Гаттак был поражен. Скорняка никто не арестовывал! Более того, акция по выводу его из игры имела целью отвлечь внимание клириктората.
— И чем же разжились повстанцы?
— Я не могу обсуждать это с вами. Могу сказать лишь, что была похищена некая ценная информация. Сами по себе украденные данные не несли какой-либо смысловой нагрузки для повстанцев, но проблема в другом. В тот день подобные провокации были проведены еще в десяти городах Родины, и каждая сопровождалась скрытой диверсией. Везде были похищены либо секретные данные, либо ключевые сотрудники оборонных предприятий. Повторюсь, сами по себе, в отдельности эти данные не сильно бьют по обороноспособности нашей Родины. Но в совокупности…
— Что?
— Вместе они проливают свет на реальные планы Родины в вопросе обороны планеты от демонов. Мне очень жаль, Гаттак, но я действительно не могу организовать вам встречу с тем скорняком и вынужден просить вас пойти нам навстречу, так сказать, безвозмездно. Вы уже сказали «А», вам придется сказать и «Б». Утаивание той информации, которой вы владеете, будет расценено мной и самим Бором как предательство. Я оценил вашу способность торговаться, но, увы, на сей раз вы просчитались. Вот листок бумаги, — Массер протянул Гаттаку чистый лист, — потрудитесь изложить на нем все, что вам известно о ваших учениках и их роли в подполье. Меры будут приняты незамедлительно. За каждым из учеников будет установлено наблюдение, а вам мы объявим официальную благодарность.
На том встреча с Массером была закончена. Гаттак покидал церковь с чувством полной беспомощности. Так, словно мешком стукнутый, он и добрался до школы, почти не разбирая дороги и не замечая слежки за собой. Пока шел, размышлял над своими перспективами, которые теперь казались просто катастрофическими.
Естественно, Массер вынудил Гаттака сдать Виоллу. Разведчик думал сначала утаить имя девочки или подсунуть клирику липу — пусть себе наблюдает за другим ребенком, сколько ему вздумается, но после решил отказаться от такого опрометчивого поступка. Во-первых, Виоллу видели дежурные клирики, обман Гаттака вскроется моментально, а во-вторых, сам Гаттак теперь с девчонки глаз не спустит, а такое пристальное внимание к ребенку незамеченным не останется. Если не клирики донесут, то соглядатаи из числа уже имеющихся «пар глаз» так точно — от Гаттака не ускользнула та оговорка клирика. Единственное, чего не понял разведчик, это была ли она случайной.
Как бы то ни было, по всему выходило, что эта девчонка теперь единственная ниточка к подполью. А он, Гаттак, эту самую ниточку преподнес своему прямому конкуренту на блюдечке с голубой каемочкой. И самое ужасное заключалось в том, что у молодого разведчика не было теперь никакого плана, да и сам он в глазах Бора терял вес, становился рядовым высшим, неспособным делать свою работу лучше уже имеющихся клириков.
Гаттак продолжал лихорадочно думать. Во всей этой истории было мутным абсолютно все. Что за кроличья лапка, что означает этот знак? Оставила ли ее там сама Марша, перед тем как исчезнуть, или же эту лапку подложили уже после обыска? Если второй вариант, то кто мог это сделать? Почему за лапкой пришла именно Виолла? Гаттак был уверен в том, что подполье, если и будет использовать в своих играх детей, то это будут дети из числа старших, но за лапкой пришла именно Виолла. Как семилетняя девочка может быть полезна сопротивлению? Да и, в конце концов, что за всем этим воспоследует? Когда ждать удара? Каким будет этот удар? И будет ли он вообще?
От всех этих вопросов у Гаттака разболелась голова. Он вошел на территорию школы и не сразу заметил перемены. Лишь вышедшая ему навстречу Корра, мягко улыбнувшись, процедила сквозь зубы:
— Боров вернулся.
Гаттак перевел взгляд на директорский кабинет и действительно увидел свет в его окнах. Боров, судя по всему, сидел за своим столом и занимался какими-то бумагами.
— Про меня спрашивал? — шепнул он жене, когда они прошли первый пост охраны.
Девушка отрицательно покачала головой. Да и не мудрено, этот жук наверняка в курсе всех последних событий в Северном. Интересно, куда он уезжал?
— Как прошло? — спросила Корра, когда они заперлись у себя в комнате.
— Не очень, — уклончиво ответил Гаттак, усевшись на кровать прямо в одежде и обхватив голову руками.
— Что не так? — напряглась Корра.
— Потом, — Гаттаку не хотелось сейчас обсуждать со своей липовой супругой подробности своего фиаско. Он в принципе ни с кем не мог ничего обсуждать, таковы были постулаты его работы, но если бы и можно было, то с Коррой он поделился бы своими мыслями в последнюю очередь. Его гордость, самолюбие и уверенность в себе были сейчас растоптаны. Он понятия не имел, что теперь делать и как вести свою игру.
Самое ужасное из того, чего опасался Гаттак, могло случиться сегодня же. Массер не дурак и понимает, насколько важен ребенок-связной для сопротивления. Никто не знает, почему именно Виолла стала этим связным, но факт остается фактом — она единственная, кто потенциально будет контактировать с подпольем. Да что там, уже контактирует. Дурацкая кроличья лапка — живое тому доказательство. Точнее, мертвое.
Корра не понимала, что происходит, она замерла посреди комнаты и пристально смотрела на мужа.
— Ничего не хочешь сказать? — неуверенно начала она.
Гаттак помотал головой.
— Не сейчас, Корра, — он вдруг поднял на супругу взгляд и спросил. — Как урок?
— Дети уже знают, что ты вернулся. Все утро галдели наперебой. Хотя младшим, как мне показалось, этот факт как шел, так и ехал. Хотя это и не мудрено — ты у них не ведешь. И кстати, у тебя урок через пятнадцать минут. Ты пойдешь? Если нет, тебя Боров с говном сожрет, не поморщится.
— С Виоллы глаз не спускай! — внезапно перескочил на другую тему Гаттак. — У нас проблемы. Серьезные.
— Ее могут забрать? — догадалась Корра.
— Да. Мне пришлось рассказать о ней Массеру.
— Вот же гадство! — шепотом ругнулась Корра. — И что мне делать, если они за ней явятся?
— Ничего. Меня сразу зови. Сама не лезь, о тебе никто не догадывается. Они думают, что ты мое прикрытие, не более того. Просто наблюдай за ней, ладно? Это важно.
— Хорошо, хорошо! — подняла руки Корра. Гаттак сейчас был на взводе, девушка впервые видела его таким. — А если не придут, что мы делать будем?
— Мы? — Гаттак наконец-то собрался с мыслями. — Мы ничего не будем делать. Я буду.
— А я не должна хоть как-то поучаствовать? — возмутилась девушка.
— Поучаствовала уже, — буркнул Гаттак, собираясь на урок и запихивая в свою сумку нужные учебники.
Корра закатила глаза:
— Господи, да сколько мне теперь извиняться за свою оплошность? Я, между прочим, жизнь тебе спасла! Ты вообще мне обязан, но что-то я ни разу не услышала от тебя «спасибо, дорогая». Хам, как есть хам! — она начала распаляться. — И вообще, во всем виноват ты сам!
— Я? — резко встал на ноги Гаттак и подошел к Корре вплотную. В этот миг ему страсть как хотелось ее придушить.
— Да, ты! Если бы ты хоть на грамм доверял мне и сразу посвятил в свои дела, я бы и пальцем о палец не ударила бы, чтобы вытащить тебя из того подвала. Только сдается мне, шансов на то, чтобы спастись, у тебя не было, а план твой был полным днищем. Ты бы сейчас или червей кормил, или с пережаренными мозгами у своей ненаглядной Марши слюни пускал на коленках.
Гаттак злобно сверкнул глазами, но отвечать не стал, лишь скрипнул зубами и вышел вон из комнаты, оставляя Корру наедине с ее негодованием.
«Вот послал же Бор, прости господи, дуру на мою голову!»
Парень стремительно вышел из учительского корпуса и направился в школу. На свежем воздухе голова немного прояснилась. В здание школы Гаттак заходить пока не стал, время еще позволяло. Вместо этого он напустил на себя задумчивый вид и принялся бродить по тропинкам школьного сада.
Нужно было придумать новый план. Четкий, строгий, чтобы никакая Корра его больше не изгадила. Нельзя было отдавать девчонку Массеру, это было очевидно. Но что делать, если за ней действительно придут?
Гаттак сильно сомневался, что Массер будет играть в разведку. Не так клирики сотканы, не по тем лекалам, не станут они устраивать ловлю на живца. Таким образом они ничего не добьются, и Массер понимает это. Ну, выйдет после этой долбаной кроличьей лапки с Виоллой на связь один из подпольщиков. Может, даже сюда, в школу, ночью сунется. Ну, поймает его Массер. Кстати, далеко не факт, что живым поймает, но это ладно. Допустим, поймает. И что ему с одного подпольщика? Нет, не будет старший клирик так рисковать. Он эту Виоллу к себе заберет, и вот тогда у него на подпольщиков рычаг давления будет вполне себе серьезный. Раз уж именно с ней повстанцы на связь вышли, стало быть, она им нужна. Выходит, непростой это ребенок, и оставлять этого непростого ребенка тут, в школе, Массер явно не рискнет.
Но в таком случае Гаттаку срочно нужно было действовать. Нужно было просчитать все собственные варианты, постараться предугадать, к чему каждый из них приведет, и выбрать самый оптимальный.
Решение пришло одновременно со школьным звонком. Да, план был беспрецедентно дерзким, но иного варианта Гаттак просто не видел. Нужно бежать. Хватать девчонку и бежать из школы, из города. Туда, в Пустошь. Да, рискованно. Да, будет погоня. Кроме всего прочего, был велик шанс просто сгинуть в этой самой Пустоши, так и не встретив никого из сопротивления. Но то был единственный расклад, при котором Виолла не достанется Массеру, а Гаттак сможет выйти наконец на подполье.
Решено. Именно с этими мыслями он и вошел в класс к своим подопечным, встречаемый дружным улюлюканьем и радостными выкриками.
Глава 21Провокатор
Гаттак не помнил себя до внедрения. Высшие появляются на свет совсем не так, как это делают низшие. Они выходят не из чрева матери, а из инкубаторов, которые создал великий Бор, еще будучи человеком. Это всем известно. Высшим неведомы детские болезни, они никогда не испытывали мучений прорезывания зубов, смены прикуса, они не сосали материнской груди, не слышали колыбельных, не ходили в школу. Они рождались уже готовыми членами общества со сформированными базовыми социальными навыками. Речь, письмо, личная гигиена, пищевые привычки, условные и безусловные рефлексы, социальные ориентировки и установки, повиновение старшим, элементарное представление об окружающем мире — все это уже было в голове новорожденных высших. По меркам зрелых высших этих навыков и умений едва ли хватало, чтобы считаться полноценным членом общества, но в сравнении с путем, который проходили от утробы матери ко взрослому человеку низшие, эти «новорожденные» были на голову выше.