— Без «Ермака»? С полным доминированием на планете людей Боровского? Вряд ли, — скептически заметил Поручнев.
На минуту на мостике воцарилась тишина.
— Господа, — нарушил молчание Орлов. — Давайте думать логически. Если второе послание отправил не Боровский, а кто-то ему противостоящий, то логично предположить, что зашифровано оно не столько от нас, сколько от Боровского.
— В целом, логично, — согласился Зольский.
— Стало быть, это послание адресовано нам. Ну, кому-то из нас.
— В смысле? — не понял Ким Сергеев.
— Кому-то, кто наверняка разгадает шифр.
— Даже ЦУП не может расшифровать послание, — возразил старпом. — Разве может кто-то из нас потягаться с его скоростью обработки данных и подобрать ключ к шифровке?
— Нет, конечно, — угрюмо ответил Орлов.
Залипший на одной точке капитан Веровой вдруг встрепенулся:
— Что вы сказали, Ким?
— Я говорю, что мы не можем тягаться с компьютером и не в силах подобрать ключ к шифровке.
— Верно, — согласился капитан, — но в таком случае пославший нам шифровку неизвестный допустил огромную глупость, не дав к ней ключа. Если только…
— Что? — не понял старпом.
— Если только не был уверен, что один из нас точно догадается, как расшифровать послание.
— И кто этот один из нас? Я лично не знаю ключа, — пожал плечами старпом.
— И я, — согласился Зольский.
Их поддержали Поручнев и Орлов. И только на лице капитана замерла странная улыбка. Веровой уже видел зашифрованное послание — бессмысленный на первый взгляд набор слов и цифр. Тогда, сразу после выхода из гибернации, эти строки ничего не сказали ему. Сейчас же, прокручивая в памяти эти бессвязные слова, он почувствовал, что они напоминают ему что-то.
— ЦУП! Вышли мне в каюту распечатку зашифрованного послания.
— Распечатку? — удивился Орлов. — Капитан, вам нужна бумажная распечатка?
Вопрос застал капитана Верового уже в дверях. Покидая отсек, он выкрикнул:
— Всем приводить себя в порядок! Повторный брифинг через три часа!
С этими словами капитан покинул мостик, заставив подчиненных в растерянности переглядываться.
— Что это с ним? — удивился Поручнев.
— Не знаю, — ответил ему Зольский, — но лично я собираюсь последовать его совету и прилечь в автодок. Что-то мне нехорошо, господа.
Спустя три часа совет миссии вновь собрался на мостике, и на этот раз ее руководители выглядели более чем достойно. Примеру научного руководителя последовали все, кроме старпома, и теперь действительно чувствовали себя гораздо лучше. У некоторых даже аппетит проснулся — Орлов и Зольский явились на мостик с белковыми коктейлями.
— ЦУП, — обратился к компьютеру инженер систем безопасности, — как глубоко в космос смог пробраться Боровский?
— Судя по данным сканирования радиочастот и визуальным наблюдениям, уровень развития космической отрасли на планете соответствует середине двадцать первого века нашей эпохи.
— Базы на Луне? — уточнил Поручнев.
— Из функционирующих аппаратов я засек автоматические базы на Луне и многочисленные зонды на Марсе.
— Что насчет Юпитера? Мы как раз его пролетаем, — вмешался научный руководитель.
— Только нефункционирующие аппараты, — ответил ЦУП. — Я наблюдаю их на Ио и Ганимеде.
— В каком смысле «наблюдаю»? — удивился Зольский. — Ты же сказал, они не функционируют.
— Я улавливаю их излучение. Источником энергии для них служили РИТЭГи (Радиоизотопный термоэлектрический генератор).
— РИТЭГи? Но это же древность.
— Именно поэтому аппараты на спутниках Юпитера уже не функционируют.
— И как ты их нашел тогда?
— По гамма-излучению. Распадаясь, активное вещество РИТЭГа…
— Ионизируют вещество… — протянул Зольский. — Ладно, не продолжай, дальше ясно. Ты можешь установить, как давно эти зонды находятся на поверхности Ио и Ганимеда?
— Аппаратам без малого две тысячи лет, — тут же отозвался ЦУП.
— Значит, эти аппараты — не Боровского рук дело.
— Да, научный руководитель, — согласился ЦУП. — Если принять теорию дуальности и допустить, что мы сейчас не в нашей Солнечной системе, то эти спутники — свидетельство деятельности иной ветви человечества.
— А что, у кого-то были сомнения?
Капитан вошел так стремительно, что все вздрогнули. Выглядел он бодро, хоть и не сменил свой комбинезон на форму. На лице его сияла торжествующая улыбка.
— Мы догадывались еще там, на подлете к червоточине, — сказал Веровой, усаживаясь в капитанское кресло и раскладывая на столе перед собой какие-то бумаги. — А подтверждение этой теории мы получили, расшифровав все послания с «Ермака». Никаких сомнений нет — мы в ином мире. И как попасть в наш мир, у меня лично нет никаких предположений.
— Да, капитан, — согласился с мнением Верового Зольский. — Улететь через червоточину из мира, который нам не принадлежит, значит улететь в неизвестном направлении.
— Еще не факт, что там мы встретим пригодную для жизни планету, — согласился Поручнев.
— Именно поэтому мы и возвращаемся, — подытожил капитан. — В нашем положении ничего не остается, как решать проблемы чужого мира, заселять его и уже здесь строить новую цивилизацию.
— Но на это уйдут сотни, может, тысячи лет! — обреченно выдохнул Зольский.
— И это еще при условии, что нам удастся победить Боровского, — добавил капитан.
— Победить? — не понял Орлов. — Нам придется воевать?
— Вы что-то поняли… — догадался старпом. Лицо капитана вновь озарила загадочная улыбка. Он медленно развернул листы бумаги на столе, заслонив луч голокарты. Изображение планеты, висевшее в воздухе, пропало.
— Я не сразу догадался, кто мог послать второе сообщение. Но когда сделал допущение, что это послание адресовано именно мне, то все встало на свои места.
— Ваша дочь? — предположил Ким Сергеев.
Веровой кивнул и опустил взгляд на исписанные его рукой листы бумаги. Только сейчас все присутствующие обратили внимание на опухшее лицо капитана: совсем недавно он плакал. Покрасневшие, блестящие от влаги глаза были тому ярким свидетельством.
— Я кое-что вспомнил, — наконец проговорил капитан Веровой. — Вы все знаете мою биографию. По сути, она образцово-показательная — иных вариантов у кандидатов в капитаны «Магеллана» просто и быть не могло. Но шила в мешке не утаишь. Все присутствующие здесь офицеры и руководители подразделений — очень тактичные люди. Вы никогда не поднимали в моем присутствии вопросов семьи. Каждому из вас известно, что со своей супругой я не жил полноценной семейной жизнью почти с самого рождения нашей дочери. К делу это не относится, тем более что моя супруга все понимала и стоически приняла мое решение посвятить себя космическому флоту. Не понимала меня лишь наша дочь. Мария до определенного возраста восхищалась мной, я был предметом ее гордости, хоть и пропадал постоянно в многолетних командировках. Я любил ее. Отказаться от нелюбимой супруги — это одно, но отказаться от любимой дочери…
Видно было, что слова эти даются капитану тяжело. Они с трудом слетали с его губ, застревая где-то в горле, будто не решаясь показаться на свет божий. Но капитан все же выплевывал их, выдавливал из себя, словно давно хотел избавиться от этого груза. Он продолжил:
— Человеческую природу не изменить. Повзрослев, дочь стала острее воспринимать мое решение. А узнав о том, что именно я возглавлю миссию «Магеллан», она и вовсе озлобилась. Я поступил с ней эгоистично. Ради привлечения к себе моего внимания она пошла во флот и действительно стала первоклассным пилотом. Все это время я думал, что она решилась на этот шаг ради меня, и я не мог отказаться от возможности не расставаться с единственным по-настоящему родным мне человеком. Я осознанно подталкивал ее к решению подать заявку на вступление в экипаж «Магеллана». Я же эту заявку лоббировал. Единственное, чего я не учел, — это то, что уже в тот момент она действовала не ради меня.
Веровой надолго замолк. Присутствующие на импровизированной исповеди не решались нарушить этого молчания. Наконец Ким Сергеев робко сказал:
— Капитан, если вам тяжело об этом вспоминать…
— Ничего, Ким, — спокойно выдохнул тот, — вы должны знать.
Сергеев кивнул и отступил. Веровой же помолчал и продолжил:
— Получив от «Ермака» первые послания, я узнал, что моя дочь выжила. Также мы все узнали, что она одна из виновниц текущего положения вещей. Пусть она и была одурманена этим проходимцем Боровским, но я не снимаю с нее ответственности, как не снимаю ее и с себя. Коренная причина всех наших проблем — мой эгоизм.
Капитан вновь замолчал, на этот раз надолго. Не выдержав столь драматичной паузы, первым заговорил начальник ОНР:
— Капитан, не думаю, что ковырять сейчас прошлое — лучшая затея. Вы жили так, как жили. Мы все в равной степени участвовали в судьбе нашей миссии, и находимся мы на борту этого крейсера не потому, что жили как-то неправильно, а потому, что сами приняли это решение. Сами приняли, понимаете? То, о чем вы говорите, называется жизнью. И каждый проживает ее в силу своих возможностей, — Орлов встал и прошелся по гладкому полу капитанского мостика. Остановился возле смотрового окна. В стеклянной глади на фоне черного космического пространства отразилась его фигура, — Давайте примем вашу исповедь как данность, перестанем ворошить ваше грязное белье и перейдем к текущим проблемам, капитан. Что вам удалось выяснить насчет шифровки?
Веровой поднял взгляд на Орлова и кивнул ему. Короткий кивок, в котором любой мужчина прочтет все, что нужно. Орлов ответил на это невербальное «спасибо» улыбкой. Капитан выпрямился, втянул фильтрованный воздух мостика и, шумно выдохнув, продолжил:
— В своих длительных командировках я часто на досуге думал о дочери, все пытался придумать способ быть к ней ближе. Если не физически, то хотя бы незримо. В конце концов для своей десятилетней бандитки я сочинил серию рассказов, основанных на моих личных приключениях. Знакомый писатель высоко оценил тогда мое творчество и даже помог мне создать настоящую печатную книгу — сборник моих фантастических очерков. Я никогда не публиковал их, они принадлежали и посвящались лишь одному человеку на Земле — моей Машке. Я подарил ей эту книгу со словами, что, где бы я ни был, как бы далеко ни забирался в дебри вселенной, эта книга будет связывать нас. Потому что она уникальна, она единственная в своем роде. Написал ее уникальный, единственный в своем роде человек для такой же уникальной девочки. Она была очень довольна подарком, зачитывала эти сказки до дыр. А когда стала чуть старше, сама придумала игру. Она писала мне письма, шифруя каждое слово четырьмя цифрами — номер рассказа, номер главы, порядковый номер строчки в этой главе и, наконец, номер слова. Если наложить этот шифр на рассказ, можно получить довольно связный текст. Я часами корпел над этими письмами, находясь в далеких командировках, и радовался, как ребенок, когда у меня получалось расшифровать очередное письмо от дочери.