянулся, привстал на цыпочки, дотянулся до дупла, заткнутого смятой бумагой, вытащил ее, а затем – коробочку. В машине он открыл ее, вытащил флэш-карту, вставил другую и поменял батарейку.
– Что это? – спросил я, хотя уже все понял.
– А ты не знаешь? – удивился Веракса. – Это электронное ухо… Запоминай места, будешь сам ездить. Дело простое, главное, чтобы никто не засек, как ты шастаешь туда-сюда с коробочками. Вставляешь свежие батарейки, кассеты, а записанные волокешь к аналитикам. Не позднее трех ночи. А они к девяти должны подготовить справки: развернутую – для Бастилина, краткую – для Вячеслава Викторовича… Теперь давай на Тверскую!
Я послушно свернул, потом за казино «Шангри-Ла» мы свернули еще раз, потом еще. Очутились во дворе перед глухой каменной стеной. Веракса уверенно вытащил из нее кирпич, затем – коробку и вновь проделал те же самые манипуляции.
– А там что? – кивнул я в сторону стены.
– А хрен его знает, тебе сильно надо? Лично мне – по барабану! И тебе не советую уши разминать. А то вместе с ними и голову отрежут…
– Это точно, – поддакнул я, вдруг подумав, что Веракса, несомненно, получил аналогичное задание от босса присматривать за мной.
После третьей точки Веракса предложил выпить и достал из сумки бутылку водки и кусок сервелата. Я отказался.
– Боишься на ментов нарваться? Откупимся… А я децал водочки возьму на грудь.
– Чего? – не понял я.
– Децал – слегка.
– А-а, в Закарпатье говорят «деци», сто граммов.
Вот так всю ночь я и обогащался. К полтретьему мы были в конторе и вручили флэшки и использованные батарейки плюгавому очкарику, которого вызвал охранник. Дальше порога нас не пустили – не положено по инструкции. И мы с Вераксой разъехались по домам.
До двенадцати я отсыпался, а когда приехал в офис, сразу угодил на очередное занятие. Полковник обучал нас организации и способам наружного наблюдения. Он показывал, как надо изменять походку, голос, внешность. Неожиданно «сержанту» стало весело, особенно когда наш инструктор пошел враскоряку. Полковник отреагировал молниеносно:
– Встать! Пятьдесят отжиманий от пола.
«Сержант» недоуменно поднялся.
– Живо! – прикрикнул полковник и приказал мне делать подсчет.
Мне это было нетрудно. Смешливый сдох на сороковом…
С тех пор никто не позволил себе даже пикнуть.
Каждый из нас теперь носил с собой парик, накладные усы и бороду.
На следующий день я получил новое задание.
– Поедешь на видеосъемку, – сказал мне Бастилин. – Только не на «Жигулях», возьмешь «Мерседес». На нем уходить лучше.
Оператор, человек с проплешиной и обсосанными усами, за всю поездку не проронил ни слова, назвал только адрес. Мы остановились на оживленной улице. Напротив возвышался огромный серый дом, который буквально рябил от различных вывесок.
Плешивый приоткрыл окно, установил на заднем сиденье картонную коробку, на нее поставил сумку с многочисленными «молниями». На меня он так и не глянул, я был вроде как нанятый извозчик. Около получаса он скрытно снимал выходивший из дверей народец, потом, не повернув головы, будто рядом было пустое место, небрежно бросил:
– На базу!
Я достал сигарету и закурил. Не терплю хамов.
– Ты что, не понял, шофер! Дуй в офис!
Он впервые с изумлением посмотрел на меня.
– Во-первых, я не шофер. Во-вторых, тебя, кажется, в детстве не научили вежливости.
И мой пассажир буквально взвился. Есть люди, которые мгновенно приходят в неописуемую ярость. Смею заметить, все они – урожденные хамы. На генетическом уровне.
– Ах ты, сявка! – услышал я за спиной продолжение. – Срочную съемку морозишь!