[18]. Будьте любезны, принесите их, да захватите пузырёк с кровоостанавливающим, он на центральной полке, и пригоршню корпии. Шейный платок сгодится за бандаж, его и так придётся стирать.
— Не лучше ли тебе прилечь? — обеспокоился Джек. — Всё же потерял столько крови.
— Вздор. Говорю тебе, это просто царапина. Рассёк кожу, вот и всё. Что ж, мистер Мартин, буду вам признателен, если вы поможете с кровоостанавливающим и наложите дюжину аккуратных швов, пока я буду стягивать края раны.
— Не представляю, как вы можете этим заниматься, — отведя взгляд в сторону, сказал Джек.
Игла размеренно пронзала плоть.
— Привык набивать птичьи чучела, — сосредоточенно трудясь, ответил Мартин. — А чтобы их зашить... зачастую приходится иметь дело с гораздо более нежной кожей... Разве что не беря в расчёт старых лебедей-самцов... Ну вот! Могу похвастаться, вышел вполне ровный шов.
— Капеллан говорит, что вы в полном порядке, сэр, — весьма любезным тоном проорал Киллик прямо Стивену в ухо.
— Весьма вам благодарен, сэр, — поблагодарил доктор Мартина. — Пожалуй, мне пора. Уже совсем поздно. Джентльмены, к вашим услугам. Мистер Моуэт, прошу, оставьте мою руку в покое. Я не пьян и не настолько стар.
Ночь снова выдалась беспокойной, поскольку перед рассветом незнакомый и взволнованный голос в нескольких дюймах от иллюминатора воскликнул: «Ты что, не знаешь, как вязать рогатый узел, недоумок? Где этот чёртов узел?» с такой мощью, что Мэтьюрин окончательно проснулся. Лоб всё еще болел, хотя и не так сильно, и доктор лежал, покачиваясь в такт движениям корабля, и наблюдал за растущей полосой света на горизонте. Мэтьюрин размышлял об изменах, обманутых мужьях и сплетнях, которые так любит обсуждать общество. Когда он был на Мальте, в одном из немногих полученных писем — в последние пару месяцев Средиземноморский флот был в делах почтовых крайне неудачлив — пришло сообщение о том, что он теперь рогоносец, будто жена изменила ему с каким-то типом из шведского посольства. Он не поверил.
В этом же мешке с почтой оказалось и торопливо написанное, всё в кляксах, письмо от Дианы, полное самых тёплых и нежных слов. Хоть он и не предполагал, что моральные устои помешают ей сделать то, что она задумала, Стивен знал, что она достаточно благовоспитанна и из этических соображений не станет писать подобное письмо пока наставляет мужу рога: он был уверен, что жена не станет позорить его без веской на то причины.
Но, с другой стороны, она жила насыщенной светской жизнью, имела богатых и влиятельных друзей и с тех пор ни разу не давала обществу повода для осуждения, и Стивен не сомневался, что она беззащитна перед злобными сплетнями завистников.
Её кузина Софи, жена Джека Обри, — человек совсем другого склада. Притворной стыдливостью она не кичилась и на общественное мнение обращала внимание не больше Дианы, но только настоящий безумец стал бы в письме называть Джека рогоносцем, хотя если бы она руководствовалась принципом взаимности, то рогами с головы капитана можно было бы украсить приличного размера зал.
Доктор обдумывал всё это: стоит ли искать причину в половом влечении, которому так смутно, но непреклонно подвержен каждый? Он размышлял о половом влечении утонченных женщин, как о чём-то таком, что противостоит естественным природным потребностям. И всё ещё был погружён в эти мысли, когда дверь каюты распахнулась, и Джек заглянул внутрь.
— Господи Боже и дева Мария! — воскликнул Стивен. — Я только тебя вспоминал. Что это за рогатый узел, о котором так вопят твои матросы?
— Что ж, если тебе захочется закрепить трос на рее, нужно скрестить два его конца, одним обвить другой и смастерить петлю, вот и получишь рогатый узел. Лучше скажи, как самочувствие?
— Замечательно, благодарю.
— Не желаешь ли глоток слабого чая и яйцо всмятку?
— Нет, спасибо, — отрезал Стивен. — Мне, пожалуйста, как истинному христианину, крепкого кофе и пару копчёных селёдок.
Джек на мгновенье замер.
— Погоди, до меня только дошло, — сурово воскликнул он, — на кой чёрт тебе понадобился этот рогатый узел и почему это ты обо мне при этом вспомнил?
— Просто кто-то выкрикнул за окном, мне стало интересно, вот я и спросил тебя, как настоящего морского специалиста. Ни в коем случае я не желаю тебе становиться новым Отелло, как только ты мог так подумать, стыдись! Да если только любой мужчина сделает Софи неприличное предложение, она его не сразу и поймёт, а как поймёт — тут же уложит из твоей охотничьей двустволки.
— Мне льстит, что ты назвал меня морским экспертом, — сказал Джек, улыбнувшись при мысли о том, как Софи начинает понимать намерения гипотетического развратника, и её вежливое внимание превращается в холодную ярость. — Но ты также можешь назвать меня морским дипломатом, если желаешь. Нынешней ночью у меня состоялся, как я считаю, весьма удовлетворительный разговор со шкипером «Дромадера».
Понимаешь, это чрезвычайно деликатное дело — указывать человеку, как ему управлять своим судном и предлагать какие-либо усовершенствования, к тому же мистер Аллен не находится у меня в подчинении. Кроме того, капитаны торговых судов зачастую испытывают неприязнь к флотским за то, что мы принудительно вербуем их людей, а некоторые офицеры ведут себя слишком высокомерно.
Обидь я его, он из одного упрямства мог бы убавить паруса и оставить только нижние. Но, видишь ли в чём дело, он сам спустился в каюту, чтобы узнать, что там у нас случилось, сразу после твоего ухода — ему наплели, что ты в пьяном безумии напал на нас и мы почти до смерти тебя избили — и остался выпить бокальчик вина, пока я заканчивал рассказывать Моуэту и священнику, как эскадра перед самым сражением на Ниле под всеми парусами, будто за ней черти гонятся, шла точно этим же самым курсом.
— Вроде припоминаю, что ты упоминал Нил, — вставил Стивен.
— Ну конечно, — любезно поддакнул Джек. — Что ж, он оказался отличным парнем, как только понял, что мы не намерены сажать его на короткий поводок или наводить свои порядки на его судне. Когда Моуэт со священником ушли, я так ему и выложил начистоту. Выпалил без всяких хитростей и прикрас. Я вовсе не стал критиковать его манеру управления «Дромадером» — ему как никому другому норов судна знаком лучше, как и его возможности, — но был рад предложить пару десятков матросов в помощь. И если с более сильной командой он посчитает нужным поставить больше парусов, то в том случае, если какие-то из них сорвёт ветром, я буду просто счастлив тотчас же компенсировать ущерб владельцам судна. Он сказал, что большего не смел и просить — заметил моё беспокойство, но из опасений, что в ответ услышит «а не повернуть ли вам через фордевинд», вовсе не стал подходить. Хотя должен признаться, что слишком уж многого от старой лодчонки ожидать не стоит, будь даже судно набито матросами почище лестницы Иакова или Вавилонской башни. Да и днище изрядно обросло, каждая мачта, да что там — каждая рея обмотаны канатом или укреплены деревянными накладками, а весь такелаж сплеснен уже не по одному разу. Хотя обводы корпуса просто лебединые — самые очаровательные из всех, что я видел — и с соответствующей командой, да в крутой бакштаг можно развить вполне приличную скорость. Так что, в конце концов, мы пожали друг другу руки, а стоит тебе подняться на палубу — ты увидишь, что положение дел существенно изменилось.
На взгляд моряка положение дел и правду разительно переменилось: «Дромадер» расправил лисели, поставил лисель-спирты и поднял рейковые топсели, Стивена же скорее удивила вереница тянущихся по палубе алых пятен.
На «Дромадере» ещё не соорудили навесы, и заливающий палубу яркий солнечный свет придавал красным пятнам особую насыщенность, они прямо-таки бросались в глаза. Стивен осмотрелся, осторожно поправил ночной колпак, чтобы тот не слишком сдавливал шов и, наконец, сообразил, что происходит.
«Сюрпризовцы» обложились грудой вещей и оружия. По команде «вещи к осмотру» каждый матрос сложил личное имущество в кучку перед собой, надо сказать, весьма скудную кучку, впрочем, сверху почти каждой лежала пара безукоризненно выстиранных, выглаженных и аккуратно сложенных белоснежных парусиновых брюк, нежно-голубая куртка с бронзовыми пуговицами и украшенный вышивкой жилет, как правило, ярко-красный, ведь совсем недавно фрегат вставал на якорь у острова Святой Мавры, славящегося сукном такого цвета.
Практически каждый находящийся на палубе глуповатый хитрец аккуратно разложил эти элементы одежды, по большей части парадной, в попытке прикрыть недостаток повседневных вещей, попытке совершенно жалкой даже для глаза салаги, не говоря уж о пост-капитане, который большую часть жизни провёл в море.
Джек сердито поковырялся в кучке жалкого тряпья, спрятанного под парадной одеждой, и продиктовал командиру подразделения перечень требуемой одежды. Дела обстояли хуже, чем Джек ожидал: оружие находилось в отличном состоянии, ибо в надежде смирить его гнев, матросы надраили мушкеты, штыки, подсумки, пистолеты и тесаки до состояния прямо-таки воинского великолепия, но одежда пребывала в удручающем состоянии.
— Ну же, Плейс, — обратился он к пожилому баковому, — несомненно, у тебя должны где-то быть запасные рубашки? У тебя же имелась парочка, расшитых от горла до пупа, когда мы в последний раз проверяли рундуки. Что с ними случилось?
Плейс повесил седую голову и сказал, что не может точно объяснить, он был уверен... возможно, виноваты крысы, предложил он, впрочем, без особой убежденности.
— Две рубашки и две парусиновые куртки для Плейса, а также чулки и кальсоны, — указал Джек Роуэну, делавшему записи, и они прошли к следующей заблудшей душе, которая в пьяном угаре умудрилась оставить себе только один башмак из всего того, что должно было наличествовать. — Мистер Кэлэми, — обратился капитан Обри к молодому джентльмену, закрепленному за этим подразделением, — скажите, что включается в перечень вещей добропорядочного моряка в высоких широтах? Я имею в виду трезвого, ответственного матроса корабля королевского флота, а не шатающегося по ночам и отливающего на каждом углу забулдыгу с приватира, что пьет без меры.