50. Фея на побегушках
Кубик был безупречно вежлив:
— Оставляю вас с дамой. Тем более, что мы обо всем договорились.
И он величественно удалился.
Дина вошла в комнату и первое, что ей бросилось в глаза — две юбки на журнальном столе:
— А ты здесь не скучаешь.
— Юбка белая, юбка красная. Для французского флага не хватает синей. На вас как назло синяя.
— Ты мне уже говорил о своих предпочтениях.
— Я не хотел вас обидеть.
— Через несколько дней я уеду. Но пока еще работаю в министерстве. Помочь тебе с документами не могу, они действительно пропали. Но кое-что я для тебя сделала, я закрыла дело о прогулке по улице. Что касается истории со шпагой, к тебе претензий нет.
— Вы знаете, кто художника шпагой?
— Догадываюсь. Те же, кто прошел через двери и разукрасил Лимоне задницу. Морковка и компания.
— А зачем они это сделали?
— Они искали в запаснике у Ады картину Дали и боялись, как бы художник их не опередил. Но теперь Ада передала весь запасник музею. Ничего интересного там не нашли. На что ты живешь? — она открыла пакеты, которые принесла Лимона. — Неплохо. Сердобольная Ада тебя не забывает.
— Не забывает.
— Кто принес пакеты?
— Лимона.
— Так вот чья это юбка. Но почему она её сняла? Надеюсь, ты не собирался выполнить третье условие.
— Нет, на невинность этой дамы я не посягал.
— Ты уже обедал?
— Нет.
— Тогда я разогрею обед. У тебя душ работает?
— Работает.
— Я сначала приму душ.
И она отправилась в ванную.
— Хорошо, что не на кухню, — отметил про себя Борис. — Надо срочно выпускать дам из заточения.
Он открыл дверь на кухню:
— Выходите, и очень быстро.
Первой выскочила Вильма:
— Замерзла. Кто приходил?
— Дина. Она в душе.
— Значит, могу спокойно одеться.
Борис заглянул на кухню. Лимоны там не было.
— А где Лимона?
— Выскочила в окно.
— Со второго этажа!
— Со второго этажа.
— Без юбки?
— А зачем ей юбка! Ты видел её трусы?
— Не довелось.
— Адины трусы. Ярко красные с белыми розочками.
Борис представил себе, как из второго этажа выпрыгивает длинная худая девица в красных с белыми розочками трусах:
— Мне доводилось гулять голым по улице, но, чтобы в красных с белыми розочками трусах. Тогда бы меня точно в психушку отправили.
Одевалась Вильма с быстротой солдата последнего года службы.
— Я исчезаю. Прощай. Теперь навсегда. Жалко, мы потеряли много времени.
И убежала.
51. Ненадолго, но всерьез
А потом из ванной вышла Дина.
Массивные голые колени агрессивно торчали из-под банного халата, полы которого еле сошлись и держались на туго завязанном поясе, оставляя сверху и снизу обширные амбразуры.
— Я думала о тебе, Борис.
— В душе?
— И в душе тоже. У тебя есть только один выход. Тебе надо жениться.
— Зачем и на ком? — вежливо поинтересовался Борис и подумал: «Не надо было пускать её в душ!»
— Сначала, зачем. В бюро регистраций брака сидит девушка, которая поддерживает наше движение, с ней можно договориться. Она зарегистрирует брак, не спросив твой паспорт, и выдаст тебе справку, о том, что твой паспорт задержан у них в бюро. Потом в паспортном отделе паспортистка…
— Которая тоже поддерживает ваше движение, — подсказал Борис.
— Верно. Она выпишет тебе паспорт на фамилию, которую ты скажешь.
— И когда можно начать операцию?
— Очень скоро. Сейчас везде неразбериха, никому нет дела до своих служебных обязанностей.
— Значит, прямо сегодня?
— Нет. Наша девушка в бюро регистрации и девушка в паспортном отделе работают посменно. Завтра я тебе скажу, когда мы начнем операцию.
— Простите, а кого я возьму в жены?
— У тебя есть кто-нибудь на примете? — Она показала на две юбки. — Лимона в жены — исключено. Предложить тебе Вильму не могу. Она уже замужем.
— Тогда кто?
— Я.
От удивления Борис открыл рот.
— Ты же сам говорил о твоих предпочтениях. Будешь сочетать приятное с полезным.
— Я. А вы?
— Конечно, у меня есть свой интерес. Из министерства меня выгонят. Это не проблема. Никто не знает, что будет дальше с самим министерством. С министершей. Я уеду в Россию. И мне нужна русская фамилия. Фамилия Аристов мне подходит. Так что я буду совмещать обязательное с необходимым. Брак с обыденно продвинутыми отношениями меня устроит.
— Простите… а как вы относитесь к добрачным связям?
— В зависимости от обстоятельств.
Борис вспомнил любителя пословиц:
— Не надо откладывать на завтра, ибо завтра может не состояться.
— Ты прав.
Она подошла к дивану:
— Плацкарт на полторы персоны. С чахлой Вильмой уместиться можно. А вот с министершей только на полу.
— С министершей! — удивился Борис.
— А что! Она на тебя глаз положила. Но, судя по снятым юбкам, ее здесь не было. Белая юбка — визитная карточка Вильмы, она всегда снимает юбку, когда знакомится. Но вот красная юбка. Лимона отпадает.
— Ада.
— Ада тоже отпадает.
— Почему?
— Я хорошо знаю её плюсы и минусы, слабости и наклонности.
— Наклонности? Я догадывался, что с мужским полом она не в ладах…
— Чепуха. Она была счастливо замужем. Любила своего мужа.
— Это не мешает, и то и другое.
— Это в вашей актерской богеме бывает подобное.
— А вы кого любите: женщин или мужчин?
— Мужчин, красивых и умных.
— Это про меня.
— И богатых.
— Это не про меня.
— Иногда приходится уступать.
Она не стала снимать халат, просто раздвинула плечи, и он упал.
Борис был изумлен:
— Картина, достойная кисти Айвазовского.
— А ты думал!
Так началась его супружеская жизнь.
52. Счастливая супружеская жизнь
Партнерша по семейным узам разогрела принесенный Лимоной обед. Потом смотрели телевизор.
Борис решил, что самое время прояснить смысл так и не выполненных им заданий:
— Я догадываюсь, с какой целью я должен был соблазнить Лимону, вы хотели использовать внешнее сходство Лимоны с королевой.
— Да, это так. Мы бы показали фотографии адвокату, который ведет дела брата Елены и предупредили бы его, что в случае неприятного для нас решения, мы их опубликуем.
— Это понятно. Но зачем я должен был измерить расстояния между грудями Афродиты.
— Мужу Ады нравились её груди, и он во всех своих работах их рисовал. И в копиях картин французского художника он, скорее всего, должен был нарисовать их. Расстояние между грудями подлинника мы знали. Так что, если в картинах, находящихся у Ады, были изображены её груди, то подделку обнаружит любой специалист. Этого я боялась.
— Но почему я проверял размер только у Афродиты?
— Афина изображена в профиль, и проверить расстояние невозможно.
Дина выключила телевизор, а Борис подсказал:
— Самое время перейти к обыденно продвинутым отношениям. Вот с одной нашей актрисой…
Он уже готов был рассказать очередную историю, но Дина остановила его:
— Никогда не говори женщинам о тех, с кем ты переспал, говори только о тех, с кем ты хочешь переспать.
— Почему?
— Если ты перечислишь женщин, с которыми спал, твоя подруга поймет, что и о ней ты будешь рассказывать направо налево. И твои шансы понизятся. Иное дело, если ты перечислишь тех, с которыми у тебя не получилось, она будет чувствовать себя такой же недоступной, как и они. И у тебя получится.
— Вы мудрая женщина.
— Просто я умею отличать главное от пустяка. Искусство быть мудрым состоит в умении знать, на что не следует обращать внимания. Поставь будильник на восемь часов.
Утром, как и всякая порядочная супруга, она приготовила завтрак. И удалилась, сказав на прощание:
— Сегодня меня не будет. Появлюсь только завтра.
Счастливая супружеская жизнь Бориса продолжалась недолго. Всего один день.
16. Путь на волю
53. Рыжая дама и Констанция Бонасье
Рыжая дама, с которой Борис познакомился в бассейне, появилась на следующий день утром.
— Не ждал?
— Не ждал. Как ты меня нашла?
— Мне донесли, что ты живешь в квартире Вильмы. А этот адресок мне известен. Посещала.
— Рад тебя видеть. После нашего знакомства в бассейне…
— Я приходила в бассейн на следующий день. Потом мне сказали, что ты осел на вилле у вдовы художника. А там прочно обосновалась Вильма. Всё — поняла, — место занято, эта удержит всеми частями тела. Но теперь она сочеталась браком. А я про тебя не забыла. Как я в одетом виде?
Её полупрозрачная телесного цвета блузка и мало чем отличающиеся от плавок штанишки представляли собой следующий этап от купального костюма к повседневной одежде.
— Впечатляюще.
— Я обрадовалась, что тебя не посадили.
— Сижу под подпиской о невыезде.
— Когда я узнала, что ты эту свинью шпагой…
— Не я.
— А кто? Ты актер. Шпагой владеешь. Ты играл д’Артаньяна?
— Нет.
— Жалко. Это так романтично. Шпагой. Я себе представляю, ты — д’Артаньян, а я эта, как её…
— Констанция Бонасье.
— Правильно. В кино ее играла простушка с вихляющим задом.
— Перетт Прадье! — удивился Борис, но потом решил, что Перетт Прадье далеко, а рыжая дама — в переделах досягаемости, посему защищать французскую актрису не стал.
— Твоя правда.
Миранда вынула из сумки пакет:
— Что они там искали, эти мушкетёры? Вроде бы подвески королевы?
— Было такое.
— Так вот я достала кое-что поважнее подвесок. По крайней мере для тебя.
— Заинтриговала.
— Не разочарую. Но сначала так. Вас учили целовать дам по-мушкетерски?
— Нет, но я попробую.
— Попробуй. А я решу отдавать тебе подвески или нет.
И в этот неподходящей момент раздался звонок.
— Сегодня с гостями перебор, — Борис сосредоточился на поцелуе и открывать дверь не пошел.
Миранда поцелуй оценила.
— Констанция осталось бы довольна. Бери пакет и удивляйся.
Всё мог предположить Борис, но то, что он достал из пакета… Там были его документы. Те, что украли. Все. Паспорт, диплом, военный билет.
— Спасибо! Но как ты их достала?
— А вот это спрашивать не надо. Нашла у мужа в столе.
— Не знаю, как тебя благодарить.
— Догадайся. У тебя здесь очень жарко. В этой квартире почему-то всегда было жарко. Вильма вообще голой ходила. Если бы рядом был д’Артаньян, то эта Констанция… Помоги расстегнуть блузку.
Борис шустро исполнил просьбу и потом, не теряя темпа, блузку снял:
— У тебя красивый бюстгальтер.
Бюстгальтер был обыкновенный, но Борис по опыту знал, что подобные комплименты не остаются незамеченными:
— В Сан-Тропе на пляже дамы ходят без бюстгальтеров.
— Убедил.
И сняла бюстгальтер.
— И даже «нон-слип», — продолжал Борис.
— Опять убедил.
Она быстро сняла ненужное, продефилировала к окну, положила руку на подоконник:
— Оцени.
Но оценить Борис не успел. Дверь на кухню неожиданно распахнулась и пред изумленным взором Бориса и Миранды предстала… Лимона:
— Я принесла обед.
54. Без метлы, но с макаронами
Миранда замерла как в финальной сцене «Ревизора», только в отличие от героев Гоголя, она была, как бы сказал великий русский поэт, «в убогой наготе»:
— Борис, кто это?
— Это Лимона.
— Как она сюда попала!
Борис повернулся к Лимоне:
— И действительно, как ты сюда попала?
— Так через окно?
— А почему не через дверь? Обычно люди заходят через дверь.
— Я звонила, а вы не открываете. А у меня котлеты с макаронами остыть могут. Я помню, вы, Борис, не любите остывших котлет.
Миранда стояла как статуя в парке и хлопала глазами:
— Ну ты как ведьма! Тебе бы еще метлу.
— Почему как ведьма. Я по пожарной лесенке. Еще есть карниз, а внизу ступенька. Мадам Ада сказала, что вам, Борис, для здоровья обязательно нужно есть морковку.
— Нужно, — согласился Борис — И где она, эта морковка?
— Так за дверью. Сейчас принесу.
Она вышла на лестничную клетку, вернулась с двумя пакетами:
— Тут еще кисель. И хлеб.
Миранда, одевшись, пришла в себя:
— Многих дур видала, но такую, как ты…
— Да ты не волнуйся. Я никому не скажу.
— А тебе никто не поверит.
Она заспешила к двери.
— Остаться, — начал её уговаривать Борис.
— Нет, уж хватит. Впечатления у меня на целый год хватит. Внукам расскажу.
И она ушла.
— Ну я пойду — заторопилась Лимона. — Мне еще в гастроном.
— Ты и в прошлый раз по лестнице?
— По лестнице.
— И пошла в трусах по улице?
— А что делать!
— Тузуз-Лотрек! И как прохожие?
— Никто не обращал на меня внимания. Даже обиделась.
— Просто дни сейчас такие. А ты ловко по лестнице лазаешь.
— У меня был второй разряд по гимнастике. И третий по легкой атлетике, по копью.
— А разряда по шахматам у тебя не было?
— Не было, а играть я умею. Но плохо. Я заберу свою юбку.
— Можешь прохватить еще, что хочешь.
— Прихвачу.
55. Карету мне, карету
Лимона ушла. Борис еще раз проверил документы. Все на месте. Теперь можно уезжать. Только куда? Он вспомнил номер телефона своей партнерши по театру Юли Недобитовой и набрал междугороднюю.
Через час раздался звонок. Он снял трубку и услышал знакомый веселый голос:
— Слушаю вас.
— Здравствуй, Юленька! Это я, Борис.
— Борис! Живой!
— Живой. Как у вас дела?
— У нас? У нас всё как обычно. Худрук болеет. Сам понимаешь, что за болезнь.
— Понимаю. Кто у руля?
— Никто. «Три сестры» вчера играли без Тузенбаха?
— Совсем без Тузенбаха?
— Совсем.
— Ну ладно без одной сестры, тут бы и никто и не заметил, а то без Тузенбаха.
— Тут у нас такое творится! Приезжай.
— Я бы приехал. Но после того, что было…
— А ничего не было. То, что мы с тобой делали, теперь очень даже в почете. Смольников — в Москве. Поставил «Кармен». Так там в последнем акте Тореадор душит Кармен. Я была на спектакле. Очень впечатляет. Прямо мороз по коже. Спрашивает: «Молилась ли ты на ночь, Кармен?» и душит. Газеты писали, что это его очередной шедевр после «Ромео и Джульетты».
— Это после наших «Ромео и Джульетты»?
— После наших. А ты боишься приезжать. Теперь такой прогресс в искусстве, страшно подумать. Его «Кармен» признан лучшим спектаклем года.
— Я рад за него.
— Теперь он в Большом «Онегина» ставит. Представляешь, у него Ленский убивает Онегина.
— Очень неожиданно. А как же: «Куда, куда вы удалились»?
— Куда удалялись, туда и удалились.
— Но в Большом!
— А что Большой? Они там второй год «Игоря» без Кончака играют. Приезжай. Наш тебя встретит с удовольствием, он — старых правил. Послезавтра у нас в афише «На всякого мудреца», а Глумова нет. Сам понимаешь, Глумов — не Тузенбах, без него никак нельзя. Отменять придется.
— Завтра я буду у вас. Не отменяйте.
— Тогда всё отлично.
— Целую тебя. Всем привет. Всем.
Он повесил трубку:
— Надо срочно ехать. Если уж Ленский убил Онегина! Денег на билет третьего класса должно хватить. А Онегину так и надо, дядю своего не уважал.
Он набрал номер такси.
— Такси, пожалуйста. Восточная улица 27, квартира 8. Минут через сорок пять? Хорошо.
Через полчаса звонок. Борис открыл дверь. Перед ним стоял Треугольников:
— Такси заказывали?
— Треугольников!
— Он самый. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Как твои дела?
— Попал на виллу, а там мужика замочили. Пока отпустили. И я…
— Понял, можешь не уточнять. Сидишь под подпиской и решил смыться. Друзей по камере не предают. Но, забыли… Полегчало нашей бабушке — пореже стала дышать. Кто у тебя следователь?
— Кубик.
— Этот обязательно посадит. Надолго. Умней тебя были и те сидят.
— Вот я и на вокзал.
— А вот туда тебе нельзя. Там тебя возьмут.
— Да сейчас я вроде бы…
— А наводка на тебя осталась. Я тебя километров на сто отвезу и там посажу на поезд.
— У меня с деньгами не очень.
— Не зря что ли мы с тобой одну баланду хлебали. Поехали. В войне главное не победа, главное в ней не участвовать.