Чёрт, куда я полез?!
Питая надежды на понимание, осветил компанию. Все показали знаками «о'кей», и мы продолжили погружение. На отметке «семьдесят пять» что-то случилось: один из французов вдруг заметался и резко рванул к поверхности. Я увидел, что Кака поймал его за лапу и пытается успокоить. Быстрый подъем с такой глубины грозил бы французу большими проблемами, может, и не смертью, но в любом случае Фуа-гра ему уже жрать бы не пришлось. Все собрались вокруг, пытаясь понять, насколько сложна ситуация. Парня могла охватить паника; и неожиданно для себя он осознал, что творит какую-то полную хуйню (я так же был в этом уверен!). А паника — самая страшная вещь, особенно под водой. Я уже слышал, что человек порой делает дурацкие вещи, например, вытаскивает изо рта регулятор и выкидывает его, а потом ломит вниз на всех парах. А может, у него азотный наркоз, про который я говорил. Но и тогда его надо ловить всей компанией, вдруг возомнит себя Ихтиандром?
Впрочем, ему, да и нам, кажется, повезло. Он знаками показал, что неважно себя чувствует, и твердо намерен всплывать, но зато пребывал в трезвом сознании. Отпустить его одного в таком состоянии было бы роковой ошибкой. Теперь нам надо либо разделиться, либо плыть всем вместе наверх. То есть Костя вытаскивал перепуганного туриста наверх, а я, как инструктор, продолжал спуск вниз с оставшимися. Меня подобная перспектива приводила в ужас, но куда я мог сбежать: назвался клизмой — полезай в жопу. Я с содроганием и какой-то надеждой глянул вниз: там не стало светлее и уютнее. Пасть отца-океана готовилась нас сожрать. Подумал об этом, к счастью, как оказалось, не только я. Стоило поднять взгляд на компанию, как стало ясно, что приятели француза решили плыть наверх.
«Ага, под предлогом санитарного сопровождения хотят сбежать!» — подумал я злорадно и в то же время необычайно радостно. Им было страшно, как и мне. Мне даже казалось, что я слышу учащённое биение их сердец. Кроме того, пока мы решали, что делать с беглецом, нас уже притопило до восьмидесяти шести метров… Чёрт, да давайте же наверх!
А наверху… ну, конечно, едва сняв костюмы и уняв дрожь, все… стали строить из себя героев.
— Так жаль, — сокрушались парни, — оставалось-то чуть-чуть.
— У меня сильно закружилась голова, — оправдывался виновник срыва, — я потерял ориентацию…
— Восемьдесят шесть — это не сто, но все-таки в два раза больше ваших прежних достижений! — констатировал Костя. — В следующий раз получится.
«Только уже не со мной!» — про себя добавил я.
Вечер мы провели в баре с Кравчуком. Он не признавался, как чувствует себя, я же знал, что должен снять стресс. Главная проблема, что я не был готов спасти человека, который, возможно, только на меня и надеялся. И в этом была какая-то подлость.
— Забей! — мудро заметил Кравчук. — Ты сюда влип случайно, но зато здесь уже есть Юлик, который может утопить кого угодно в силу собственной трусости. Чем больше будет развиваться туризм, тем больше будет работать халтурщиков. Когда я начинал, людей, занимающихся дайвингом, были единицы. Меня учил человек, работавший в команде Кусто, а сейчас любой может стать инструктором.
— И заявить, что он профессионал, и получить с людей НЕМАЛЫЕ ДЕНЬГИ! — Я решил подколоть Кравчука, зная, что с французов получено довольно богато.
— Ну, сколько человек готов заплатить за свою жизнь, столько она и стоит! — Он даже не обиделся. — Они могли нанять инструктора подешевле, да любой здесь пошел бы за меньшую сумму, чем получил я. Но ребята оказались не лохи. Зачем им рисковать? А с людьми, которые свою жизнь ценят дешево, я и сам бы никуда не пошел — это самоубийцы. Знаешь анекдот на эту тему?
Я как знаток анекдотов заинтересовался: «Ну?»
— Идёт группа туристов по горам. Видят пропасть, через неё перекинут шаткий мостик. Им даже страшно представить, что по мостику можно пройти. Но тут они замечают грузина, который резво перебегает его с тяжёлой вязанкой хвороста.
— Подожди, как тебя зовут?
— Гоги, — отвечает грузин.
— Гоги, а ты мог бы перенести на ту сторону наши рюкзаки? По двадцать копеек за штуку.
— Вай, конэшна, могу.
И он переносит рюкзаки, при этом даже ни капли не вспотев. Тогда туристы спрашивают: «А ты мог и нас перенести на ту сторону? По рублю с человека?»
— Вай, конэшна, могу.
И начинает носить: одного, второго, третьего, а четвертого… нечаянно роняет в пропасть.
— Ах! — кричат туристы.
— Да чего там ахать! Подумаешь — рубль…
Остров сокровищ
— Доктор, выпишите мне таблетки от жадности. И побольше, пожалуйста!..
— Ну чего, поедешь со мной на рэк? — как обычно, ввалившись без стука в дверь и разбудив меня, поинтересовался Кравчук.
— Куда? — спросонья не въехал я.
— На «шип рэк», кораблекрушение, если по-русски, — пояснил он.
Остатки сна слетели моментально. От такого, как Кравчук, ждать можно чего угодно: «Ты корабль хочешь утопить?»
— Нет, — он очень удивился, но тут же призадумался. — Хотя можно будет как-нибудь… Многим захочется посмотреть, как он пойдет под воду, сняться на фоне опять же… Но я сейчас про другое: завтра с англичанами еду смотреть на затонувшее во Вторую мировую английское торговое судно. Разбилось о рифы. Бери сразу пару выходных. Идем далеко в море. Если успеем, вернемся в тот же день, не успеем — заночуем там.
— В море?! — Я содрогнулся, вспомнив о жуткой ночи на рифах, едва не ставшей последней в моей короткой биографии.
— Нет, зачем? Там неподалеку есть остров. Посмотреть на затонувший корабль и заночевать на острове — ещё бы я отказался!
— Конечно, поеду!
— Ну тогда с тебя как с земляка — пятьдесят долларов… На водку!
…Мы загрузились на бот в пять часов утра, дорога предстояла неблизкая. Решив, что у меня найдется ещё время, и чтобы познакомиться со всеми, и чтобы вздремнуть, я укутался в одеяло и лег досыпать в кокпите… Мне снилась карусель, с которой я все пытался слезть. «Неужели в самом деле все качели погорели?» — «Что вы, глупые газели?..» А вскоре в крепкий утренний сон стали входить какие-то новые ощущения: то ли меня подташнивало, то ли укачивало, то ли и подташнивало, и укачивало одновременно. Я открыл глаза — мои ноги, с которых слетело одеяло, смотрели на меня откуда-то сверху, почти с потолка. Ещё секунда — и я смотрел на них сверху вниз. Эта карусель мне ни фига не понравилась! Черт, говорили Иванушке не искать на свою жопу приключений!
Я пулей вылетел наверх, думая, что не расслышал крик: «Спасайся, кто может!» — но тут же тормознул. Члены экипажа спокойно и деловито занимались своими делами. И пусть наше судно болтало на высоких пенистых зелёно-голубых волнах, на палубе торчали невозмутимые англичане и фотографировались на фоне легкого шторма. Лица некоторых из них не отличались цветом от морских волн: такие же серо-зеленоватые, голубоватые. Но, в конце концов, у них техника развита; если что, в фотоателье подрисуют здоровый веселый румянец.
— Как тебе открытое плавание? — хохотнул появившийся Кравчук. — У тебя с морской болезнью проблем нет?
— Когда водки слишком много выпью, а потом ещё и пива сверху стараюсь не расплескать кофе, — ответил я.
— Ясно, — согласился он. — Но, на всякий случай, если понадобится, у меня специальные таблетки имеются. Пять долларов пара.
— А долго нам ещё?
— Часа три, не меньше. Ветер-то, видишь, какой.
Решив сэкономить на таблетках и на всякий случай не завтракать, я перебрался на нос судна, свесил с него ноги и замечтался о чем-то, глядя на море. А Кравчук тем временем продолжал натаскивать туристов, чтобы ничего не брали на затонувшем судне, а те внимательно слушали. Англичане вообще очень пунктуальны в соблюдении правил. Если в инструкциях сказано, что чего-то делать нельзя, они и не будут. Соблюсти законы для них — как будто дело чести. Это наши туристы стали бы отрывать на память дверные ручки, капитанские мостики; отвинчивать все, что отвинтить невозможно в принципе, и рассовывать по карманам якоря с якорными цепями союзно.
Иногда англосаксы задавали вопросы, он отвечал то серьёзно, то цинично: «При запотевании под водой маски стекло следует протереть изнутри сухой шелковой тряпочкой». Туристы на секунду задумывались, как это сделать, но потом начинали ржать. Повторив с ними все знаки, которыми обмениваются под водой, Константин подвел циничный итог: «А в общем, если ваши знаки не понимает инструктор — это его проблемы. Если вы не понимаете, что показывает инструктор, — это тоже его проблемы…»
На место мы добрались только после полудня. К счастью, море понемногу успокаивалось. Костик подошел ко мне.
— Ну, как самочувствие, настроение? — поинтересовался он.
— Всё нормально! — отрапортовал я.
— Собирайся. Надо будет нырнуть и привязать наш корабль к рэку. Вместе пойдем.
…Гигантский корпус наполовину перевернутого судна лежал на глубине в двадцать метров и… потрясал воображение. Словно инопланетный объект, покинутый в спешке своими хозяевами. Правда, на морском дне он давно приобрел новых. Затонувший корабль, как коммунальная квартира, манил к себе множество мелкой неимущей рыбешки — ведь в нем масса мест, где легко спрятаться и вывести потомство, — и крупной: она любит мелкую и её потомков.
Многочисленные люки и распахнутые двери так и звали заглянуть внутрь. Мы накинули канат прямо на швартовочные кнехты и поднялись за группой. Англичане ждали нас на борту, уже готовые к погружению.
— Внутрь заходим только за мной и все вместе! — ещё раз предупредил группу Кравчук. — Здесь очень просто потеряться, застрять, попасть под завал… Будьте предельно внимательны и осторожны.
На первом погружении мы проплыли и осмотрели корабль снаружи, прошли по палубам и надстройкам. Я замыкал группу, приглядывая за отстающими, собирая и подгоняя их.
Второе погружение совершали позже, уже передохнув и пообедав. На этот раз вооружились фонарями, чтобы проникнуть внутрь. Через широкую грузовую шахту мы, один за другим, заплывали в огромный, бездонный трюм, набитый ящиками с то ли снарядами, то ли минами, то ли бомбами, то ли какими-то запчастями. Все это было ржавым, хлипким и, казалось, могло обрушиться в любую минуту, поэтому мы сбились в кучу и с опаской затихли, ничего не трогая и стараясь лишний раз даже не перебирать ластами. Когда глаза, наконец, совсем привыкли к темноте, приступили к осмотру арсенала, осторожно продвигаясь вглубь. Узкими коридорами мы двигались от одного отсека в другой, пока не выбрались наружу через огромную пробоину в носовой части корпуса судна. «Обалдеть! — подумал я. — Вот бы здесь покопаться и поискать чего-нибудь». Руки так и чесались, несмотря на жёсткое правило, что с затонувшего корабля категорически запрещается брать что-либо.