«Ты выпить хотел», – напомнил внутренний голос. Он направился к бару, но не дошел. На поляне стартовало праздничное действие. Жадно горели фонари – фырчали, выбрасывали снопы пламени, звенели гавайские гитары, удалец с летающей по ветру косичкой самозабвенно колотил в барабаны. Выделывал номера пожиратель огня – коронное гавайское развлечение. Выплясывал, замирал, задирая голову вверх, словно волк, собравшийся завыть, исторгал слепящий столб пламени, и каждый раз испуганно взвизгивали дамы, подпрыгивали, хлопали в ладошки, одобрительно гудели мужчины. Выбежала целая труппа «укротителей огня», завертелся огненный хоровод. Появились танцоры в пышных юбках из перьев – двое мужчин и одна женщина – и стали выделывать под бой барабана что-то совсем уж несусветное. Мелькали руки, ноги, носились по воздуху гривы волос. Глаза утомились следить за этим сумасшествием. Голова кружилась с непривычки. Павел попятился к бару, возле которого как раз было пусто – весь народ повалил на представление.
– Желаете выпить, мистер? – осведомился бармен, вспотевший белый юноша.
– Налейте, – кивнул Туманов.
– Как насчет пина-колады? Сегодня пользуется прямо-таки обвальной популярностью.
– Смешайте. А что это?
– Как обычно, – работник стойки вежливо улыбнулся. – Ром, кокос, молоко и, конечно же, фрукты. Сбивает с ног после третьего бокала, но вам, мистер, не повредит. У вас ни в одном глазу.
– Каюсь, – вздохнул Туманов, – постараюсь исправиться. Смешайте, юноша.
– А даме закажете? – раздался насмешливый голос.
Рядом с ним стояла женщина-вамп – профессиональная разбивательница мужских сердец – и очень пристально на него смотрела. Она стояла почти вплотную – высокая, с открытой грудью, пахнущая потом и умопомрачительными французскими духами. В ее красивых карих глазах бесились чертенята. От женщины исходил такой невероятный сексуальный заряд, что в первое мгновение Туманов опешил. Обвалилось что-то в груди. Перевел дыхание, щелкнул пальцами, искоса глянув на бармена.
– Конечно, мисс… Или миссис?
– Да какая разница? – женщина замолчала, устремила взгляд на арену, где продолжался танец. Сценку с энергичным хороводом в вихре пламени сменило тягостное «лебединое озеро». Танцовщица красиво выгибалась, а мужчины сидели рядом и смотрели на нее восторженными глазами.
– Эта штука называется «хула», – негромко сообщила женщина, – древний танец гавайских аборигенов. На Гавайях его можно увидеть повсюду. Но все исполняют по-своему. Посмотрите на эту женщину. Каждое ее движение в танце исполнено особого смысла. Она не просто танцует – она рассказывает свою жизнь. Как рано вышла замуж, как работала, не покладая рук, не видя ни богатства, ни счастья, как мужа убили на охоте, и она пожизненно осталась вдовой – без права на дальнейшее счастье.
– Молода она что-то для такого жизненного опыта, – сглотнув, пробормотал Туманов. – Может, эта девушка рассказывает не свою историю, а историю своей матери?
Женщина засмеялась, запрокинув голову, а по коже Туманова поползли мурашки. Он машинально бросил взгляд на лужайку. Сенатор был на месте – за столом. Он словно что-то потерял, как бы невзначай повернул голову, скользнул взглядом по стоящей рядом с Тумановым женщине, посмотрел на Павла – тень недовольства омрачила умный сенаторский лоб. Взгляд Стэнхилла был исполнен неприязни. Туманов поежился. А не так уж неправ был, наверное, Темницкий. Не доставить бы ему неразрешимых проблем.
– Да, вы правы, с ранним сексом на Гавайях проблемы, – сказала женщина. – Существует строгий закон: если полицией доказано, что девочка до восемнадцати лет занималась сексом, то ее родителей могут приговорить к трем годам исправительных работ за легкомысленное отношение к воспитанию ребенка.
– Жуть какая, – пробормотал Туманов.
– Впрочем, не знаю, – добавила женщина. – Возможно, к местному населению этот закон и не относится. У них ведь все не как у людей.
Она взяла бокал с коктейлем, приготовленный барменом. Туманов тоже взял. И, засмотревшись на яркие, остро отточенные женские ногти, нечаянно коснулся обнаженного женского плеча. Кровь ударила в голову. Женщина развеселилась – его реакция не осталась незамеченной.
– А вот на острове Бали существует такое правило, – сказала она, – если турист коснулся сувенира, он обязан его купить. Шучу, – она прыснула. – Я не на Бали. У вас интересный акцент. Издалека прибыли в нашу райскую обитель?
– Из России, – совершенно искренне признался Туманов.
– Да что вы говорите? – Это признание окончательно развеселило женщину. – Обожаю Россию. Если бы в мире не было вашей страны, мы бы померли от скуки. Ну что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Джулия. Джулия Гарлинг. В свободное от введения в краску привлекательных мужчин время я работаю секретарем сенатора Стэнхилла. Вернее, руковожу его секретариатом, в котором, как понимаете, трудится не одна машинистка, и даже не десять. А вы, наверное, помощник того самого российского магната, о необходимости сотрудничества с которым так долго говорили Стэнхилл и Макгилберг?
– Он и есть, – сдержанно поклонился Туманов. – Зовите меня Алекс. Полностью мои имя и фамилия будут для вас совершенно непроизносимыми.
«А куда, интересно, подевался Темницкий?» – мелькнула отвлекающая мысль.
Дама взяла его под локоть, кокетливо стрельнула глазами.
– Не возражаете?
– Что вы, я польщен…
Он не стал возражать, вздумай она даже снять с него одежду. Но взгляд сенатора, которым он вторично одарил Туманова, был еще хуже первого. «А я виноват?» – подумал Туманов и покосился на супругу сенатора, которая тоже видела все происходящее, и на губах ее сформировалась легкая язвительная усмешка.
Оркестр заиграл тягучую медленную композицию на тему немеркнущего «Дитя во времени».
– Не хотите потанцевать? – предложила Джулия.
– Очень хочу, Джулия, – признался Туманов. – Покажите мне хоть одного нормального парня, который не хотел бы с вами потанцевать.
– Это комплимент? – взгляд ее бездонных глаз, казалось, проникал все глубже в череп.
– Это крик души, – проворчал Павел. – Пойдемте потопчемся.
Он чувствовал ее практически всю – нежную кожу, горячее дыхание, от которого немели внутренности и кожа превращалась в жирную гусиную. Она была ходячим воплощением сексуальности – от точеных ножек до сложносоставной прически, из которой уже вываливались пряди и щекотали ему щеки. Она обнимала его за плечи – он чувствовал, как жгут через костюм ее пальцы.
– Вы не знаете, почему сенатор так предвзято на нас смотрит? – сдавленно бормотал Туманов.
– Понятия не имею, – прошептала Джулия. – Ну и пусть смотрит, нам-то что?
Ты просто пешка в ее руках, сообразил Туманов. Она решила досадить сенатору, и тут весьма кстати подвернулся ты. Не рассчитывай на секс, глупый. До секса ли тебе сегодня? Своевременная мысль слегка отрезвила. Но выпускать из объятий эту умопомрачительную самку пока не хотелось. Они танцевали посреди танцпола и представляли, как видно, довольно подозрительную пару. «Ох, влетит мне от Темницкого, – мелькнула юмористическая мысль. – Осложнения в отношениях с сенатором – это именно то, что ему нужно».
– А вы не трус, – прошептала Джулия. Она отстранилась от него, обхватила ладошками шею и внимательно посмотрела в глаза. Ее лицо в отблесках пламени от костра представляло причудливую, но отнюдь не жуткую, маску.
– А у нас за океаном все не трусы, – как-то невпопад отозвался Павел. – Сколько войн уже выиграли.
Джулия прыснула.
– Но не скажу, что вы добились там, за океаном, процветания. Я вынуждена заниматься Россией по долгу службы, много знаю о вас и должна сообщить, что вы не производите впечатления победоносно шествующей по миру нации.
– Так я же про внешних врагов, – нашелся Туманов. – А внутренние войны мы проигрывали всегда и будем проигрывать, пока не поумнеем.
– Вы интересный человек, – сделала ценное наблюдение Джулия. – Но я представляла себе доверенное лицо Темницкого несколько иначе. Я давно уже наблюдаю за вами.
«А то я не знаю», – подумал Туманов.
– Вы ведете себя не как доверенное лицо медиамагната, а как полицейская ищейка. Не пьете, высматриваете, вынюхиваете. Такое ощущение, что вы стесняетесь своей выбритой головы, а очки вам только мешают.
«Штирлиц, вы в двух шагах от провала».
– Джулия, от вас ничто не скроется, – похвалил Туманов. – Вы не только очаровательная и умная женщина, но и чертовски наблюдательная. Объясните, как вам это удается?
– Вы не ответили, – настаивала она.
– Прежде всего я юрист, Джулия. То есть в некоторой степени я полицейская ищейка. Я должен знать, с кем работает мой хозяин, что представляют собой эти люди и в какой степени можно на них положиться как на партнеров и союзников. И знаете, впечатления противоречивые. К сожалению, временами я должен быть не только справочным пособием своего босса, но и его мозгом, а также глазами и ушами. Пока он занимается черт знает чем и черт знает где… – Он демонстративно посмотрел по сторонам. Темницким в округе и не пахло.
– Были прецеденты? – поинтересовалась Джулия.
– Сколько угодно… Честно говоря, раз уж мы тут с вами так мило общаемся, Джулия, хотел бы и вас поэксплуатировать на предмет получения конфиденциальной информации. Вы ведь всех знаете на этой лужайке? Давайте принесем друг другу обоюдную пользу?
И снова он устоял перед ее сногсшибательным взглядом. Казалось, она читает по его глазам, что происходит у него в голове.
– Вы считаете, я вас использую?
– Немного, Джулия.
– И я не могу просто так потанцевать с понравившимся мужчиной?
– Но можно и совместить эти два приятные занятия, нет?
Она засмеялась, прижалась к Павлу. Этому танцу не было конца. В оригинальном исполнении песня «Дитя во времени» звучит минут двенадцать. Местные музыканты, похоже, решили переплюнуть знаменитую английскую группу. Мыльный тип со щеточкой усов никакой ей не муж, а далекий кузен, причем сестринских чувств к нему Джулия не испытывает и, если честно, терпеть не может и еле сдерживает тошноту в его присутствии. Сэмми – гей. Не сказать, что фантастически богат, но имеет кое-какие деньжата и вхож в кабинеты на Уолл-стрит. Где его сейчас носит, хрен его знает, а она уж точно знать не хочет. Видимо, ищет партнера на ночь. О сенаторе говорить нечего… глаза ее при этом загадочно заблестели. Жена его Глория – ни рыба ни мясо, мог бы интереснее найти. О конгрессмене Макгилберге ничего плохого сказать не может (ведь Алекса интересует только плохое?), парень компанейский, имеет серьезные интересы в России и поэтому так старательно ублажает Темницкого. С супругой вот только не ладится – сложные отношения в большой многодетной семье… А разве Алекс не знает, что у Этель трое маленьких детей и целая армия воспитателей и гувернанток? Впрочем, конгрессмен может даже не подозревать, что в семье у него не все ладится, поскольку Этель опытный конспиратор, а Макгилберг одержим своей работой настолько, что не видит дальше собственного носа. Ведь Алекс наблюдательный «юрист», он все видел? Тоби Эмерсон – большая шишка в законодательном собрании штата, делал несколько попыток взобраться на председательскую трибуну, но каждый раз его оттуда сбрасывали. Ходят слухи, что он гей? Да кто бы спорил, вот только факт из жизни – геем он был не всегда. А бедненькую Сьюзан просто жалко, совсем зачахла женщина. И что ее подвигло выйти замуж за этого политического прохвоста и про