— Надеюсь, это именно огненное погребение, а не желание скрыть следы преступления, — прошептала она, хотя было очевидно, что тьер с его феноменальным чутьем услышит каждое слово. А затем, громко и торжественно, обратилась к мертвому: — Спи. Твой бой закончен. Ты был силен, но искал слабейших. Ты был умелым, но убивал беззащитных. Ты плохо жил, но умер с честью. Ты не воин и не имеешь права на последнее пристанище, но я дарую тебе огненное погребение. Спи. Пусть никто не потревожит твой покой.
С пальцев волшебницы сорвался огненный шар и ударил в цель. Взвихрилось пламя — а когда оно опало, лишь куча пепла да изуродованные жаром до неузнаваемости металлические части оружия и сбруи свидетельствовали о том, что здесь еще совсем недавно лежало тело.
А еще спустя несколько секунд внезапно поднявшийся ветер — то ли прихоть матушки-природы, то ли опять магическое воздействие Таяны — разметал пепел по земле.
В путь двинулись молча. Девушка явно была в плохом настроении, Денис тоже чувствовал себя подавленным. И даже поведение Тернера несколько изменилось — теперь он постоянно был настороже, все время к чему-то прислушиваясь и время от времени бросая взгляды на дорогу за спинами путников.
И только когда черное пятно копоти, явственно выделявшееся на белом снегу, скрылось за очередным поворотом тракта, Тэй не выдержала и взорвалась.
— Ну почему, покарай тебя Эрнис, ты его убил?
Тернер как будто не ожидал подобного вопроса. А потому его удивление выглядело вполне искренним.
— Он напал на нас, леди… и, если вспомните, и на вас тоже.
— Я знаю, знаю… — От рвущегося наружу гнева она сильно покраснела и, Денис вынужден был это признать, стала в этот момент еще красивее, чем обычно. — И если бы ты убил его в бою… но безоружного! Слабого! Лежащего у твоих ног! Беспомощного!!!
— Я не вижу разницы. — Теперь в голосе хищника слышалось раздражение, однако Таяна, раздираемая на части возмущением, не была склонна что-либо замечать. — Я не вижу разницы в том, как убить врага. Это не благородный поединок. Это война, волшебница, которую объявили нам.
— Тебе!
— Нам, нравится тебе это или нет, девчонка! Да, я перебил тех недоносков, что посмели поднять на меня руку. Я убил их всех, и тех, кто пытался сопротивляться, и тех, кто просил пощады. Что, неприятно слышать? В Тирланте больше нет ночных воинов, ни одного. Я убил всех — мужчин, женщин… и детей тоже. Сорняк надо выжигать с корнем, иначе он возродится. Я тысячу лет живу войной, волшебница. Я знаю, что это такое.
— Детей???
Жаров схватил Таяну за руку, пытаясь остановить ее. Он уже понял, что сейчас произойдет, — и последствия этого было страшно даже представить. Но разъяренная женщина уже не контролировала себя. Вырвав пальцы из ладони Дениса, она, чуть наклонившись в седле, с размаху залепила Тернеру пощечину.
— Убийца! Негодяй!
Тернер дернулся, как будто бы не узкая женская ладонь, а стальная рыцарская перчатка нанесла удар. Несколько секунд он внимательно смотрел на волшебницу, а потом, ни слова не говоря, повернул скакуна и, с силой впечатав шпоры в чешуйчатые бока зверя, послал его в неуклюжий, но быстрый галоп. И, ни разу не обернувшись, умчался назад, туда, откуда пришел за ними молодой убийца, даже смертью своей сумевший внести разлад в их еще недавно казавшуюся сплоченной команду.
— Что ты натворила? — тихо спросил Денис.
С момента исчезновения Тернера, больше похожего на бегство, прошло около получаса, и это были первые слова, сказанные с тех пор.
Волшебница повернулась к Жарову и процедила сквозь зубы, не пытаясь скрывать злость:
— Если человек подонок, то он должен об этом знать.
— Я не о том, — вздохнул он. — Тэй, я очень прошу тебя, постарайся выслушать меня внимательно. Ты судишь о людях слишком скоро, на уровне одних только эмоций. Так нельзя… подожди, я же просил тебя выслушать.
Таяна, явно намеревавшаяся выпалить что-то очень нелицеприятное, подавилась фразой. А Жаров продолжал говорить — спокойно, веско, в надежде, что его слова пробьются сквозь пелену гнева.
— Тьер не человек, и не стоит подходить к оценке его поведения с человеческими мерками. Когда-то давно мы с ним говорили об этом. Знаешь, ведь он — несчастное создание. Его сделали, чтобы убивать. Это — смысл всего его существования, но разум тьера постоянно протестует против бессмысленного кровопролития. Не потому, что он не любит боя, а потому, что ему ненавистна сама мысль о предопределенности его же собственных поступков. Но он мало что может сделать, слишком силен зов крови. Тернер много лет старался побороть в себе тягу к убийству, но это невозможно, и он сам понял это. Единственный выход, который он сумел найти, это давать волю инстинктам лишь тогда, когда угрожают его жизни. И не только его… ты просто не хочешь замечать, что нас с тобой он считает чем-то вроде друзей или даже своей семьи. Иначе… на твой удар он отреагировал бы по-другому.
— Это его не оправдывает.
— Это многое оправдывает, Тэй. Думаешь, он просто пошел и вырезал десяток-полтора ни в чем не повинных людей? Голову даю на отсечение, что эти, как их… ночные воины напали первыми. На него, на меня — кто-то позаботился заплатить за наши головы. Ты уверена, что и твое имя не звучало в том контракте? Тернер просто повел себя так, как диктовали ему инстинкты бойца. Враг? Уничтожить врага.
— А дети? Дети тоже угрожали ему?
— Когда тьер вступает в бой, он с большим трудом может отделить виновных от невинных. Если вообще может… С этим нельзя ничего поделать, такова его природа. И потом, этот юнец — он ведь и в самом деле хотел нашей смерти. Отпустить его? Мне кажется, это было бы ошибкой. Или ты веришь в то, что наемный убийца способен сразу стать белым и пушистым, осесть в какой-нибудь деревеньке и начать выращивать хлеб? Не смеши.
— Он же был без…
— Без оружия? Верно… а до этого, вспомни, он совершенно спокойно стрелял в Тернера, отнюдь не желая предложить тому честный поединок. И в тебя, в женщину, безоружную… ты сама-то понимаешь, что Тернер тебе жизнь спас? Достаточно было малейшей царапины… или я неправильно понял разговор об этом яде?
Девушка потупилась, ее лицо чуть покраснело — и краска эта была явно не от гнева, скорее от стыда.
— Да… — наконец тихо сказала она. — А я ведь совсем забыла.
Некоторое время они ехали молча. Слова сейчас не были нужны, все, что необходимо, — уже сказано. Денис понимал, что девушке требуется время, чтобы все осмыслить по-новой, попытаться взглянуть на вещи с другой стороны. Сам же он до зубовного скрежета сожалел, что Тернера больше не было с ними. Раз уж на путников объявлена эта странная Охота, то подобные стычки наверняка будут еще не раз. И очень может быть, им еще предстоит горько пожалеть о том, что рядом с ними не будет неуязвимого, не ведающего страха бойца. Что может сделать он, кое-как владеющий мечом, чтобы защитить девушку от убийц, профессионалов своего дела, у каждого из которых за душой, наверное, немало загубленных жизней? Разве что подставить грудь под удар — и то, если успеет. Во всяком случае, ловить на лету отравленные стрелы, подобно Тернеру, он явно не сможет.
Весь этот день он ожидал, что Тернер сумеет понять и простить горячность девушки, никогда толком не сталкивавшейся с болью и несправедливостью войны, и снова присоединится к их маленькому отряду. Тщетно — тьер исчез.
Не появился он и наутро.
Черри открыла глаза, и ее рука чуть шевельнулась под подушкой, тонкие длинные пальцы стиснули рукоять стилета. В будуаре кто-то был — она не слышала ни шороха, ни дыхания и все же была совершенно убеждена в том, что она сейчас не одна.
На не очень долгом, но порядком тернистом пути к титулу главы Гильдии ей приходилось ночевать и в лесу, завернувшись в одеяло, и в богатых клопами дешевых гостиницах, и даже в земляной тюрьме, яме, закрытой сверху толстой решеткой из деревянных брусьев. Даже сейчас, по прошествии немалых лет, она помнила, как хлюпала на дне ямы раскисшая грязь и как время от времени выползали из рыхлых стен земляные черви… в тот раз ей удалось бежать, оставив на дне тюрьмы, в грязи, труп очень уж любвеобильного стража, решившего, что осужденная на смерть преступница не будет против маленького утешения напоследок.
Тот приговор никто не отменял, но теперь на Черри имперские законы почти не распространялись. Все по той же весьма простой причине — казнь одной убийцы, пусть даже имеющей на своих руках немало крови, не стоит войны между Двором и Гильдией. Не стоит… а потому она и не боялась, что кто-то потребует с нее ответа за прошлые грехи. Конечно, если Император все же решит начать войну… тогда на плаху она взойдет первой. Это обратная сторона высокого положения, теперь Дикая Кошка Черри известна многим, а потому она все время на виду. Ее знают в лицо, у магов Императора наверняка есть и ее волосы, и какие-нибудь ранее принадлежавшие ей предметы. Заклинания поиска не слишком сложны даже для начинающих волшебников, а потому в случае чего гвардейцы его Величества найдут ее быстро.
Но они не приходят ночью, под покровом тишины и тьмы.
Кто в комнате? Может, один из конкурентов, желающий устранить ее, чтобы самому занять место главы? Мысленно Черри усмехнулась — нет, только не сейчас. Не тогда, когда объявлена Охота, поскольку теперь право на высшую ступень в иерархии убийц получит только тот, кто сумеет настичь жертву. А не тот, кто всунет Черри клинок под ребро… В другое время — возможно. Но не сейчас.
В самой глубине души Черри вдруг пожалела о том, что в последние годы перестала, как это не раз бывало раньше, спать в кольчуге. Да, богатство и роскошь быстро входят в привычку. Когда грубое шерстяное одеяло сменяется дорогим шелком простыней и пуховыми перинами… как-то быстро уходят в прошлое навыки быть всегда готовой к схватке. И потом, странно было бы ложиться на изысканный черный шелк в боевом облачении.
— Я чувствую, что ты не спишь, — раздался вдруг незнакомый мужской голос.