Далее в иерархии класса стояли двое названных братьев — Фолк и Боллор. Фолк был крепким коренастым мальчишкой с огненно-рыжими волосами, своими габаритами он выделялся даже на фоне взрослых мужчин поселка. Его родители в свое время держали кузницу и пропали в тот же год, что и родители Горайи, что делало ребят действительно близкими. Его названный брат Боллор был полной ему противоположностью. Черноволосый, сухощавый высокий парень. Его отличала стальная хватка. Руки парня были длинными, а кисти натруженными и мозолистыми. Позже Гаттак узнал, что оба парня работали на кузне отца, причем Боллор был молотобойцем. Он был сиротой, информации о его родителях в церковных книгах Гаттак так и не нашел. Семья Фолка усыновила Боллора во младенчестве, но, судя по всему, никогда не скрывала правды о его прошлом. Эти двое были своего рода руками Горайи. Вся троица была неразлучной, благодаря чему легко захватила лидерство в классе и сколотила вокруг себя целую банду.
Четвертым в их иерархии был Филис Косс. Парень, отличавшийся от других тщедушным телом, но обладавший при этом незаурядным умом и памятью. Горайя никогда не принимал решений, не посоветовавшись с умником Коссом. Вместе они составляли нечто вроде мозгового центра маленькой банды. Информации о семье Филиса Гаттак также не нашел, в церковных записях в графе «родители» значилось сухое «достоверных сведений нет».
Что-то Гаттаку подсказывало, что дети в этой школе организовали некое подобие того подполья, где в настоящее время воевали их родители. Но более важным для разведчика стало наблюдение, благодаря которому он сделал вывод: у детей была связь с их родителями. Каждую ночь, за исключением «часов любви», они с Коррой по очереди дежурили у своего окна и уже через десять дней пребывания в школе стали замечать, что кто-то по ночам шастает по территории. Как именно дети покидали свои спальни-казармы, Гаттак не знал, но факты говорили о том, что ночью они регулярно куда-то ходят. Сперва Корра заметила следы на снегу, тщательно заметенные ветками. То есть с вечера следов не было, а утром они появлялись. Затем уже Гаттаком был обнаружен и сам нарушитель. Раз в два-три дня он наблюдал, как маленькая фигурка, укутанная с головой в брезентовый плащ, отделялась от здания школы, быстро пересекала сад и скрывалась за баней.
Изучив на следующее утро локацию, Гаттак понял, как именно дети покидали территорию. По выводной печной трубе позади бани они выбирались на пологую крышу бревенчатого здания и уже по ней добирались до высокого забора, опутанного колючей проволокой. Каким образом лазутчик возвращался обратно, разведчик так и не выяснил, так как для этого было необходимо непосредственное наблюдение за процессом.
Следующим этапом в плане Гаттака была маленькая провокация. На одном из уроков историк подкинул своим юным шпионам информацию о том, что на здании центральной церкви Северного имеется некое приспособление, благодаря которому рядовые клирики, работающие под прикрытием, способны получать задания самого старшего клирика Массера, не заходя в помещение. Достаточно постоять рядом с этим прибором некоторое время, и распоряжение начальника попадет прямехонько им в голову — мол, все высшие обладают такой способностью.
Дети, естественно, сделали вид, что информация их не особо заинтересовала, однако через два дня небольшую коробку на торцевой стене церкви, которую сам же Гаттак втихаря и установил, кто-то сломал. Незначительная диверсия, особенно с учетом того, что под видом секретного оборудования Гаттак разместил на здании церкви простую рацию, замаскированную под датчик движения. Однако эта диверсия дала ему много пищи для размышлений. Все было бы ничего, если бы не одно но — после провокации Гаттака никто здание школы не покидал, он лично проводил наблюдение за тайным лазом. Из этого наблюдения следовало два вывода. Первый: прибор сломал кто-то, кто не имеет никакого отношения к школе. И второй: информацию о секретном приборе на волю передали не дети, а тот, кто имел возможность свободно покидать территорию школы накануне.
Очевидно, что к сливу информации подполью был причастен кто-то из учителей школы. Первой кандидаткой на эту роль, естественно, была Марша Фарр, однако и полной уверенности в остальных учителях у Гаттака не было. Нужно было придумать, как раскрыть личность информатора, через него-то разведчик и планировал выйти на людей в поселке, связанных с подпольем.
Глава 15Провал
Решение пришло довольно скоро. План, придуманный Гаттаком, был до безобразия простым и, как ему показалось, действенным. Как и в случае с секретной коробочкой на здании церкви, Гаттак, напустив на себя таинственности, подкинул своим малолетним шпионам новую секретную информацию — сказал, что ему удалось обзавестись самым настоящим связным и что в скором времени он сможет наладить связь с реальным подпольем. Свое послание детям он, естественно, зашифровал, памятуя о прослушке в классах. Ученики охотно проглотили наживку, оставалось лишь установить постоянное наблюдение за одним скорняком на рынке и вычислить, кто из преподавателей им заинтересуется.
Приманку Гаттак выбрал наугад, просто прогуливаясь по местному стихийному рынку выходного дня. Торговля у продавца шкурками велась небойкая, мех да кожа были не по карману большинству из низших в поселке, чаще товары скорняка выменивали на что-то другое, высшим же почти никому сыромятные изделия и даром нужны не были. Высшие одевались по моде Борограда — в фабричное сукно, чаще всего в унифицированную форму, которая выдавалась на службе.
Скорняк этот жил охотой да редкими продажами меха на воротники и подкладки к клириковским сутанам. Простые же высшие из числа рабочих заводов и обогатительной фабрики и вовсе к скорняку заглядывали редко — так, шапку скроить или меховые варежки. Стало быть, если кто из преподавателей к скорняку обратится, рассуждал Гаттак, тот и есть искомый связной.
Сообщение свое Гаттак передал детям перед самыми выходными — хотел лично вычислить связного. Ну, а если на выходных ничего не произойдет, то следить за ним они с Коррой договорились по очереди на протяжении недели.
План был простым, Гаттак почти не сомневался в его эффективности. Естественно, никаким связным продавец шкурок не являлся, парень просто это придумал. Новость о появлении такого липового связного должна была, как минимум, насторожить подпольщиков. Любой факт контакта высшего из Борограда с кем-то, кто назвал себя связным с подпольем, однозначно должен быть проверен самими заговорщиками. Что за связной такой, чем живет, чем дышит, почему им заинтересовался историк и так далее. Как минимум, с ним должны были поговорить на отвлеченные темы. Этого для Гаттака было бы достаточно. Но это в теории, на практике же все вышло иначе.
Как и в прошлый раз, ночью школу никто из детей не покидал, что могло означать только одно — подброшенную Гаттаком информацию будет проверять именно крот из числа взрослых. Ранним субботним утром Гаттак как ни в чем не бывало вышел из школы и отправился на прогулку. Стояла чудесная весенняя погодка, небо было ясным, мороз чуть пощипывал нос и щеки, ветра почти не было. Дышалось легко и свободно. В такую погоду Гаттак даже в будние дни старался выбираться на свежий воздух, а выходные так и вовсе всегда проводил в поселке или в Пустоши. Далеко в лес, впрочем, не забирался. Так, бродил вдоль тракта, ведущего из поселка к штольням — пара километров туда, затем обратно. Там он собирал информацию: следил за передвижением патрулей клириков, фиксировал графики пассажирских и транспортных составов. Проводя же время в поселке, Гаттак тоже зря времени не терял — заводил новые знакомства, кутил в одном из трех баров или просто бродил по окрестностям, подмечая все необычное. Особый интерес у него вызывала объездная дорога, соединявшая шахты, обогатительные заводы и сортировочный железнодорожный узел. Прогуливаясь вдоль нее и считая пролетающий мимо груженый и порожний транспорт, Гаттак делал соответствующие выводы о загруженности обогатительного завода работой, о поставках готовой продукции к складам при сортировочной станции, а также о наращивании или спаде производства урана для электростанций и оборонки.
Этим утром за пределы поселка Гаттак выбираться не собирался, а потому оделся довольно легко. С первых же минут он заметил за собой слежку — из ветхого дома напротив школы вышли двое клириков в гражданской одежде и уже привычно проследовали за ним.
Пройдясь по своему обыкновению по центральной улице, Гаттак прикупил в газетном киоске свежий номер «Столичного вестника» и направился в маленькую питейную напротив стихийного рынка — идеальное место для слежки. Это заведение разведчик приметил давно, из него прекрасно просматривалась вся центральная площадь поселка, по выходным превращавшаяся в стихийный рынок. Постоянная точка скорняка из питейной видна была великолепно. Гаттак заказал варево, которое местные с уверенностью именовали чаем, поудобнее уселся у окна и приготовился к длительному ожиданию.
Начало сереть, центральная площадь Северного потихоньку оживала. Стихийный рынок разрастался. Чего только тут не было — от сушеных еще с прошлого лета грибов, разнообразных трав и ягод до вышеупомянутых шкурок да скобяных изделий. Можно было на этом стихийном рынке и продуктами разжиться: молоком, творогом, сметаной, парным мясом, яйцами, хлебом, сухарями.
Первыми, как правило, свои телеги подвозили пекари и молочники, очереди за их товаром выстраивались с раннего утра. Самое интересное заключалось в том, что очереди были разношерстными. Стояли в них все — и низшие, и высшие, невзирая ни на ранги, ни на социальный статус. И высших в таких очередях было, кстати, даже больше. Не занимались заводские работяги и их начальники подворьем — вести подсобное хозяйство для высших считалось зазорным, да и земли своей у них не было. Проживали высшие, как правило, в небольших одно-двухэтажных домах с центральным отоплением и харчевали, по большей части, на заводских кухнях. Тамошняя еда, хоть и была идеально выверена по белкам, жирам и углеводам, но вкусом не блистала. Гаттак знал это не понаслышке, он всю жизнь такой питался. В общем, в том, что у себя дома местные высшие предпочитали кормиться с рынка, ничего удивительного не было.