— Как это? — опешил я. — Вернулся? А где он был?
— Во Франции, — с удовольствием объявил сотрудник. — Влюбился во француженку, она заявила, что демократка и не терпит узурпаторов. Вот он и отрекся от власти…
Похоже, в консульстве любили посплетничать. Я узнал всю историю: когда монарх промотался (а француженка, хоть и не любила деспотию, но деньги уважала), он взялся звонить своим бывшим управленцам, которым сам лично передал в руки государство, и требовать, чтобы его продолжили обеспечивать. Те нахально заявили, что не обязаны. Он теперь — никто. «Ах так! — обиделся он. — Тогда я снова устрою переворот. На сей раз кровавый и жестокий! Мой народ, гонимый местью, даст вам пизды со мною вместе!»
Чиновники и президент струхнули. Хотя народ, наверное бы, не пошел, — а на кого лоток оставишь, — но потомственный монарх и без народа фигура значительная. Что, если он начнет трезвонить направо и налево, что в Нубии грядет война? Вся мировая пресса им заинтересуется. А стране, живущей лишь туристическим бизнесом, такая слава на фиг не нужна. Даже первые лица здесь сами являются владельцами отелей и ресторанов. И они решили уступить власть, предпочтя ей стабильный доход.
А я, в свою очередь, умудрился въехать в страну в тот самый день, когда Кинг покидал её. Мне поставили печать Королевства, а через несколько часов оно перестало существовать. Все печати аннулировались и считаются недействительными.
— Но раз король вернулся, они действительны? — рассудил я.
Оказалось — нет. Они там теперь разрабатывают новый дизайн или что-то вроде того. А все консульства знают про эту историю; потому-то со мной в самолете и не летело ни одного иностранного туриста.
— Мы, конечно, можем вмешаться и вернуть вас на родину, но боюсь, что в дальнейшем у вас возникнут проблемы с выездом за границу. Попробуйте решить вопрос с выездом сами каким-нибудь относительно легальным образом, — посоветовали мне напоследок, — И, уж если совсем никак, приезжайте.
— Спасибо, — поблагодарил я, решив великую державу оставить на самый крайний случай. Когда уже совсем жопа!
Пока Али связывался с влиятельными людьми, я отважился на отчаянный шаг. «Лучше буду невъездным в Нубию, чем невыездным из России! — подумал я. — Раз я нарушитель их спокойствия, то пусть ради этого спокойствия они меня сами отсюда и высылают». Начальник эмиграционной службы Халаиба принял меня на том основании, что у всех двух его офисных работников я уже был. Этот грузный пожилой человек с шестью звездами на погонах для начала предложил мне кофе. Я описал ему ситуацию.
— Боюсь, что я ничем тебе помочь не могу, — сказал он.
— Ну тогда и я никуда не поеду и визу никакую получать не стану, — заявил я.
— Ну и живи. Кто тебе не дает? — к моему удивлению, спокойно ответил генерал.
— Как так «живи»? У меня же нет визы! Значит, жить у вас без визы можно, а уехать без нее от вас нельзя? Вы разве не должны депортировать из страны человека, у которого закончилось право пребывания?
— Ты не кипятись, — осадил меня собеседник. — Давай посмотрим на все с другой стороны. Человек, пребывающий в стране незаконно, — это человек, нарушающий закон. То есть — преступник. Кто тебе сказал, что я должен депортировать преступника? Преступников мы никуда не депортируем, у нас и у самих тюрьмы есть.
…Тюрьмы?! Значит, два года… От силы.
Вариант с ребятами из нашего посольства моментально поднялся в рейтинге на приемлемую позицию. «Пожалуй, я погорячился, — внезапно подумалось мне. — Какое уехать?! Выйти бы отсюда!»
— Так какой подход тебе больше нравится? — спросил он.
— Первый, — почему-то очень тихо сказал я.
— То-то же. А то шустрый какой нашелся. С головой все делать надо, сынок. Не суетись, жди. Твое заявление я уже отправил на рассмотрение. И Али, кстати, от меня привет передай.
Я снова приступил к работе. По большому счету, в моей жизни ничего не изменилось, только как-то куражу немного поубавилось, что ли. Ощущение высокооплачиваемого каторжника, прикованного к галере, терзало душу. Голова была занята разработкой планов побега. Захват самолета я изначально не рассматривал. Пешком через пустыню или даже на краденом верблюде, но куда? А вот угон корабля в Израиль был действительно красивым планом, но «немного» смущало недружелюбное отношение евреев к угонщикам и террористам. А ещё во мне вдруг изменилось отношение к окружающим меня людям. То есть мы и раньше дружили, но это были совместные попойки, разговоры, кто как провел погружение, и я не присматривался к ним особо, слишком уж был занят собственным выживанием. Сейчас я занят им не меньше, однако мысль, что, возможно, уже никогда не увижу их, не буду больше погружаться в это прекрасное море, заставило взглянуть на окружающее с большим вниманием. Подвести итоги, вспомнить самое интересное; понять, что потеряю, если вдруг навсегда стану невыездным из России.
«…Ну, например, зачем вообще люди погружаются?» — задавался я вопросами. Есть разные причины. Одни — просто ради экзотики; другие ставят рекорды; третьим нравится ощущение трехмерного пространства, ведь по земле мы только ходим, а под водой можем летать; кто-то ищет сокровища; кто-то… кормит рыбок.
Обучался у меня как-то один такой толстенный мужик. Гидрокостюм ему даже примерять не стали. Погрузиться-то он погрузился, а вот плавать ему — ну очень тяжело. Сел он грустно прямо под кораблем на дно, отдышался и все оставшееся время рыбок рассматривал. Во время обеда он вдруг спросил меня:
— Слушай, а рыб покормить можно?
— Ну покорми, — ответил я.
Он сгреб все оставшееся после еды со стола, сунул в полиэтиленовый мешок и взял его на второе погружение. Там, уже привычно устроившись на дне, начал раздавать рыбам пищу. Вскоре вокруг него собралась целая туча, а он вальяжно подавал крошки то одной, то другой… Вышел из-под воды просто счастливейшим человеком и сказал, что всю неделю с нами нырять будет. Мы его барином прозвали. Когда по вечерам за пивом все обсуждали погружения, он рассказывал про рыбье меню: «Зелёненькие-то, оказывается, помидоры любят, а мелкие, жёлтые такие, булку не едят…»
Я вспоминал, как нырял с японцами. Они остановились в соседнем отеле, причем сняли лишь одну комнату, вытащили из нее мебель и спали все семеро на полу. Мы, естественно, прикалывались над ними и строили разные догадки по поводу причины такого странного поведения. Это было явно не из соображений экономии — каждый из них платил, как за отдельный номер. Как тут не заподозрить групповое сексуальное извращение?
Однажды ко мне подошел Камото и сказал:
— Мистер Эб-сан, вы очень хороший человек. Мы посовещались и решили, что вы можете приходить ночевать к нам.
— Спасибо, конечно, — удивился я. — А зачем? У меня есть своя комната…
— Но вы же живете совсем один, а одни живут только одинокие люди, у которых нет даже друзей. Если вас это беспокоит, пожалуйста, не стесняйтесь.
Вот, оказывается, в чем дело.
…И ещё, я почему-то убежден, что даже в райских кущах, рано или поздно, так или иначе, нам чего-то становится очень не хватать и этого «чего-то» начинает хотеться. Причем объект вожделения, как правило, предмет далеко не первой необходимости. Он даже скорее всего нам и не нужен вовсе, но именно его больше всего хочется. В этом мы все. Я, например, всегда предпочитал говядину, хороший такой стэйк средней прожарки в перечном соусе. И здесь его замечательно готовили в нескольких местах. А вот свинины, по понятным причинам, не было ни в каком виде. И как её не хватало!
Так вот, помнится, мы сидели в ресторанчике с каким-то нашим военным атташе и ужинали. Он приехал сюда из столицы с сыном на уик-энд и, узнав о соотечественнике, работающем дайвмастером, попросил меня погрузить с аквалангом под воду свое чадо.
— Да не вопрос, приводи с утра, — согласился я.
В перерыве между работой минут десять мы поплавали с ним за ручку на мелководье. Денег за это я, конечно же, не взял, а от ужина не отказался — отец чувствовал себя немного обязанным, ведь паренек просто верещал от восторга. Надо сказать, что такая практика была очень распространена. Родители часто обращались с подобными просьбами, чтобы развлечь своих ребятишек, которым дайвинг не подходил ещё по возрасту. Подростки «загорались» с первого же раза и ждать шестнадцатилетия ни за что не хотели. Они толпами обивали потом пороги разных дайвинг-центров, пытаясь самостоятельно договориться с инструкторами любыми путями. Но дети и подростки могут сильно отечь даже на небольшой глубине, надо суметь удержать их почти на поверхности, не лишая, однако, удовольствия. Увидев как-то, кстати, свою пятнадцатилетнюю дочь, безуспешно пытающуюся склонить меня к должностному преступлению, один из туристов подлетел ко мне: «Даже не думай! — сказал он, протягивая пиво. — За это ты получишь больше, чем за угон самолета».
— Ну так не жмоться и бери её с собой на корабль, — огрызнулся я. — Понырять с ластами и маской на рифе ей никто не запрещает. Она у тебя девочка взрослая и настырная. Гляди, своего где-нибудь да добьется.
Но я сейчас не об этом. Итак, ужинаем мы с атташе, болтаем о жизни и о всякой ерунде, как вдруг он спрашивает, не надо ли мне чего привезти «из города».
— А что там есть такого, — спросил я. — Чего нет здесь?
— Да там все есть, — неопределенно ответил он.
— А свинина? — вдруг пришло в голову мне.
— Не вопрос, достанем! — пообещал атташе.
Через пару дней он подлетел на своем «кадиллаке» и вытащил из холодильника, занимавшего практически весь огромный багажник, здоровенную замороженную свиную рульку.
— Держи! — протянул он её мне. — Извини, старик, тороплюсь очень. И так крюка такого сделал. Бывай здоров!
И он оставил меня, стоящего с огромным тающим куском свинины на улице мусульманского городка. Тогда я ещё не понимал всей сложности своего положения.
— Ц-ц-ц-ц! — отрицательно помотал головой Али, когда я попытался втащить свое сокровище в гостиницу. — С этим нельзя!