внутри. Ночь вышла из-под контроля и накрыла всю землю. Вместе с ней из мешка выпрыгнули и все ночные животные — леопарды, львы, летучие мыши, пауки, совы. И хотя жители наслаждались ночной прохладой, все же дневной зной им был необходим. Аджи уступила и указала ночи делить время суток с днем пополам. А вот сумеркам времени не оставили, потому они такие короткие.
Ольга поехала домой, удивилась отсутствию людей на дорогах. Потом вспомнила, что в это время идут вечерние новости и почти все жители деревеньки собираются во дворах, где есть маленькие старенькие телевизоры или радио на батарейках, и, активно обсуждая, слушают репортажи о событиях дня. Их менталитет, их видение событий складывались исключительно на основании этих вечерних получасовых выпусков новостей. Как им все преподносилось, так все и воспринималось. На анализ услышанного, на поиск другого мнения не хватало ни образования, ни предоставляемой информации. Они практически безоговорочно верили тому, что слышали, а потом часами обсуждали услышанное.
Ольга зашла в свою хижину. Пахло дождем. Ветер принес предвестники дождевой бури. Вовремя приехала, иначе рискнула бы застрять по дороге. Она открыла банку с фасолью и стала ковырять вилкой, цепляя белые фасолинки. Фасоль, однако, не шла в горло. Аппетита не было. Но было бы слишком большим расточительством оставлять банку открытой. За ночь она испортится — а ведь это целый ужин или завтрак. Ольга запихала в себя еще несколько фасолин, а потом выглянула за дверь, тихо свистнув. Тут же из-за дерева появилась рыжая кошка и настороженно остановилась в нескольких шагах от нее. Кошка не раз уже получала еду из рук этой женщины, но, наученная горьким опытом пинков в прошлом, все еще осторожничала. Ольга нагнулась и поставила начатую банку с фасолью на землю. Зашла в комнату, но дверь не закрыла. Кошка с достоинством приблизилась к пиршеству и грациозно стала вылизывать жестяную посудину, поглядывая время от времени на щедрую двуногую.
Ольга вдохнула свежий воздух и с сожалением закрыла дверь. Комаров становилось все больше, и провести ночь в поисках жужжащих тварей под сеткой не внушало большого оптимизма. Она умылась, опустила сетку, скрученную над кроватью большим узлом, и легла на спину, положив руки за голову.
Лара была жестока сегодня, подумала она в который раз. Почему? Что ее так задело? Она уже заметила, что африканцы очень осторожны друг с другом, но довольно нетактичны с белыми. Так же, как черные осуждали белых за непонимание их культуры и традиции, так же они сами не старались даже чуточку понять мировоззрение белых. Словно жили в параллельных мирах. Ольга для Лары — чужая, хоть и считается подругой. Весьма своеобразной подругой. Вместе с ней против нее же самой.
В то же время Лара не принимала участия в круговой поруке, характерной для местных. Есть у африканцев такое качество — стоять горой друг за друга и так же горой против остальных чужаков. Круговая порука — сильнейшая вещь. При этом Ольге было удивительно, почему же они так живут, в полной нищете. Казалось бы, взаимоподдержка должна приносить хорошие результаты, если использовать ее для развития. Однако порой казалось, что они не вытягивают друг друга наверх, а тянут вниз. Практически отсутствовала конкуренция на работе — персонал их организации скорее готов был покрыть ошибки друг друга, только бы остаться в клане, в крепко скрепленной цепочке, не подвести, чем показать свой собственный хороший результат.
Принести плохую новость считалось недопустимым. Будут молчать до последнего, даже если от этого пострадает дело. То же было и с болезнями — не хотели ни знать, ни сообщать о неизлечимых болезнях. Странно, как вообще в их клинике оказались неплохие профессионалы в своем деле. Такие, как Лара, например. Она сама признавалась, как порой ей тяжело.
— Здесь все по-другому, тебе еще привыкать и привыкать, — говорила она. — Даже мне порой очень трудно, хотя, казалось бы… Вот недавно привели пациентку, лет под пятьдесят. У нее рак шейки матки такой степени, что на перчатке от легкого касания остаются кусочки распавшейся ткани. При этом жалобы весьма незначительные, и вообще чудо, что пришла к врачу. Потом выясняю, что ВИЧ инфицирована. Есть муж и три co-wife[9]. И можешь себе представить — я не могу ей рассказать о ее диагнозе, несмотря на то что она уже потратила кучу денег на разных врачей, включая столичных, и марабу. И никто ей не говорит правды, она ходит по кругу ложной надежды. Я выписываю ей парацетамол, хоть что-то, чтобы создать видимость лечения. И при этом я понимаю, что это неправильно, но не могу пойти против традиций. И потом — она не собирается говорить мужу о ВИЧ. Боится, что выгонят, и, скорее всего, права. А то, что муж, скорее всего, тоже болен, и три ко-жены тоже, и они имеют право узнать и получать лечение, чтобы поддержать организм, это все не учитывается. Главное — не оглашать плохих новостей. Учти — плохие новости могут сделать из тебя врага народа.
«Как Лара задержалась здесь?» — мучилась вопросом Ольга и строила сотни догадок. Те, кто получал хорошее образование, не находили, как правило, себе места на Черном континенте и уезжали на Запад. Патриотизм выражался весьма странно. Главное, по их мнению, — это приверженность и понимание местных традиций и культуры. А вот как это отражается на работе, на развитии — это не так важно. Если традиция замедляла развитие, можно было ожидать, что африканцы, скорее всего, пожертвуют развитием в пользу сохраненной традиции.
И Лара была одной из них, как ни странно. Это должно было упростить для Ольги понимание ее характера, но на самом деле только усложняло. Ей было все равно трудно понять мотивы ее рассуждений. Сама сблизилась с ней, сама приглашает ее повсюду, расспрашивает о личной жизни, о прошлом, о родных. Но при этом не делится практически ничем из своего мира. Только сегодня впервые рассказала немного о себе. Раньше одна из медсестер говорила Ольге, что острова Бисау, откуда приехала доктор Виера, славятся религиозностью и непокорностью колонизаторам. Их не могли захватить португальцы, подчинившие всю окружающую территорию, а потому английский там был более распространен, чем португальский, характерный для Гвинеи-Бисау. Ольга вспомнила, что Лара говорила также, что на их маленьком острове родной язык племени настолько отличается от других языков Западной Африки, что в Гамбии его никто не понимает.
Лара с трудом находила силы рассказывать о себе. Что оставило в душе Лары такую злость и обиду? Откуда это стремление быть судьей? Ольга пыталась вспомнить, что еще ей рассказывала доктор Виера, но не справилась с тяжелыми веками и туманными мыслями. Она закрыла глаза и уснула. Усталость и переживания так сморили ее, что она не слышала шума дождя и не видела снов.
Глава 18
Вновь объявился Родионов. Позвонил ей и попросил отправить ему сводки о ситуации с беженцами. Зачем? Надо. Утихает конфликт или идет по нарастающей? Уняли ли оппозицию или ждут новых президентских выборов в Сенегале? Что говорят люди? На чьей они стороне? Ольга отвечала кратко. Думала же лишь об одном — почему он позвонил? Мог бы и написать. Тем более только что уехал, ничего не могло существенно измениться за время его отъезда. Зачем он дергает за ниточки ее душу и делает вид при этом, что ему все безразлично? Она не марионетка, в конце концов. Он знает, что ей не все равно, как бы сильно ей ни хотелось изобразить равнодушие. Тешит мужское самолюбие? Смотри, мол, какую власть я еще над тобой имею? Ну да, имеет. И что? Ничего это не значит. Гордость — она все равно сильнее. И дурацкая, идиотская просто черта характера замыкаться на принятом решении делу не помогает.
Ольга задержалась в офисе. Уходя домой, заметила, что свет в комнате Лары еще горит. Постояла в нерешительности, борясь с желанием поговорить, рассказать о звонке Дениса, но вспомнила недавний разговор, закрыла за собой дверь и пошла к выходу. У ворот ее задержал охранник, начал жаловаться на то, что его фонарь разбился, а ему без фонаря никак. Ольга вздохнула. Даже такие мелочи нельзя решить без ее участия. «Хорошо, купим тебе завтра фонарик», — заверила она охранника. «А как же сегодня ночью? Что же делать без фонарика?» — канючил охранник. «Ну возьми вот денег, купи у лавочника, если он продаст тебе так поздно что-либо». Вытащила из сумки свои деньги. «Продаст!» — радостно заверил охранник. Ну все, можно идти дальше. С некоторым раздражением заметила, что Лара вышла из клиники. Теперь уже развернуться и уйти было бы невежливо. У Лары была тяжелая сумка с книгами. Пришли новые руководства по организации оказания медицинской помощи беженцам, Лара тащила их домой.
— Чтение на ночь? — немного вынужденно улыбнулась Панова.
— Да, что поделать. На работе не нашлось времени. Ты домой?
— Да.
— Пешком или на машине?
— Пешком. Но могу подвезти тебя с книгами.
— Не откажусь.
Высадила Лару около ее дома. Доктор Виера открыла дверь и, словно только что вспомнила, произнесла безразличным тоном:
— Завтра у Мамы Бахны мероприятие, внуку дают имя. Она всех пригласила.
— Я в курсе.
— Придешь?
— Придется. Обидится, если не приду.
— Правильно. Тогда увидимся.
Ольге уже успели надоесть местные мероприятия. В первое время она приходила в восторг, беспрестанно фотографировала и снимала на камеру. А потом, когда количество мероприятий стало зашкаливать, ее восторг поубавился. Их было много, и все одинаковые, и везде — одни и те же люди, та же еда, та же музыка. Но отказаться не считалось возможным. Можно было испортить отношения, и надолго. Строго учитывалось, у кого ты была, а у кого нет. И если, не дай бог, кого-то обделила вниманием, событие сразу же окружалось слухами и интригами. Пол как-то учил ее трюкам волонтеров. Любимой легендой для отказа посещения мероприятия был сказ о том, что кто-то из дальней родни скончался. Звучало мрачно, но срабатывало. И так как в африканских семьях родни было очень много, то можно было прикинуться, что и у волонтеров так же, а потому кончина десятой троюродной бабушки казалась правдоподобной и служила уважительным поводом.