— Мы дождемся тебя тут, Гаттак, — сказала она. — Если до заката вы с Виоллой не появитесь, мы будем считать миссию проваленной. Если ты вернешься с клириками, уйдем под землю и еще раз рискнем столкнуться с дронами-охотниками. Ты наверняка в курсе, что этим железкам без разницы, кого уничтожать. Повстанцы, дикие животные, клирики — они не страдают условностями. Они бьют на поражение по любому биологическому объекту. Так что надумаешь навести на нас клириков — ничего не выиграешь, они за нами не сунутся. И учти, высший, обманешь — я соберу такую армию, что от Северного камня на камне не останется. Выведу из строя все заводы, затоплю все шахты, взорву ко всем демонам все вышки, пущу под откос все поезда. За Виоллу я подниму такую волну протестов — до Борограда докатится, можешь не сомневаться.
— Все сказала?
— Все.
— Тогда работаем, — резюмировал Гаттак, отдавая свое оружие Борису.
— Зачем это? — удивился боевик.
— Тебе нужнее.
— А ты?
— А у меня другая задача, — ответил парень, демонстрируя Борису боевой нож, который все это время прятал за пазухой.
Тот недоверчиво посмотрел Гаттаку в глаза. Разведчик мог спорить на что угодно, что этим действием только усилил подозрения Бориса на свой счет. Не могла в зашоренном сознании боевика прижиться мысль, что настоящему разведчику для выполнения задания никакого оружия не требуется. Но эту слабость Гаттак боевику простил. Откуда тому было знать, что именно он задумал?
Группа разделилась. Борис направился кружным путем на север, Марша осталась на месте ждать отвлекающего маневра. До вышки связи было рукой подать, но подобраться скрытно к ней было нереально без отвлечения внимания клириков.
Гаттак же пошел к восточной оконечности железнодорожного узла, туда, где была развилка. В его голове четко отображалась схема патрулирования объекта — данные разведчик позаимствовал из памяти Бора. Чего там только не было: стандартные схемы патрулирования важных стратегических объектов Родины, расписания дежурств, штатная комплектация служб охранения, полетные карты воздушных судов, железнодорожные маршруты, развязки, тупики, отстойники, перегоны… За такие данные любой из подпольщиков душу бы продал самому Лаогу. Гаттак же и без всех этих данных мог стать серьезной головной болью для клириков, а с такой базой в голове он и вовсе превращался для них в демона во плоти.
Клирики никогда не ходили по одному, всегда только парами, и это обстоятельство Гаттак планировал обернуть в свою пользу. Пройдя по длинной дуге вокруг сортировочной станции на юг порядка полутора километров, парень вышел к краю лесополосы. Он оказался перед железнодорожными путями, точнее, аккурат возле развилки. Направо — станция, налево — путь в Бороград, а дорога, забиравшая круто на север, вела к шахтам, рудникам и лесопилкам. Оттуда вывозились целые составы руды и леса.
Древесина севера высоко ценилась по всей Родине и была ходовым товаром на внутреннем строительном рынке. Составы с ровно уложенным кругляком чередовались с угольными составами в соотношении чуть ли не один к одному. Естественно, их разбавляли и составы с урановой рудой, но те шли в другом направлении, на обогатительный завод, что находился восточнее поселка. Туда вела отдельная железнодорожная ветка, огибавшая Северный с юга.
Гаттак вышел из лесополосы как раз в той части путей, где воедино сливались северная ветка и основной тракт. Перед ним раскинулся широкий дренажный ров, усыпанный крупный щебнем. Правее высилась мачта связи, которая, по прикидкам разведчика, должна была рвануть минут через десять — раньше Борис до своей позиции просто не доберется.
Не выходя из леса, Гаттак принялся ждать. Мимо успел пройти один состав, груженный лесом, и еще один с углем. Оба ушли в сторону сортировочной станции и далее на Бороград.
— Ты уверен, что готов так рисковать? — подал голос Бор, до того хранивший молчание.
«Мне нужна Виолла, — подумал Гаттак. — Она важна для сопротивления, я чувствую это»
— Согласен, — неожиданно легко сдался Бор. — Я проанализировал ситуацию, сопоставил факты и тоже пришел к этому выводу.
Гаттак понимал, что Бор лукавит. С его вычислительными способностями анализ занял у Бора не более секунды и, вероятнее всего, он провел его еще до того, как внедрился в голову парня. Другое дело, что Бор считал возможным обойтись и без девчонки, на что не раз намекал, но разведчик каким-то шестым чувством ощущал, что делает все правильно. Не подобраться ему к повстанцам без этого поступка.
— Что ж, тогда приготовься. Они скоро появятся.
Через минуту до слуха Гаттака донесся звук стрекотания автоматов, затем еще и еще — это Борис начал шуметь. Вышло бодро и довольно правдоподобно, видимо, стрелял с обеих рук и часто менял позицию. Стрельба не умолкала ни на минуту. Почти сразу же по станции разнесся вой сирен, поднимавший охранный гарнизон в ружье. К звукам автоматных очередей присоединились раскаты взрывов — очевидно, клирики начали утюжить предполагаемое место прорыва из минометов. Вот на вышках застрекотали плазмометы. Если Борис продержится хотя бы пять минут, это будет большой удачей, подумал Гаттак, высматривая на востоке патруль. Двое хорошо вооруженных клириков не заставили себя ждать, они вышли на Гаттака из-за поворота путей. В то же мгновение раздался мощный взрыв. Это уже вступила в игру Марша — кнесенке удалось-таки подобраться к вышке.
И без того настороженные клирики пригнулись, взяли на изготовку свои бластеры и приняли стандартный боевой порядок «пара». Удобная тактика, но имеет несколько важных условий для применения. В военном училище, где учился Гаттак, построение парой применяли редко, поскольку работа в боевых шлемах и полной амуниции существенно сужала поля зрения. Гаттака учили применять «треугольник», то есть патрулирование изначально организовывалось тройками. При необходимости же патрулирования местности парами настоятельно рекомендовалось убирать защитные щитки со шлемов. Эта рекомендация, естественно, не касалась прямого боестолкновения — в реальном бою риск получить в голову заряд или осколочное ранение существенно возрастал. Но во время патрулирования приоритетной целью считалось обнаружение противника, что с опущенными щитками было той еще задачкой. Клирики же такими рекомендациями зачастую пренебрегали, поскольку свою подготовку проходили с учетом специфики своей работы — их готовили для городских боев, подавления восстаний и бунтов в городской черте. Это особенная школа жизни, в ходе работы клирикам нередко приходилось получать по голове. Разбушевавшаяся толпа не гнушалась ни палками, ни камнями, ни битым стеклом. В ход шло все, что попадало под руку, от арматуры до канализационных решеток. И естественно, что клирики привыкали работать только в полной амуниции.
Вот и сейчас противники Гаттака вышли с опущенными на глаза щитками, что существенно развязывало парню руки. Спиной к спине они медленно продвигались в сторону станции. Когда боевая пара поравнялась с Гаттаком, он поднял увесистый булыжник, припасенный заранее, подгадал момент, размахнулся и от души запустил его над головами клириков. Будь патрульные без щитков, они уловили бы движение краем глаза, но… Булыжник удачно задел ветку на противоположной стороне путей, и оба клирика, инстинктивно развернувшись на движение, мгновенно открыли огонь по лесному массиву. Гаттак воспользовался моментом. Выхватив из-за пазухи нож, он бросился к клирикам из своего укрытия. Рывок был настолько стремительным, что ни один из монахов так и не сообразил, что именно произошло. Того клирика, что был правее, Гаттак убил мгновенно, вонзив ему нож сверху вниз между бронедоспехом и шлемом. Мощнейший удар протолкнул острие ножа до самого сердца, клирик начал заваливаться на спину, не прекращая стрельбы. Его напарник слишком поздно осознал, откуда действительно грозит опасность. Он начал было переводить свой бластер в сторону Гаттака, но разведчик с силой ударил ногой по громоздкому оружию. Удар получился удачным — не желавшего расставаться с автоматическим бластером клирика развернуло к Гаттаку боком. Дело оставалось за малым — парень перехватил оружие первого клирика и направил его в бок второму незадачливому патрульному. Вспышка, удар, и поверженный противник отлетел от Гаттака метра на два.
Гаттак рассчитал выстрел верно, плазменный заряд угодил клирику четко в бок. В амуниции боевых монахов эта часть корпуса была самой слабой и состояла из семи керамокомпозитных пластинок, наслоенных друг на друга для большей подвижности корпуса при наклонах. От воздействия плазменного заряда одна из пластин раскололась и вошла клирику в плоть, а переломанные ребра довершили дело, прорвав легочную плевру и пробив легкое.
Гаттак проверил подстреленного клирика: то, что нужно. Оглушен, травмирован, но не умер. Разведчик быстро достал из индивидуальной аптечки бойца полиэтиленовый пакет и надежно зафиксировал его на ране, благо она не была сквозной. Гаттак сделал это для будущего спектакля, который планировал разыграть. Воздух из пробитого ребрами легкого поступал внутрь плевральной полости, надувая ее, словно мешок. Гаттак хорошо знал анатомию и планировал воспользоваться этими знаниями. Такое состояние называлось «закрытый пневмоторакс». Час-полтора — и клирик умрет от остановки сердца, поскольку поддавливающееся плеврой легкое начнет сдавливать средостение, сердце и магистральные сосуды.
Клирика, убитого ножом, Гаттак отволок в лес, там аккуратно раздел его и облачился в его форму. Присыпав труп прелой листвой, парень наконец извлек из него свой клинок. Сделать это нужно было не раньше, чем труп будет спрятан, иначе следы крови на путях могли вызвать лишние вопросы. На все про все ушло не более трех минут.
Из леса уже выходил не разведчик Гаттак, а черный клирик Гаттак.
— Альфа — Гамме. Код 300. Повторяю, код 300. Необходима срочная эвакуация! — доложил по шлемофону Гаттак, уселся возле умирающего «товарища» и стал ждать ответа. Уже через минуту радиосвязь ожила.