Минуту спустя Магда уже спала. Когда было надо, она засыпала мгновенно. Магда спала спокойно и крепко, словно все было в полном порядке.
На следующий день привязанный к лошадиным хвостам событий инженер разрывался на части. Его разбудили рано утром: строители были в панике, его срочно требовали в гавань. Пока он вскакивал в брюки, посыльный, стоя в дверях, объяснял, что еще ночью послышалось какое-то подозрительное потрескивание на большом волнорезе. Но ничего не было заметно, а утром, бац! — с десяток метров мола, где-то на его середине, осело почти на полметра и продолжает опускаться примерно на два сантиметра в час. Тонет, братец ты мой! Работа встала, грузовики дальше продвигаться не могут.
— Но это же дело подводников, — возмущался Слободан, садясь в джип. — Где водолазы?
— Да мы им сообщили. Но пока они приедут! Знаете, подводники ведь большие господа!
В облаке пыли, он примчался на мол. Толпа людей, ничего не делая, стояла и рассматривала его осевшую часть. Маленькое зеленое суденышко подводников уже причалило к пирсу, и на нем громко клокотал агрегат, снабжающий водолазов воздухом. На другом борту судна сначала появилась огромная металлическая башка скафандра, которую вытащили на палубу, будто отрубленную голову какого-то страшного великана, а затем из нее высунулась смешная человеческая темноволосая головенка.
— Ну что? — нетерпеливо спросил инженер.
— Мать перемать, — ответил водолаз. — Тонет.
— Что-нибудь видно?
— Ни хрена. Сплошная муть. Там внизу какая-то струя. Не подойдешь, все может полететь к чертям собачьим.
Когда через час он прибежал перекусить в отель, не стал даже подниматься в номер, чтоб не разбудить Магду. Господи боже, думал он, чего я только вчера не наплел — сам черт не разберет! Как выдержать Магду еще два дня в такой ситуации!
Но Магда сама появилась, причем не сверху, из номера, а с улицы — в белой кофте и дорожной юбке, свежая, энергичная, деловая. Она объявила ему, что сегодня уезжает. Все сложено, ему ни о чем не надо беспокоиться.
Хотя эта новость прежде всего вызвала в инженере чувство огромного облегчения, он попытался, ради формы, изобразить протест. Стараясь, однако, не переборщить.
— Уже? — сказал он. — А я думал, что все… в порядке. Может, ты снова…
— Нет, нет, все в порядке. Говорю тебе, не беспокойся! Мне надо еще только поговорить с Грашо, а тебя я попросила бы подбросить меня на машине до автобуса в полдвенадцатого. Я заказала из Дирекции билет от Сплита.
— Мне в самом деле жаль, — сказал Слободан. — Но может быть, так и лучше.
— Да, и я так думаю, — сказала Магда ехидно.
— Да нет, нет, я не о том. Как назло, какая-то чертовщина случилась на молу. Пока там не управимся, у меня не будет ни минуты покоя.
— Может быть, у тебя его не будет и без этой чертовщины, — сказала Магда.
Что вскоре и подтвердилось. Когда Слободан почти бегом летел в гавань, чтобы лично проверить, как ведется подготовка бетонных инъекций в основание мола, он у Катины заметил Викицу, которая распивала ликер с каким-то молодым типом из Дирекции, недавно прибывшим на строительство. Уже слетаются стервятники, подумал инженер, а маленькая шельма готова с их помощью подготовить сцену ревности. Он на бегу махнул им рукой, не выказав намерения остановиться. Но маневр не удался.
— Эй, Деспотик, — крикнула Викица, — тебе уже зазорно выпить рюмочку со старыми знакомыми?
Выхода не было. Он подошел к столу, не произнеся ни слова, протянул руку типу, который ежился и молчал.
— Прости, нет времени, — сказал он. — Там в гавани…
— Ах вот оно что, времени нет, — сказала Викица. — Просто горим на работе. А вот у этого молодого господина, например, время есть. Вы прелесть, — обратилась она к смущенному молодому господину, — составили компанию одинокой молодой даме. Знаешь, у этого молодого господина есть еще и глиссер в четыреста лошадиных сил.
— Сорок, — сказал тот, не отрывая глаз от бокала с красным ликером.
— И он пригласил меня покататься на водных лыжах. Правда, чудесно? Ты знаешь, как я люблю водные лыжи.
— Понятия не имею, — сказал инженер.
— Простите, — сказал молодой человек, — мне пора на работу. Наверно, уже ищут в канцелярии.
Он отглиссировал невероятно легко и быстро. Парень рассчитывал лишь малость прихлестнуть, а вовсе не схлестнуться с кем-либо. Катина, не говоря ни слова, забрала его рюмку, демонстративно шлепнула пару раз салфеткой по столу и даже не посмотрела на инженера. Он не обернулся ей вслед, но не исключено, что, удаляясь, она сплюнула у него за спиной. Vox populi[21].
— Ты что, не можешь двух дней выдержать, — сказал инженер, — и не закатывать сцены? Хотя бы пока моя жена здесь?
— Подумать только, кто мне это говорит! — сказала Викица. — Я уж по горло сыта и тобой и твоей женой!
— Дура!
— А ты дерьмо и старый хрыч! Думаешь, буду тебя ждать, как рабыня? Когда я тебе нужна — будьте любезны, когда нет — привет горячий! Мотай отсюда, фрайер!
И она громко разрыдалась. Слезы текли у нее по щекам вместе с краской и пудрой, которых, как всегда, было чересчур много для такого молоденького личика. Она демонстративно, в один глоток, осушила рюмку, в которую с кончика носа тоже капали слезинки.
— Ну ладно, ладно, перестань, — сказал инженер. — Не надо плакать. Все будет в порядке. Магда уезжает. Сегодня. Я ей все объяснил, и она уезжает. Сегодня же.
— Прости, Спотик, я такая глупая, — сказала она, всхлипывая и сморкаясь. — Но мне так страшно, когда ты с ней, а у меня на тебя никаких прав…
— Так она же моя жена! Ты прекрасно знаешь, в каких мы с ней отношениях, и все же, надо бы тебе хоть…
— Но я больше так не могу. — От слез Викица вновь перешла в наступление. — Я не могу больше сидеть будто взаперти в этой развалюхе, среди всей этой рухляди, с этим маразматиком, стирать ему подштанники, мыть как ребенка. Он постоянно кричит, что я шлюха, грозит пристрелить, плюется, а потом распустит нюни, шамкает одно и то же: «Викица, сохранила ли ты нам крышу над головой?» Я так больше не могу, скоро сама покроюсь плесенью, превращусь в истеричку.
— Ну мы все это утрясем. Все будет хорошо. Сегодня я никак не могу… А завтра пойдем вместе, ты подпишешь договор о новой квартире, старик же не в состоянии…
— У тебя вечно завтра да завтра. Ты никогда ничего не можешь, тебе конечно некогда, тебе на все наплевать. Вспоминаешь, когда я тебе нужна физически. Или чтобы пить. А я совсем по-другому жила, пока с тобой не познакомилась. Дружила с мужчинами, ездила и ходила куда захочу, могла сделать карьеру. Я больше так не могу, совсем извелась. Целый день прячемся, забьемся в какую-нибудь дыру, как скоты, переспим, потом лакаем. Или наоборот, сперва налакаемся, а потом переспим. Я хочу жить по-человечески. Тебя вечно нет, когда ты мне нужен.
— Послушай, Викица, будь умной. Все это мы оба прекрасно знаем. Со временем все утрясется. Но у меня же здесь еще работа.
— Да, да, конечно, у тебя или работа, или жена, или просто на тебя нашла дурь. Когда я сюда ехала, я думала, отдохну как все, поразвлекаюсь, накупаюсь, буду танцевать, с людьми встречаться. А в результате превратилась в рабыню у некоего деспота и в няньку при выжившем из ума старике. Я думала, я тебе по-настоящему нравлюсь и ты мне поможешь. Разве это любовь, разве это жизнь?
— Господи боже, Викица, зачем об этом говорить? И тем более сейчас не время…
— Я рассчитывала сбежать с тобой из «Кавказа», а угодила в Сибирь. С меня хватит, я не намерена гнить в этой дыре и с тобой, и без тебя. Сегодня суббота, и я хочу провести ее как положено приличным людям, пойти куда-нибудь, улыбается это тебе или не улыбается.
— Что с тобой происходит? Куда делась твоя богема, твое презрение к обывателям? Впрочем, ладно, мы куда-нибудь сходим именно как приличные люди, подожди только пока…
— Куда сходим? К Катине на коньячок? В отель на ужин в полном одиночестве, где все меня считают последней шлюхой? Где маячат лишь полупьяные самцы?
— Я не в силах изменить для тебя состав здешних обитателей. Я думал, тебе приятно, что все мужчины…
— Так вот знай, я хочу поехать в Сплит или в другой город, где много приезжих, хочу на танцы, в приличный ресторан, в кино, на пикник. Если ты не желаешь, я поеду одна. Найду кого-нибудь для компании. Не бойся.
— Хорошо, я уже тебе сказал, хорошо, только успокойся, поговорим обо всем вечером, когда уедет Магда и я кончу с этими бетонщиками. Они сейчас ждут меня внизу, — угрюмо бормотал инженер.
— Так вот знай, — угрожающе заговорила Викица, — мне здесь стало плохо. Я уверена — где-то есть и настоящее лето, и настоящие развлечения, настоящая жизнь, а не эта тягомотина. Где люди хорошо одеваются, где хорошая танцевальная музыка, а не пошлая певичка со своим гармонистом, где люди разговаривают о вещах, которые меня интересуют. Где жизнь проходит не от постели до постели и не от коньяка до коньяка. Я хочу отдыхать по-человечески, среди близких мне людей.
— Кататься на водных лыжах, например?
— А что, и кататься тоже. А ты убирайся в болото со своей работой, со своей женой, со своим пенсионерским слюнтяйством. С меня хватит.
— Ты просто глупая истеричная гусыня, — сказал Слободан, в бешенстве вскочив со стула. — Ты думаешь, мне все это не обрыдло?
Викица вдруг с силой размахнулась, словно на косьбе, и сгребла рукой все, что стояло на столе. Со звоном и скрежетом осколки рассыпались по бетону. Несколько рабочих, спокойно попивавших в дальнем конце под деревом, любопытно обернулись в их сторону. Некоторые привстали, готовые поспешить на помощь или хотя бы собрать с пола осколки. Викица, прикрыв рукой лицо, словно у нее пошла кровь из носа или подступила тошнота (вина за это ложилась, конечно, на инженера), выбежала и скрылась за домом. В дверях появилась Катина, сумрачная, словно ангел возмездия.
— А кто за это заплатит? — бросила Слободану, который уже было собрался исчезнуть. И подчеркнуто нелюбезно изрекла свой суровый приговор: — За каждый преднамеренно разбитый стакан — тысячу сольдино.