– В древнеиндийском эпосе «рупия» – образ бога. Каждый, кто брал в руки рупию или рубль – образовывался и возвышался до уровня Всевышнего, – и с этой новостью ошеломленную отпустил меня в свободное плавание, так как его уже ждали товарищи, чтоб обсудить планы.
***
Время остановилось или наоборот убежало из-под моего контроля, ведь наручные золотые часики, подаренные родителями, я оставила дома, а хитроумный телефон сначала сделавшийся фотоаппаратом, потом ставший часами, вовсе перестал тикать или дзинькать – его экран нагло погас, в руке остался лишь прямоугольник пластика, желающий насладиться тишиной, как другие участники группы: гуляющие, жующие, зарисовывающие местные красоты, сидящие с загнутыми ногами за уши в позе лотоса.
Я с разинутым ртом всматривалась в звездилище (так запомнила моя память Храм солнца), когда историки уселись поудобнее на камни и землю, профессор призвал всех медитировать и сливаться с эфирным фантомом агрегата в том удобном для каждого ритме и положении, обещая вести голосом. Куда вести, я постеснялась спросить, но тоже уселась помедитировать с соратниками, ибо каждый современный человек знает, что медитация – это наше все!
Голос у профессора был гипнотический, он поведал о великом прошлом, когда каждый из нас был богом или богиней. В этот момент меня почему-то выключило из реальности, где я не богиня, и забросило туда, куда призывал попасть Зиновий Аркадьич.
Я сделалась такой воздушной, что полностью утратила связь с телом, то есть потерялось ощущение весомости, зато странным образом проявилось другое, но мне трудно было описать словами какое. Новые чувства стали моим новым телом – стремительным, воздушным и невероятно нежным. Воплощением неги на Земле!
Удивительно, даже сейчас спустя столько времени после этой поездки в Крым стоит мне воскресить тот сон или забытье, в которые я впала благодаря голосу Зиновия Аркадьича, как вновь я оказываюсь там, где небо становится космосом, но не черным и призрачным, а ярким и торжественным, похожим на парад фантастических конструктов, невообразимых объектов, сложных к пониманию землянки из 3Д.
Гигантские с целую планету миры пролетали мимо, сквозь них скользили какие-то корабли и ракеты, тут же проплывали газообразные субстанции, похожие на телескопические мыльные пузыри, переливающиеся всеми цветами радуги… Небо сверкало, звенело, мерцало и представало невероятно гармоничным… На его слаженную жизнедеятельность можно было смотреть часами: как зарождается нечто новое, как умирает старое, не мешая одно другому.
Но самым потрясающим казалось другое… Это чувство полнейшего роднения и узнавания всего видимого и невидимого. И если б меня не разбудили остервенелыми шлепками по лицу, я бы даже нашла каждому объекту имя, припомнила подробности знакомства, возможно даже смогла бы приблизиться к ним, ведь в том мире не было телесных ограничений.
– Маечка, проснитесь! У вас похоже тепловой или солнечный удар, – взволнованно шептал Зиновий Аркадьич, глядя на меня осоловевшую. Я бессвязно попыталась рассказать о космосе и что Вселенная заселена воздушными шарами, то есть мыльными.
Кто-то сзади сказал:
– Она описывает Веды.
– Маечка, да вы жрица, как Ио, – чтобы успокоить меня продолжал профессор, взяв под локоть и поглаживая руку.
В этот момент мне явственно стало понятно одно, что сегодня я буду ночевать где угодно, но не на вилле у профессора. И оказалась права: поход в Храм солнца предполагался трехдневным, жаль, что попросившись в него, я забыла уточнить этот момент.
Поэтому глядя в добрые взволнованные глаза Зиновия Аркадьича, я быстро прорабатывала сразу три плана, как это умел делать Цезарь.
Сумки и чемоданы с одеждой и копченостями, я, разумеется, оставила на вилле, поэтому, сбегая по-английски, не прощаясь, придется мне прийти прощаться позже. Можно было б бросить несчастные чемоданы, ведь документы и деньги и неработающий телефон были при себе. Но копчености! Папа этого не поймет. Папа.
– Да и староват, – думала о плане под номером два я, поближе присматриваясь к Зиновию Аркадьевичу, махающему мне своим кепи, создающему воздушные вихри, и таки не отпускающему моего локтя. – Пусть даже он мне чуть-чуть нравится. В моем вкусе, симпатичный, статный, кавалер, умен, богат… Но все-таки староват. Ну как я покажу его папе? А папе он бы понравился. Они могли бы сойтись по теме космического апокалипсиса. Но жить-то мне с ним!
План под номером три: продолжать делать вид дурехи, ведь в целом поход нравился очень, и под таким соусом дотерпеть до его окончания, избегая руки и сердца историка-фантаста.
Жрица Ио решила остаться и не пожалела. Историки оказались весьма интересным народом. Они разожгли костер и устроили какие-то древние ритуалы, называемые странным, но знакомым на слух словом «дедунницы» или «осенние деды». Оказывается, нужно было избавиться от чего-то ненужного, чтоб приобрести что-то нужное. Все заготовили какие-то вещицы и сложили их у костра, где установили деревянного истукана с суровым лицом.
– Вы только не подумайте, что мы какие-то сектанты… – с улыбкой попытался поведать мне об этом знаменательном дне один из историков, но его тут же прервал профессор, появившийся из ниоткуда и желающий сам дорассказать про обряд.
Оказалось, что сегодня чуть ли не последний день, когда духи родных нас слышат и способны исполнить последнее желание перед тем, как отправятся спать.
– У них там другое время года, и целых шесть месяцев родные будут не на связи. Поэтому загадывайте, загадывайте, милая Майя, самое заветное, то, что на сердце лежит прямо сейчас!
Меня лихорадило, хотелось загадать любви, но, по-моему, где-то я уже переборщила с этим желанием или неточно выразилась, потому что с первого дня отпуска любви вокруг было много, но все как-то не той.
А еще у меня ничегошеньки не имелось, чтобы пожертвовать дедам для того мира. Все вещи на мне и в сумочке были, что называется, первой необходимостью. Не снять, не взять в иной мир, чтоб не оказаться в неловком положении в этом.
Осталась единственная ненужная вещь, безучастно смотрящая потухшим экраном, уверенно полетевшая как жертва в общую кучку с красивым древним названием «треба богам».
Потом начался хоровод, песни, пляски и прыганья через костер, всеобщее обнимание и целование, и в этой круговерте я так и не смогла сформулировать своего желания и просто загадала, чтоб каждый день стал похож на праздник, как например сегодняшний.
Ночь мы не спали, а может быть, спали – три дня пролетели, как сон, как карнавал, которые не забудутся никогда. К счастью, напор профессора в ухаживаниях уравновешивался его прекрасным воспитанием. Единственное, что меня немного смущало во всей свистопляске, что на всех фотографиях меня было трудно узнать. В кепи Зиновия Аркадьевича днем от знойного солнца, в чьем-то пальто в пробирающем холоде от мегалитов ночью, в носках, перчатках, шлепках, калошах, шарфе, собранных по нитке, чтоб я не дала дубу в звездилище, остались снимки удивительного времени, которое перестало быть отрезком секунд, а превратилось, как и утверждал профессор, в осязаемую энергию, отразившуюся на материи.
***
По дороге домой моя голова была занята только одним: выстраиванием диалога с Зиновием Аркадьевичем и объяснением причин моего крайне невоспитанного отказа в любви к нему. Но меня спасли мои друзья, перехватившие нас буквально на подходе к вилле. Растревоженные, они спрашивали, почему я не выхожу на связь, ведь у них появилась хорошая новость: освободилось одно место в двухместном бунгало, где жила собака одного постояльца: ей стало плохо, и ее увезли в клинику. Профессор, фыркнув, предложил мне всю виллу взамен собачьего места на все время отпуска. А по выражению лица было понятно, что и до конца жизни, если надо. Моей или его?
Меня устраивал вариант, где больше никто не поддерживал б мой локоть и не называл жрицей Ио. А чувствовалось, что жрицы Зиновию Аркадьичу только и не хватало.
Я забрала чемодан и рюкзак, груженные копченостями, и от всей души поблагодарила профессора за непревзойденные три дня, обещая прислать телефон взамен фотографий. Он обещал ждать.
***
– На две недели выкупили все бунгало. Мы сначала скептически отнеслись к их обществу кармических астрологов, – Катя скривила лицо, хотя мне помнится до замужества увлекалась всяческими звездилищами тоже. – Но вот уже прошли пара дней, оказалось, нормальные ребята. Правда, у одного из них заболела собака, ее увезли в ветеринарку и там держат на каких-то препаратах. Мы попросили его уступить кровать тебе. Бунгало достаточно вместительные. Там раздельные ванна и туалет, – стала оправдываться Катя.
– Да супер! – прервала ее стенания я, благодарно глядя в глаза и по-дружески взяв за руки. – Спасибо вам огромное за гостеприимство! Это я виновата, что так вышло. И потом, мне надо-то переспать последнюю ночку, так как я записалась на трехдневный трек на лошадях по горам с ночевками в палатках.
Действительно, за костром историки поделились контактом одного устроителя невероятных походов к заповедным местам полуострова. Они так красочно описывали путешествия на лошадях по горным речкам и полям душистых трав, что мне непременно захотелось в них отправиться. Тем более, я не знала, где ночевать, а тут три дня в палатках да на лошадках, да купания в водопадах, да умывание утренней росой. Прелесть!
– Очень крутая идея! – согласился Володя, – кто не видел гор, тот не видел сердца Крыма!
Мы мечтательно заговорили о звездных ночах и беседах у костра.
– Я прочитала много литературы на предмет происхождения слова «Крым», и самым правдоподобным оказалось русское определение, если отбросить в сторону Геродота, печенегов и хазаров, не оставивших после себя топонимов, кроме сказок из непроверенных «древних источников», – рассказывала Катя за легким ужином с игристым из подвала их винодельни по случаю моего счастливого возвращения из небытия. – Издревле и по сей день здесь находят археологические памятники культа солнца – древней ведической философии, сохранившейся в основном в Индии, Египте и, как ни странно, у нас.