— И откуда такая осведомленность? — тихо спросила Марша.
И Гаттак решился на самый глупый поступок в своей жизни — он просто сказал правду.
— Я знаю, в чьих руках Виолла, потому что сам сдал ее врагу.
Глава 25Прозрение
Нападения он ожидал. Собственно, он сам его и спровоцировал, иначе эти двое точно переубедили бы кнесенку. Гаттаку нужно было показать свою силу, убедить и Маршу, и ее боевиков в том, что он не простой учитель из Борограда.
Разведчику не составило особого труда дать отпор Броду, который на слова Гаттака о Виолле отреагировал почти мгновенно. Без какой-либо подготовки он выбросил свой кулак в лицо Гаттаку, но разведчик лишь слегка отклонился в сторону, одновременно с этим движением перехватывая руку противника и продергивая ее чуть дальше. Второй рукой он сделал незаметный пасс, надавливая своими стальными пальцами на болевую точку на плечевом суставе. Огромный боевик пролетел мимо Гаттака и замер в растерянности, а его рука повисла плетью и более не шевелилась. Простой, но действенный прием, даже здоровые лоси вроде Брода после такого не сразу кидаются в новую атаку. Поди-ка, повоюй одной рукой. Профессионал, разумеется, тут же выхватит левой рукой пистолет и нейтрализует противника, но, во-первых, рядом были дети, а во вторых, у Гаттака на такой случай был припасен еще один сюрприз. В общем, провоцируя драку, парень был уверен, что кровопролития не случится.
— Ах ты, тварь! — прорычал Борис, тоже бросаясь на Гаттака, но и его заученная «тройка» оказалась неэффективной. На сей раз разведчик просто пропустил все удары, используя метод уклонения. Разъяренный Борис, понимая, что по верткой цели попасть не получится, решил схватить парня в охапку — вероятно, он намеревался сбить противника с ног и уже в партере удавить, но и тут его ждала неудача. Гаттак ловко ушел от захвата, поменялся с противником местами и, воспользовавшись его инерцией, отбросил того в сторону, не забыв при этом поставить подножку. Борис потерял равновесие и рухнул под ноги Броду.
Первый телохранитель, пользуясь лишь здоровой рукой, помог товарищу подняться, и оба разъяренных боевика пошли на своего обидчика, решив задавить того массой. Но, сделав лишь шаг, они остановились. Когда и как Гаттак умудрился вытащить у боевиков их пистолеты, никто так и не понял. Мужчины замерли в нерешительности, глядя на собственное оружие в руках противника. Разведчик медленно опустил руки с пистолетами и сделал пару шагов назад.
— Безобразная сцена, — сказал он, поглядывая через своих противников на притихших за их спинами детей. — Мы теряем время, кнесенка, — спокойно добавил он, разрядив оба пистолета и протягивая их девушке.
— Кто ты такой? — в изумлении прошептала Марша, забирая пистолеты своих телохранителей.
— Я тот, кто должен был вас убить, — Гаттак обвел взглядом тоннель и добавил. — Вас всех.
— И почему же не убил?
— Потому что понял истину.
— Какую?
— Меня использовали. Так же, как используют и всех вас. Вывод? Вы мне не враги.
«Ты язык-то попридержи, человек, — посоветовал Бор в голове Гаттака. — Они-то, может, и не враги тебе, а вот ты для них теперь угроза. Если интересно, вероятность того, что она тебя сейчас пристрелит, составляет более сорока процентов. Взгляни на ее зрачки, пульсацию вен на шее, напряженную позу, изготовку к стрельбе… Она так сжимает рукояти пистолетов, что вот-вот решится. Прикидывает шансы не задеть детей. Ты крепко рискуешь, человек, хоть и занял верную позицию. Хорошо, хоть пистолеты догадался разрядить».
На мысленный комментарий Бора парень никак не отреагировал, ожидая развязки ситуации. Он чувствовал, что «богу» все труднее контролировать собственные мысли и воспоминания. Все время, пока они шли от школы, Гаттак посвятил попыткам разобраться в новой информации у себя в голове. Оцифрованный Бор попал к нему в мозг в виде набора файлов — никак иначе описать то, что Гаттак видел у себя в голове, было нельзя. Слишком уж смахивал процесс получения им информации на такие же процессы при работе с компьютерами в Борограде.
Информации, к слову, было много, очень много. Гораздо больше того, что способен запомнить нормальный человек. И вся она представляла собой хорошо организованную, разложенную по папочкам файловую систему. Вероятно, Гаттаку и жизни не хватило бы на то, чтобы разобраться во всей этой мешанине видеорядов, аудиозаписей, фотографий, мыслей, текста и так далее. Бор, естественно, сопротивлялся. По большей части, папки для Гаттака им были или заблокированы, или опустошены, но полностью закрыться Бор от своего носителя не мог, и парень сполна этим пользовался. Даже то, что он уже узнал, позволяло сделать кое-какие выводы о нынешнем мироустройстве. Именно эта информация и вселяла в душу Гаттака уверенность в том, что его план по вызволению Виоллы реален.
— Частности сейчас не так важны, как время, — сказал Гаттак. — Оно играет против нас. Вы либо помогаете мне, либо даете уйти. Справлюсь и один.
— Мои люди правы, — спокойно ответила Марша, обходя Гаттака и становясь на сторону своих телохранителей. Он не препятствовал, хотя риск после такого маневра кнесенки возрастал кратно. Теперь ни дети, ни боевики не были на линии огня, так что девушка могла в любой момент убить опасного историка.
— То, что ты предлагаешь, — продолжила Марша, — самоубийство. Даже если мы купимся на твою провокацию и пойдем с тобой, нас ждет схватка с противником, превосходящим нас десятикратно. И это только на подходах к Северному, а Виоллу наверняка держат в церкви, и там больше сотни клириков. У нас просто нет шансов.
— У меня ощущение, что ты уже смирилась с потерей дочери, — холодно бросил Гаттак. — Ну, как знаете.
С этими словами он развернулся и зашагал по черному тоннелю в обратную сторону, уже через пять секунд исчезнув из виду. И это были самые напряженные секунды в его жизни — никогда раньше он так не подставлялся. В эти мгновения все зависело от решения Марши и от его реакции. Он был готов кошкой метнуться в сторону при малейшем шорохе, но вида не подавал. Шел спокойно. И обошлось.
«Все, теперь она точно пойдет», — подумал Гаттак, не сдержав довольной ухмылки.
— И что делать будем? — подошел к Марше Брод, потирая все еще безвольную руку.
— Выводите детей, — ответила кнесенка, возвращая утраченное оружие телохранителям и забирая у одного из членов головной группы два автомата. — Я иду с ним.
— Мы не оставим вас наедине с этим ублюдком! — возразил Борис.
— То, что он предлагает, — чистое самоубийство, — сказала кнесенка, выдвигаясь следом за Гаттаком. — Я это прекрасно понимаю, а потому не могу вам приказывать, тем более что эта акция никак не согласована с руководством сопротивления. Но он прав, я еще не смирилась с потерей дочери.
— Но кнесенка! Вы рискуете всем! — крикнул вслед Марше Брод.
Марша резко развернулась и тихо, так чтобы остальные члены группы не слышали, шикнула на подчиненного:
— Этот высший что-то знает, я чувствую это. Если нас и ждет там засада, я погибну с осознанием того, что сделала все возможное, для того чтобы спасти свою дочь. Вам не понять этого. Выполняйте приказ.
— Группу нужно прикрывать, — сказал Борис. — Но и вас я не могу оставить, кнесенка. Я иду с вами. Брод, ты со своей рукой нам уже особо не поможешь, так что займись детьми. Встретимся на точке эвакуации, ждите нас там ровно сутки. Не появимся — уходите.
Брод кивнул, поиграв желваками. Видно было, что он тоже рвется пойти с кнесенкой, но против здравого смысла не попрешь. Проклятый историк, похоже, надолго вывел из строя его руку.
— Все, пошли, коль решился. Не ровен час, этот умник заплутает в подземельях, — поторопила Бориса Марша и зашагала в черноту тоннеля.
Борис обнял на прощание друга и пошел следом, прихватив оружие и гранаты.
Гаттак не был уверен, что понял кнесенку верно. Была ли она на самом деле высшей? Теперь он сильно в этом сомневался. Вероятней всего, ее досье — липа. Кто знает, какими возможностями обладают повстанцы и их кураторы? В любом случае он сделал все, что мог. Если она не решится, ему действительно придется искать выход из этого подземелья самостоятельно. Где там, она говорила, развилка? В полутора километрах отсюда? А куда дальше-то?
Выдохнул Гаттак, только когда услышал шаги за спиной.
— Ты проскочил поворот, — спокойно сказала кнесенка, заставляя Гаттака остановиться.
— Ну, так веди меня, — ответил он, направляя во мрак свой маленький фонарик.
Марша медленно вышла из тьмы на свет, в ее руке был пистолет.
— Кто ты? — тихо спросила она, наводя оружие на парня. — От пули не увернешься. Отвечай.
Гаттак был прекрасно подготовлен и не сомневался в себе. Он мог сочинить сейчас любую байку — ни голос, ни жесты, ни мимика его бы не подвели. Но стоило ли так рисковать? Марша была не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Такие люди распознают ложь иначе. На их стороне — опыт многолетней подпольной борьбы, сведения, добытые их разведкой, и, наконец, слитая сверху информация. Неизвестно, кто именно из высших клириков опекает подполье, поэтому Гаттак решил играть в открытую.
— Меня послали следить за вами, — сказал он и почти не соврал, это была полуправда. О том, что его целью был Мечников, он, естественно, умолчал.
— Кто послал?
— Бор.
— Получается, ты ведешь нас на заклание?
— Нет.
— И как я могу тебе доверять? Хочешь, чтобы я поверила, что ты в одночасье переметнулся к нам? Что решил ради Виоллы рискнуть собственной шкурой?
— Никак ты мне не можешь доверять, нет у тебя такого права. И никуда я не переметнулся. Я как был высшим, так им и останусь.
— Тогда зачем тебе все это? Только не говори, что изменился, что переосмыслил свою жизнь — я не поверю. Высшие не меняются.
— Все верно, — ответил Гаттак и медленно поднес палец к виску, — высшие не меняются. Их меняют. Вся наша вера там. Кому-то из нас ее внушают, а кому-то имплантируют при рождении. Ты сама выжгла мне веру, и я увидел воочию истинный порядок вещей. Нет больше у меня ориентиров. И, как оказалось, и не было. Все — морок. Наваждение. Высшие — не люди. Мы машины. Биологические существа, запрограммированные управлять.