— Скорость не сбавлять, — приказал Бор, — иначе мы не успеем на состав.
— Да куда он денется?
— Под землю уйдет.
Гаттак пришлось с ним согласиться. Он кивнул, увеличил обороты тягового двигателя и разогнал машину еще сильнее. Дышать уже было практически нечем, и Бору вновь пришлось колдовать с «настройками» организма своего донора. Через минуту парень начал мало-мальски соображать.
— Долго я так не продержусь! — крикнул он Бору, хотя на самом деле мог просто подумать эту мысль и не тратить силы на то, чтобы перекричать вой двигателей и свист ветра.
— Долго и не нужно, — отозвался Бор и сконцентрировал внимание Гаттака на маленькой точке вдали.
Уже через пять минут точка увеличилась в размере и вытянулась в небольшую змейку, в которой начал угадываться железнодорожный состав. Парень уже совсем было приготовился расслабиться, но внезапно среди какофонии всевозможных шумов и предупредительных сигналов появился новый резкий звук. Тревожно замигала лампочка на разбитой приборной панели.
— Топливо на исходе! — прокричал Гаттак.
— Дотянем, — уверенно ответил Бор и посоветовал отключить все навигационные приборы и связь. — Вырубится тяговый двигатель — останутся несущие винты, они на аккумуляторах.
Гаттак так и сделал, хотя и не был уверен в том, что эти меры хоть сколько-нибудь продлят полет. Наверное, Бор просто дал ему задание, чтобы парень не запаниковал. Простой расчет на то, что Гаттак все же был человеком, а не машиной, а человеку свойственны страх и инстинкт самосохранения. Их Бор мог побороть, только полностью перехватив управление телом.
Первый тяговый двигатель заглох уже на подлете. Грузовой поезд, состоящий из десятка глухих стальных вагонов, двигался не так быстро, как пассажирские составы, но тем не менее его скорости было достаточно, чтобы Гаттак начал сомневаться в успешности десантирования.
— Как я попаду на состав?
— Придется прыгать, — сказал Бор и вместо Гаттака дернул ручку управления на себя.
Нос флайера, летящего на последних парах топлива, задрался, машина по инерции начала набирать высоту, одновременно с этим теряя скорость. Хвост поезда тут же начал отдаляться, но Бор в ту же секунду подал ручку от себя, опустив нос, и флайер, поймав воздушный поток от тяжелого состава, завис прямо посреди последнего вагона как раз в тот момент, когда вырубился и второй его тяговый двигатель.
— Прыгай! — скомандовал Бор.
— Нельзя на такой высоте! Я всего лишь человек! Меня просто сдует!
— Нет выбора!
Гаттак лихорадочно думал. Машина уже летела только благодаря инерции и поддерживающим винтам, которые в любую секунду могли заглохнуть. Обычно в таких ситуациях энергии аккумуляторов хватало лишь на то, чтобы безопасно посадить флайер, но на длительный полет они рассчитаны не были.
И тут случилось то, чего Гаттак ожидал менее всего. Прямо перед ним на вагон забрались клирики, видимо, из числа охраны состава. Оба клирика были вооружены, причем в руках того, что был крупнее, парень разглядел гранатомет. Было видно, что клирикам тяжело удерживаться на крыше состава — его медлительность, естественно, была относительной, на самом деле он двигался с приличной скоростью. Парень взглянул на показания приборов — флайер летел под двести километров в час, а поезд двигался и того быстрее. Но хуже всего было то, что буквально в километре от головы поезда уже зияла дыра тоннеля, куда тот вот-вот должен был нырнуть. И тогда пиши пропало, уйдет.
— Сейчас или никогда! — заорал Бор в голове Гаттака.
И Гаттак решился на прыжок. Флайер завис в трех метрах над центром последнего вагона, прямо перед ним стояли клирики и наводились на цель. Еще секунда — и они ее собьют. Разведчик бросил рычаг управления и просто вывалился из кабины, больше уповая на везение и собственную быструю реакцию, нежели на холодный расчет.
Но на сей раз удача от Гаттака отвернулась. Уже выпав из кабины флайера, он почувствовал резкую боль в ноге — парень и сам не заметил, как запутался в торчащих после прямого попадания плазменного заряда проводах.
Поезд на огромной скорости проносился сквозь Пустошь, за ним на последнем издыхании несся флайер, из которого вывалился и повис вниз головой человек, неспособный высвободить застрявшую ногу.
«Это конец», — подумал Гаттак. Сил на то, чтобы подтянуться и высвободиться, не осталось. Ветер беспощадно хлестал и мотал его из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. Единственное, что он успел заметить, это вспышку выстрела из гранатомета. К счастью, граната угодила в хвост флайера, мощный взрыв придал ему ускорение, и массивная машина, влекомая взрывной волной, стала двигаться немного быстрее. Гаттак подлетел к двоим клирикам почти вплотную, он даже успел разглядеть, как гранатометчик зарядил очередную гранату и прицелился. На этот раз не промажет. Тут же начали сбавлять обороты и несущие лопасти флайера, он вновь стал отставать и удаляться от клириков.
Очередной выстрел оказался в молоко, но самое странное, что причиной тому послужил второй клирик. В самый последний момент он ударил гранатометчика под руку, и тот выстрелил куда-то вверх. В следующий миг клирик, помешавший выстрелу, бросился по крыше вагона ко все более удаляющемуся флайеру, на ходу достал из подсумка невесть откуда взявшийся там трос и прямо на ходу зацепил один его конец за скобу на вагоне. Другой же конец клирик в самый последний момент успел прицепить к креплению полозьев.
Трос со звоном натянулся, чуть не спихнув смельчака с поезда. Гаттак почувствовал резкий толчок, взятый на своеобразный буксир флайер вывернуло боком. Ногу парня скрутило еще сильнее, и, не в силах терпеть боль, он закричал. Вывернувшись, увидел, что его смерть в виде черной дыры тоннеля уже на подходе — флайер точно не впишется и врежется в свод горы.
Но странные и безрассудные действия клирика на этом не закончились. Не боясь виража неуправляемого флайера, он подбежал к Гаттаку, который уже касался руками крыши вагона, достал нож и с силой полоснул по проводам, в которых запутался ботинок разведчика. Гаттак рухнул на крышу вагона и покатился к его краю, подгоняемый набегающими потоками воздуха. Зацепиться было решительно не за что, и парень уже приготовился к страшному удару о пути, но смелый клирик в отчаянном прыжке дотянулся до поврежденной ноги разведчика и с нечеловеческой силой ухватился за его ботинок, не давая Гаттаку упасть окончательно. Чем держался за вагон сам клирик, Гаттак так и не понял. Полкорпуса разведчика висело над пропастью, перед его глазами мелькали шпалы, со свистом проносились деревья. Но это было еще полбеды: флайер, потерявший всякую тягу, до предела натянул трос и начал заваливаться за состав. Металлический трос, высекая искры, начал елозить по металлическому вагону в опасной близости от Гаттака и державшего его за ногу клирика. Наконец он лопнул, не выдержав напряжения, и лишь чудом не зацепил людей.
В ту же секунду поезд со свистом влетел в тоннель, флайер же врезался в гору. Гаттака обдало жаром взрыва. Дело оставалось за малым — выбраться из западни и сразиться со странными клириками. Последнее, что запомнил Гаттак, был злорадный голос Бора:
— Это я возьму на себя, человек.
Глава 30Купол
Шум колесных пар, сильнейший ветер и непроглядная тьма — вот все, что ощущал сейчас Гаттак. Еще с мгновение он пытался осознать, что происходит, и поймал себя на том, что его пальцы с силой сжимают чье-то горло. На секунду мелькнул свет фонаря, невесть откуда взявшегося в тоннеле, и за этот короткий миг Гаттак увидел перед собой лицо Марши Фарр. Девушка уже не сопротивлялась, она лежала, закатив глаза, прижатая весом Гаттака.
Парень с ужасом осознал, что она и была тем самым клириком, который его спас. Бор, разумеется, узнал это еще раньше и потому полностью перехватил управление телом Гаттака — ему было принципиально важно убить кнесенку.
Парень разжал пальцы, попытался прощупать пульс, но на движущемся составе, в шуме, грохоте и тряске уловить его не смог. Неужели опоздал? Кнесенка не двигалась, ее руки были безвольно раскинуты в стороны. Лицо Гаттака саднило — видимо, Марша сопротивляясь, пыталась выцарапать ему глаза. Но куда уж там хрупкой девушке против матерого убийцы?
В отчаянии Гаттак провел последовательно три перикардиальных удара — так учили в разведшколе. Блик света. Голова кнесенки по-прежнему безвольно болтается из стороны в сторону. Тогда парень прильнул своими губами к холодным губам Марши, запрокинул ее голову и сделал три полных выдоха. Грудь кнесенки вздымалась и опускалась, это Гаттак чувствовал локтем. Еще один блик. Не помогает. Гаттак принял удобное положение сбоку от Марши и приступил к непрямому массажу сердца. Раз, два, три… пятнадцать. Очередной блик. Без эффекта. Раз, два, три… На счет тридцать вновь мигнуло освещение, и в этом всполохе Гаттак краем глаза заметил, как над ним нависла чья-то тень.
А потом все померкло. Чернота тоннеля превратилась в еще более густой и холодный мрак, парень не понимал, что происходит. Лишь слабый, угасающий голос Бора в его голове прошептал:
— Что же ты наделал, человек⁈
В себя он пришел от резко подступившей тошноты. Голова раскалывалась на части, во рту пересохло. Единственное, на что Гаттаку хватило сил, это перевернуться на бок. Его вырвало желчью.
— Гляди, пришел в себя, — послышался знакомый голос.
Как же Гаттак ему обрадовался! Говорила Марша.
— Зря ты не дала мне его прикончить, — рыкнул в ответ Борис.
— Он не просто так прилетел, — возразила Марша Фарр.
— Он чуть не убил тебя!
— Я знаю, — как-то буднично ответила кнесенка. Так ответила, словно ее через день душат и для нее такие «развлечения» в порядке вещей. — Но нам нужна информация. И что-то мне подсказывает, что она у него есть.
— Я вырву из его поганой глотки все, что нам нужно, — уверенно сказал Борис и подошел к Гаттаку. Довольно бесцеремонно пихнув его ботинком в бок, поинтересовался: