Нужно растереть ее лицо, – сказала девушка.
Вы умеете это делать? – спросил я.
Попробую вспомнить уроки военного дела, – сказала она с улыбкой.
Спасибо, – сказал я, – не понимаю, какого черта она полезла в воду, если бы не вы…
Вы отлично справились, – сказала она и принялась растирать щеки Рины, отчего жена застонала.
Вы вдохновили меня, – сказал я.
Вот как? – сказала она, и, перейдя на руки Рины, посмотрела мне в глаза.
Да, – сказал я, и слегка кивнул, потому что больше мне нечего было сказать.
Она, улыбаясь, похлопала по щекам Рины. Жена застонала и ее стошнило несколько раз подряд, сначала зеленым, потом слегка розоватой водой. Я видел, потому что Луна светила ярко. Бедняжку выворачивало так, что ей пришлось глубоко дышать, чтобы успокоиться.
Где это мы, черт побери, – сказала она.
С вами все в порядке, ваш муж спас вас, пока вы тонули, – сказал девушка.
А ты, черт возьми, кто такая? – спросила Рина.
Меня зовут Юля, – сказала она.
Так мы узнали ее имя. Рина посмотрела на нее мутным взглядом, и, опираясь на мою руку, села.
А меня зовут Рина, – сказала она, – этого же мужественного героя в плавках Владимир.
Мы супруги, – сказала она, полуприкрыв глаза.
Я знаю, – приветливо улыбнулась нам Юля.
Юля помогла мне вытащить тебя из воды, – сказал я.
Ты уже уходила ко дну и мы могли потерять тебя из виду, вода в реке темная, – сказал я.
Необязательно расписывать мне трудности, с которыми ты столкнулся, исполняя свой человеческий долг в отношении ближнего своего, – сказала Рина, и я понял, что она оправилась.
Он действительно выхватил вас в последний момент, – сказала девушка.
Рина глянула на нее подозрительно. Но пл лицу Юли нельзя было сказать, что она хотела нанести удар. Она просто констатировала факт. Рина, подумав долю секунды, кивнула.
Спасибо, милый, – сказала она тем своим голосом, от которого мои легкие, сердце и грудная клетка становились комком мягкого масла, и я мог поползти к ней на край света по собачьи, – о, спасибо…
Не знаю, что на меня нашло, – сказала она.
Свет Луны, – сказал я, и мы увидели, что на нас и в самом деле упал лунный свет, в котором мы выглядели странной композицией из серебристых фигур.
И вам спасибо, – сказала Рина.
Пожалуйста, – просто сказала Юля.
Она вообще оказалась немногословна и спокойна.
Это поразило меня. Мало кому удавалось оставаться спокойным в присутствии Рины. Эта женщина – катализатор всего того дерьма, которое таилось в вас, как сероводород в Черном море – под толщей воды и песка. Стоило вам оказаться поблизости от Рины, как дьявольские пласты вас начинали сходиться и сталкиваться, словно материки на жидкой магме. Наружу вырывались огонь и камни. Любая другая женщина сейчас бы или дрочила, или, сойдя с ума, вырывала себе матку, чтобы принести ее в зубах на вершину жертвенной пирамиды, или, рыдая, пыталась бы утопиться. О, Рина сводила женщин с ума по особенному, не так, как мужчин. Но Юля была нечувствительна к волнам удушливой злости, которые источала Рина.
Роза, ад источающая.
Вот кто моя жена и вы чувствовали это, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Это пугало, волновало, тревожило, на худой конец, озадачивало. Но Юле было все равно. Она источала – словно в ответ – лишь доброжелательный спокойный интерес. Словно ботаник, склонившийся над редким видом ядовитого цветка, она смотрела на Рину с интересом и без страха. Добавьте к этому, что она была молода, очень молода, и вы поймете, в какой тупик зашла Рина, пытаясь понять, что именно она видит в этой красивой и умной – вот еще одно дьявольской сочетание – блондинке.
Все это, – я видел, – так озадачило Рину, что она отложила решение проблемы по имени «Юлия» на потом.
Обязательно приезжайте к нам на следующую вечеринку, – сказала моя жена Юле.
Я приеду, – сказала та.
Рина встала, пошатываясь, и обняла меня за плечи. Юля смотрела на нас блестящими в свете луны глазами. Мы оба пялились на ее стройные ноги. Голоса были слышны все ближе.
Давайте пойдем им навстречу, – сказала Рина.
Она встала между мной и Юлей, – чтобы мы поддерживали ее, ну, и чтобы разбить связку, – и мы, поддерживая Рину, пошли. Внезапно она остановилась.
Но я-то голая, – сказала она, – а вы в купальниках.
Юля взглянула не нее с интересом.
Вы хотите, чтобы я разделась? – спросила она.
Я хочу, чтобы вы оба разделись, – сказала капризно Рина, приходившая в себя на глазах.
Так свежее мясо, которое вы ткнули пальцем, на глазах у вас наливается соком и вмятина исчезает, словно в обратной замедленной съемке. Воистину, подумал я, даже смерть бессильна над моей сумасшедшей проклятой, ненавистной, обожаемой сукой женой.
Время показало, как я ошибался.
Но тогда Рина наливалась плотью и кровью буквально на глазах. Она приходила в себя так быстро, что я бы диву давался, не будь я ее супруг с пятилетним стажем. Юля, нисколько не удивившись, развязала шнурок верхней части купальника. И сняла его. У нее были красивые – тяжелые, чуть продолговатые, с большими розовыми сосками, которые в свете луны выглядели посеребренными, – груди. Тяжесть их стремилась вниз, они не были раздуты вширь, как дурно сделанные протезы, которыми надувают своих пациенток пластические хирурги. Но грудной клетки они касались лишь там, откуда росли. У нее была красивая, не обвисшая грудь третьего размера. Не могу сказать, что я определил его на глаз. Я просто не удержался – с ней у меня не получалось этого делать с самого начала, – и спросил, каков он.
Третьего, – сказала она.
Если Рину это и взбесило, она не показала виду. У нее тоже была красивая грудь, крепкая, как молодые яблоки, но небольшая. Я не раз говорил ей, что люблю ее и ее грудь, и она знала, что это так. Но какое значение имеет, верите ли вы в бога-императора или нет, если вас все равно внесли в проскрипции, чтобы отдать на растерзание львам? Рина плевала на то, люблю я ее или нет. Рина хотела моей крови и моих кишок, чтобы слепить из них босховы фигуры своего наступающего безумия. Она жаждала вырвать мои ребра, чтобы, натянув меж ними мою кожу, сделать лук и стрелять из него золотыми стрелами Аполлона во все, что она увидит, сидя на облаках. Из моего члена она жаждала вырезать прекрасную золоченую флейту и сыграть на ней те грустные песни, что насвистывал Пан, свергнутый с пьедестала богов гнусными христианами. Моим мясом она мечтала набить свои походные сумки, после чего – отправиться на покорение неизведанных земель, где черви танцуют на ложах гробов.
Сидя на этих гробах, я возвращаюсь в ту ночь.
Мы красовались тремя серебристыми фигурами на черном песке в ту ночь, и мы светились, словно призраки мертвых.
После Юля сняла плавки, и я увидел, что она не бреет лобок. Но волосы у нее и там были редкими, и, – как у всех натуральных блондинок, – практически незаметными. Глядя ей в промежность, я снял плавки. Она глядела на меня с улыбкой средиземноморского бога, аттического Аполлона. Уголки губ слегка подняты, голова чуть задрана назад. В ее взгляде я распознал торжество, радость, отсутствие какой-либо рефлексии, спокойствие, и беспримесное любопытство к жизни.
Юля казалась моложе нас с Риной на три тысячи лет.
24
Почему мы не разведемся, – сказал я уже ночью, когда часть гостей улеглась спать по комнатам, а другая отправилась обратно в город, распугивая живность в лесу воплями и визгом шин.
Ответь мне, – сказала она, сидя на подоконнике, завернувшись в плед.
Я пытался понять – смежив нестерпимо болевшие глаза – осталась эта девушка у нас дома или уехала обратно в город. Выяснить сразу мне бы не удалось при Рине. Так что, когда мы привели жену домой, под приветственные возгласы и здравицы гуляк, я просто кивнул ей с легкой улыбкой, и повел жену в дом. А девушку потерял из виду.
Все пытаешься понять, где она? – сказала Рина.
О чем ты? – спокойно удивился я.
В этот момент я и правда верил, что мне безразлична Юля. Рину можно было обмануть, только если ты начинал верить в ложь, начинал за секунду до того, как сказать ее. Если бы Рина решила стать моим агентом, я бы добился успеха на подмостках. Она вышлифовала меня в актера лучше любого театрального училища. Так что я и правда подумал: – какая еще девушка? Рина глянула на меня с подозрением, но уже чуть менее враждебно.
Почему мы не разводимся? – сказал я.
Перекладываешь ответственность на меня? – сказала она.
Пытаюсь понять, – сказал я.
Ну, попробуй, – сказала она спокойно, и я впервые за несколько лет увидел, что моя жена не хочет меня уязвить, и действительно предлагает мне попробовать ответить на вопрос, вставший перед нами обоими.
Деньги, – сказал я.
Немаловажно, – согласилась она. – Но и порознь мы с голода не умрем.
Это было правдой. Дом у реки мы бы себе уже не смогли позволить, но на две приличные квартиры в городе денег бы нам хватило. Детей мы не родили, и мне не пришлось бы платить ей алиментов. Она не работала, но у нее была куча богатых друзей, и некоторые из них часто ссужали ей деньги без процентов на долгие сроки. Она их никогда не возвращала. Предоставляла это мне. Но я знал, что, разойдись мы, она уже завтра же сломит еще кого-нибудь. Деньги не были для нее проблемой.
Ты меня любишь, – сказал я.
Но это не имеет значения, – сказала она.
Я кивнул. Мы оба знали, что наша любовь давно уже не имеет никакого значения. Подул ветер и тополя зазвенели листвой. Нет ничего красивее, чем звук тополя. По иронии судьбы, это дерево причиняло Рине массу неудобств, она ведь аллергик.
Тополя, которые мы могли спилить, спилили. Но за городком стояла роща вековых тополей, и до них добраться у нас не получилось. И слава Богу, добавлял я про себя иногда. Мне нравилось, как звучат тополя.
Красиво, правда? – сказала Рина. – Я о тополях.
Видишь, я в состоянии оценить врага, – сказала она.