о она Гоголь и пишет (играет) на сцене «Записки сумасшедшего», – это уже близко к помешательству. Меньше всего мне хотелось бы играть Поприщина, но раскрыть тему сумасшествия России, по-моему, очень интересно. В музыке это есть, например у Скрябина. Но как решить эту задачу театральными средствами – вопрос. Уилсон уехал, прочитал Гоголя и прислал мне по факсу красивую графичную записку, которую не худо бы повесить на стену. Один критик, кстати, узнав, что Боб Уилсон хочет репетировать со мной, написал, что он выбрал в России самую западную актрису и лучше, мол, выбрал бы кого-нибудь из психологического театра. Но дело в том, что Уилсон никогда не работал в психологической манере и не любит этого направления. Здесь наши вкусы совпали.
10 июня 1999 г.
Том, здравствуйте! Как Вы понимаете из этого листочка – я в Японии. Здесь в театральном центре прекрасного режиссера Tadashi Suzuki проходит театральный фестиваль с 16 апреля по 13 июня. Я здесь с 1 июня проводила мастер-класс по психической энергии, тут почему-то названной системой Станиславского. Посмотрела блестящий спектакль Robert Wilson «Madama Butterfly». Раньше я думала, что в опере главное голоса (да и Маквала меня к этому приучила), но он сделал гениальную сценографию, свет, мизансцены, костюмы – я поняла, что театр есть театр и тут главное форма, от которой я получила эстетическое наслаждение. Сегодня буду слушать другую оперу – «Vision of Lear» – music by Toshio Hosokawa[16] в постановке Suzuki. Думаю, что тоже будет гениально. Но было и очень много драматических спектаклей, о которых особенно высоких слов не скажешь. В основном здесь отдыхаю и зову нашу гостиницу «швейцарской клиникой». Она не в городе, у меня две огромные комнаты, балконы выходят на поле для гольфа, дальше море и вдалеке Фудзияма. Красота и покой. Но лететь сюда из Москвы все-таки тяжело (около 10 часов), и думаю, что больше здесь не буду. Здоровье мое, тьфу, тьфу, тьфу, более или менее, но быстро устаю, и нет былой энергии. Осталось только любопытство, а это тоже движущая сила. Robert Wilson посмотрел меня в Москве в спектакле и предложил вместе работать. Я выбрала «Записки сумасшедшего» Гоголя, и туда можно вставлять немного из «Носа». Мне интересно проследить грань между «нормально» и «сумасшествием». Ведь то, что актриса играет мужскую роль, – это уже ненормально, а если сумасшедшая Офелия на сцене дает цветочки Гертруде – это, мне кажется, абсолютно нормально, так как это игра и сцена, а это для меня самое нормальное существование. Но работа запланирована на 2001 год, а до этого надо дожить.
Завтра возвращаюсь в Москву. Думаю в июле поехать в Карловы Вары попить водичку, а с конца сентября я в Paris, так как 25 сентября там у меня в Театре поэзии (около Центра Помпиду) сольный Пушкинский поэтический вечер.
Вот, Том, такие дела. Я рада, что Вы стали дедом, – в этом есть огромный смысл и радость, я думаю. Юлии мой нижайший поклон. Надеюсь, что мы все-таки увидимся в этой жизни. Обнимаю.
Всегда ваша —
Это вид из моего окна – правда, божественно! Освещение каждую минуту меняется, а поле остается такое же безмолвное, как и на этой картинке.
В центре – сакура. Сейчас там ягоды. Я их ем – похожи по вкусу на черемуху с вишней. Японцы эти ягоды не едят, только любуются цветением. Я спросила: почему не едите? Они ответили: потому что не едим.
Июнь 1999 г.
Дорогая Алла! Опять мастер-класс по психической энергии. Хотелось бы мне хоть раз побывать на таком уроке. А то, что Маквала тебя приучила любить оперу, – это правильно, конечно. В общем-то, главный элемент оперы – пение, голос. Если визуальное (видимое) было бы важнее, то как бы зрители терпели толстых, уже «зрелых» певцов и певиц, поющих роли молодых влюбленных? Конечно, пение несет эстетическую нагрузку (ответственность) для эффекта восприятия. Но есть и исключения, и «Madame Butterfly» – одно из них. Причины разнообразные, и я не буду здесь обсуждать общественную тему – роль расовой дискриминации. А специальная красота японского быта – его «миниатюризм» – требует уникальных по красоте эффектов, какие, вероятно, были в сценографии Bob Wilson.
Три или четыре года назад, тут в Бостоне, Seiji Ozawa – директор Бостонского симфонического оркестра – дирижировал «Madame Butterfly», которая меня тогда тронула до «ядра» (сердцевины) и все еще трогает, когда я ее вспоминаю. Мне редко бывают такие случаи, когда художественное произведение оставляет такой сильный эффект, что я опять и опять могу его пережить при его воспоминании.
Ты жалуешься, что нет былой энергии. Это от твоей операции? Но в конце концов ты, слава Богу, это пережила. Держись и дальше.
Набоков написал о Гоголе в своей книге «Nikolai Gogol» о «Носе» – он придает какой-то сексуальный оттенок символу «носа» в рассказе Гоголя. А ты знаешь, что я перевел «Ревизора» для постановки в Бостоне, даже посоветовался с Игорем Ильинским, который ранее играл и Хлестакова и Городничего. По-моему, Гоголь колоссальный юморист и недостаточный интеллектуал, как Набоков. Презираю его книгу о Гоголе, его тенденциозность. Гоголь и Мусоргский – их я ставлю рядом в тот самый русский пантеон: глубоко оригинальные, рожденные гении, страдающие из-за своей гениальности.
Открытка, которую ты прислала, – прелестна. Ты сидишь, глядя на Fujiyama, думаешь и размышляешь о Гоголе и сумасшествии, чувствуешь влияние страшного японского амбиента, ешь их ягоды, думаешь попить «водичку» в Карловых Варах, читать Пушкина в Париже – и все для тебя это реально, разумно, нормально. Ура! Это путь к здоровью.
А побывать в Японии, в совсем странной среде – приближает человека до обрыва сумасшествия, потому что всё там странно и непонятно.
Обнимаю тебя.
Р.S. Что значит, «тьфу, тьфу»? Это какое-то заклинание, что ли?
18 июня 1999 г.
Алла, здравствуйте! Пишу вслед своего письма. Взял эту бумагу, потому что мне легче писать на ней. Понимаю, что я потерял почти все, что знал (не очень много) о русском языке. Даже падежи забыл. Ваше письмо из Японии приехало через 30 минут после того, как мы разговаривали по телефону. Чудесно и… странно. А японская картинка с видом невероятно красива. Все так знакомое, но выражающее что-то глубоко духовное. Значит, японцы очень высоко ценят ваше художество – это не первый раз, как вы посетили Японию, кажется, что вы там играли «Федру» и ваш «Квартет». Мне очень жаль, что никогда не видел вас в «Квартете».
Спасибо за ваши замечания и добрые пожелания насчет нашего внука. Андрей действительно прелесть и радость нам всем. Очень активное дитя, уже (в 8 месяцев) подражает птицам; он – старая душа, по-моему. Очень задумчивое существо. Юлия, конечно, в восторге! Все эти материнские качества, которые она подавляла (сдерживала?) по отношению к нашим детям, она как-то выражает, когда она с Андреем. И он любит ее – это абсолютно ясно. Я, конечно, рад, но радость моя больше всего за них, мать и отца (сына). Они очень довольны и счастливы.
Алла: твое (если могу «tutoyer», в этот момент) письмо меня испугало/тревожило меня, как и предпоследнее. Этот ваш стоицизм, даже фатализм, хорошо совпадает с твоим русским характером, но, может быть, лучше в этот этап твоей жизни быть в руках положительного американского доктора. Как ты думаешь – не хотела бы приехать сюда на проверку? Объясни мне, пожалуйста, в чем дело. У тебя здесь возможность посещать таких гениев и жить при нас во время этого «осмотра».
Скажи, когда ты хочешь приехать сюда, и я устрою все, что нужно.
Обнимаю и целую.
20 июля 1999 г.
Том, здравствуйте! Пишу Вам из Карловых Вар – это курорт в Чехословакии. Пью тут воду. Я здесь уже раньше была при «советской» власти – раза два в санаториях и один раз на кинофестивале, как раз перед «чешскими» событиями в 1968 году. Мы тогда привезли фильм «6 июля», где я играла Спиридонову – противницу Ленина – и думала, что, несмотря даже на мою «гениальную» игру, я получу премию только за то, что она в 18 году выступала против Ленина, но чехи были так настроены против русских, что им было уже все равно, кто «за», а кто «против».
Курорт стал недорогой (например: в 3-звезд. отеле с лечением и питанием на 2 недели – 1200 долларов и с дорогой, конечно). За меня заплатила какая-то дружественная театру фирма. Вокруг слышна только русская и еврейская речь. В основном сюда едут из Израиля, где сейчас очень жарко (как, впрочем, и в Москве, где мается в 35-градусную жару мой муж со своим больным отцом, которого он не может оставить. Кстати, Том, из-за его отца, которому 95 лет и он живет с нами, я не могу Вас с Юлией пригласить к себе, хотя квартира у нас достаточно большая по московским понятиям – 5 комнат). Нас здесь небольшая группа актеров из московских театров, так что гулять есть с кем. Я чувствую себя довольно сносно, тьфу, тьфу, тьфу. «Тьфу, тьфу, тьфу» – это поговорка, чтобы не сглазить.
Том, я Вам бесконечно благодарна за все, что Вы для меня делаете, и за приглашение показаться американскому доктору. Пока, думаю, этого не требуется. А дальше… Как говорится, поживем – увидим. Вы правы: во мне действительно много фатального. Я убеждена, что от судьбы не уйти. Но лечиться надо, чтобы быть в форме. Если будут силы, с осени у меня опять поездки и работа. 25 сентября в Театре поэзии в Париже мой сольный концерт по Пушкину. Потом еду в Израиль и Италию. И надо начинать новые работы. Очень странно, что три (прекрасных!) режиссера – Анатолий Васильев, Теодор Терзопулос и Роберт Уилсон – мне предлагают играть мужские роли. В этом есть какая-то закономерность – женскую тему я исчерпала, вернее, мне стало это неинтересно играть. И к декабрю нужно сдать рукопись в издательство, условное название «Осколки зеркала», о моих талантливых друзьях, которые уже ушли из жизни.