Затянувшись до упора крошечным остатком сигареты, Маньян отошел и щелчком отправил окурок точнехонько под заднее колесо машины комиссара.
– Не провожай меня, выберусь сам. И мы в любом случае увидимся на набережной Орфевр. Но тебе не стоит беспокоиться: это дело останется между нами. Я разгрузил Леблона, думаю, он через несколько дней переключится на ваше дело. Менее всего мне хотелось бы, чтобы мои предположения пошатнули твою и без того… как бы это сказать… неоднозначную репутацию.
В тишине шаги Маньяна по бетонному полу гулом отдавались в ушах. Шарко просидел не шевелясь довольно долго… ощущение было такое, будто его хорошенько двинули в солнечное сплетение.
Была среда, и, как всегда по средам, он отправился на кладбище к жене и дочери, но избавиться от мыслей о том, что произошло в гараже, не удалось и там.
А полчаса спустя он уже сидел с Жаком Леваллуа в двух шагах от набережной Орфевр – за столиком кафе на углу бульвара Пале и набережной Марше-Нёф. В такое время дня жизнь здесь обычно бурлит, бурлила и сейчас: пешеходы, автомобили, орды мотоциклов – люди шли и ехали на работу. Завсегдатаем этого места молодой лейтенант полиции стал еще до поступления на службу, и сейчас он, одетый в легкую бежевую куртку, устроившись на террасе, задумчиво размешивал сахар в чашке кофе и глядел на проплывавшие баржи. Его мощный скутер на 250 кубов с двумя передними колесами был припаркован у тротуара. Шарко тоже заказал кофе и сел лицом к напарнику, как-то странно на него посмотревшему.
– Слушай, где ты выкопал этот костюм? – спросил Жак, наглядевшись. – Тебе не кажется, что он тебе великоват?
Шарко не ответил, он глаз не сводил с полицейских машин, подъезжавших к зданию Дворца юстиции. Полицейские в мундирах, судьи в мантиях, подозреваемые в наручниках… Бесконечное кружение, тонны дел, находящихся в производстве, таких, которые еще только предстоит рассматривать, и таких, которые пора сдавать в архив. Тюрьмы набиты под завязку, преступность постоянно растет, а сами преступления становятся все более жестокими. Но где решение? Шарко пришел в себя, заметив перед глазами ладонь Леваллуа, привставшего и наклонившегося над столиком.
– Ты, похоже, не в форме, Шарко: восемь утра, а ты уже спишь на ходу! Робийяр сказал, что ты заходил к нему вчера вечером и тоже запрашивал список заключенных, особенно интересуясь теми, кто в конце. Достойное занятие для выходного дня!
Одним глотком Шарко осушил полчашки кофе: надо запустить внутренние механизмы, любой ценой раскочегарить топку.
– Мне надо знать, что было нужно от арестантов нашей жертве. Ладно, давай-ка рассказывай, что у нас нового по делу Лутц.
– Что нового… Наши компьютерщики, обследовав все машины центра, не обнаружили ничего интересного, зато из компа Лутц им удалось вытащить текст ее диссертации. Файл рассыпался на фрагменты по всему диску, но в результате все было собрано, ничего не потерялось: слава богу, убийца не догадался дефрагментировать диск. Полная копия документа уже отправлена Клементине Жаспар.
– Отлично. А сам-то ты успел просмотреть документ?
– Где там, разве что бегло: там больше пятисот страниц да еще с какими-то графиками и совершенно непонятными разглагольствованиями на биологические темы. У меня сегодня свидание с Жаспар, надеюсь, она расскажет, в чем суть работы: у нее эти материалы уже с середины вчерашнего дня.
– Ты научился делегировать полномочия, это хорошо. И – я по глазам вижу – сказал еще не все.
Перед улыбкой Леваллуа не устояла бы ни одна женщина, и Шарко подумал: интересно, что за жена у этого парня? Есть ли у него дети? Чем он увлекается, как проводит свободное время? Куда ездит отдыхать? Комиссар ни о чем не спрашивал своего молодого напарника, ему уже не хотелось новых привязанностей, чем меньше знаешь – тем лучше.
А молодой напарник, пробежав глазами записи в блокноте, заговорил снова:
– Окружение Евы Лутц… Информации совсем немного. Соседи не замечали ничего странного или необычного. Жертва, как легко догадаться, была незамужняя, да и с друзьями довольно давно не общалась, – в общем, уже с год, как Ева полностью отрезала себя от мира ради работы. Научный руководитель Лутц не открыл нам ничего нового. Больше того: профессор чуть в обморок не упал, услыхав о путешествиях Лутц в Америку: она ему и словом об этом не обмолвилась. Что же до родителей… ну, тут ты сам понимаешь. Отец с матерью совершенно убиты, ничего не понимают. Ева была их единственной дочерью.
Шарко печально вздохнул:
– Да, они потеряли все и вряд ли скоро придут в себя. А родителям-то было хоть что-нибудь известно о ее путешествиях?
– Нет. Они виделись с Евой раз или два в месяц, да и то совсем не подолгу. Налетала и улетала – как вихрь. Лутц гуляла, как говорится, сама по себе, была весьма независимой. А благодаря родителям у нее был очень приличный счет в банке, и она многое могла себе позволить.
Леваллуа снова заглянул в блокнот.
– Что касается тюрем, то раз ты виделся с Робийяром, ты уже знаешь…
– Да. Лутц интересовалась только жестокими убийствами, все преступники, о которых она расспрашивала, были молоды, крепко скроены, в «анамнезе» каждого – детоубийство, все орудовали ножом, мотивы для убийства у всех более чем шаткие. Вопросы она задавала однотипные: был данный преступник левшой, была ли леворукость наследственной, переучивали ли его, ну и так далее.
– И она пыталась выяснить, влияла ли как-то леворукость на жизнь преступников, на их поступки… И всякий раз просила, чтобы ей дали фотографии этих заключенных – лица крупным планом. Говорила, что снимки нужны ей для научной работы. Только странно: мы же не нашли никаких таких снимков, верно? Скорее всего, их украл убийца Евы Лутц.
– А что говорит биологическая экспертиза?
Глаза Леваллуа вдруг загорелись.
– О-о, тут интересно! Эксперт позвонил мне вчера вечером, почти ночью, и сказал, что в ране нашелся обломок зубной эмали. И анализ ДНК подтвердил, что речь идет о зубах обычного шимпанзе.
Леваллуа взял бумажную салфетку и что-то на ней написал.
– Любишь загадки? – спросил он.
– Только не с утра, – ответил комиссар, взял протянутую ему салфетку и удивленно спросил: – Две тысячи? Что это значит?
– Это возраст обломка эмали.
Шарко, который собирался допить кофе, замер, потом поставил чашку.
– Ты хочешь сказать, что…
– Угу. Ископаемое, окаменелость. Возможно, убийца проник в Центр приматологии, имея с собой обезьяний череп двухтысячелетней давности, убил Еву Лутц, ударив ее по голове пресс-папье, после чего попросту приложил челюсти древнего примата к ее щеке и с силой сжал эти челюсти. Подтверждается версия еще и тем, что эксперты не обнаружили ни на теле, ни в крови жертвы даже признаков слюны животного.
Шарко потер подбородок. Эпизод, достойный фильма ужасов, и эпизод этот доказывал, что они имеют дело не просто с организованным и хорошо продумывающим свои действия преступником, но к тому же с очень хитрым и изворотливым злодеем.
– Вот почему Шери запомнила «чудовище», – задумчиво произнес комиссар. – Устрашающий обезьяний череп, по которому быстро растекалась кровь Евы Лутц, – как шимпанзе было не испугаться!
Леваллуа кивнул:
– Само собой. Убийца хотел замаскировать свое преступление, заставить нас поверить, что на жертву напала обезьяна, и тем самым пустить по ложному следу. Но в том-то, очевидно, и заключалась ошибка! В распоряжении убийцы – может быть, даже у него дома – были челюсти, череп или, если предположить самый крутой вариант, скелет ископаемого шимпанзе целиком. Преступник не оставил ни единого отпечатка пальцев, но этот кусочек зубной эмали выдал его с головой. Короче, этот тип наверняка имеет отношение к палеонтологии, к палеонтологам. Он может быть коллекционером, ученым, директором, хранителем музея, даже простым сотрудником. И в стране не так уж много мест, где мы можем попытаться найти его. Все-таки скелеты возрастом в две тысячи лет на дороге не валяются!
– Национальный музей естественной истории…
– Ну да, в Ботаническом саду. Я собираюсь поехать туда к открытию, сразу, как кофе допьем. Свидание с Клементиной Жаспар, кстати, там и назначено. Мы уже познакомились с живыми обезьянами в Центре приматологии, пора переходить к ископаемым в музее.
Шарко положительно начинал нравиться этот парнишка, о котором он ничего не знал. Комиссар опустошил чашку и кивнул в сторону скутера:
– Ладно, ближе к делу. Надеюсь, для меня шлем найдется?
17
Сверху Альпы производили еще более сильное впечатление. Казалось, наложенные один на другой громадные листы алюминия были смяты каким-то мощным движением. Поблескивающие гнейсы, разноцветные сланцы, разбросанная пятнами по склонам растительность… Колоссальных, титанических размеров зубцы, вырвавшиеся из-под земной коры сотни миллионов лет назад. Люси убаюкивал этот бескрайний пейзаж, эта красота мира, которая когда-то породила жизнь на Земле.
Перед взлетом к красно-желтому вертолету EC 145 Управления по гражданской обороне был прицеплен поднятый с помощью лебедки громадный рулон специальной пленки. Для того чтобы попасть на борт, Люси шла напролом, она через слово вставляла юридические термины, объясняла, что в рамках уголовного дела, возбужденного в Париже прокурором Республики, она обязана как можно скорее допросить в качестве свидетеля Марка Кастеля, и уловка сработала! На всякий случай она и тут представлялась Амели Куртуа, и никто, слава богу, даже и не подумал ни поинтересоваться ее служебным удостоверением, ни проверить, правду ли она говорит. Ее доставят наверх вместе с материалами – вот и все.
Зеленоглазый красавец Жордан сводил ее в магазин спортивных товаров, принадлежавший какому-то его приятелю, и она обзавелась там всем необходимым: курткой на меху, теплыми штанами из водонепроницаемой ткани, горными ботинками. Она не забыла ни о перчатках, ни об очках, защищающих от ультрафиолетовых лучей, ни даже о губной помаде с маслом какао. Полная перемена облика окончательно оторвала Люси от рутины, и она почувствовала себя куда лучше.