Вскоре и Бибиков, и Державин оставили Казань. Первый направился поближе к осаждённому Оренбургу, второй — к Саратову.
Державин той зимой сдружился с майором Соловьёвым. С этим храбрым воякой можно было на ура распить бутылку водки, посоревноваться в остроумии, побаловаться пуншем. Это он во время схватки бесстрашно бросился на шайку пугачёвского атамана Ильи Арапова, чем решил исход сражения, — тогда Державин впервые увидел своими глазами смелую атаку. Походы, оперативные поиски частенько разлучали друзей — и Державин по-дружески посылал майору водку, сахар. Среди запуганных калмыков можно было слегка поправить материальное положение — но только слегка. Державину вырваться из нищеты никак не удавалось.
Саратов в те времена относился к Астраханской губернии — и местному губернатору Кречетникову Державин не пришёлся по душе. Он пресекал поползновения поручика взять под свою команду побольше войска. Державин быстро наживал врагов среди влиятельных администраторов, а ведь ему ещё нужно было заботиться и о собственном кармане.
В краях, охваченных бунтом, можно было по дешёвке купить юных калмыков и башкир обоего пола — их выкупали прямо из семей. Офицеры, отличившиеся в боях с пугачёвцами, и вовсе рассчитывали поживиться «калмычатами» бесплатно. Соловьёв отвечал Державину на просьбы похлопотать насчёт бесплатных крепостных: «Братец сударик, Гаврила Романович. Дружеское ваше письмо я имел честь получить, за кое приношу мою искреннюю благодарность, равно за обсылку меня водкой. Касательно ж до калмычат и башкирчат, так мы ещё их не видали; а если случай допустить, так верьте, что не пропущу вам тем служить». Чем закончилась история — нам неизвестно, но будем надеяться, что Державин не остался без награды. В его небогатом хозяйстве каждый калмычонок был бы на счету..
Бибиков придерживался осторожного плана: в Казани собрать в кулак войска из близлежащих городов, испытать их, избавиться от предателей — и двинуться на Оренбург или туда, где окажутся основные силы Пугачёва. Больше всего генерала пугало своеволие черни… В мятежной атмосфере генералу остро не хватало сабель. Небольшие отряды, малочисленные гарнизоны «никуда носа не смеют показать, сидят по местам, как сурки». Он понял: масштабы смуты несравнимы с событиями десятилетней давности и одними внушениями не обойдёшься, нужно показать силушку, чтобы вернуть не только уважение к короне, но и страх.
Рассадниками крамолы в Саратовском крае считались раскольничьи скиты, которых немало таилось по берегам реки Иргиз. Здесь Пугачёв начинал свою эпопею, здесь его пытались обезвредить два бдительных крестьянина — Трофим Герасимов и Иван Серебряков.
Герасимов в Малыковке (позже из этого посёлка образуется славный уездный город Вольск) указал на Пугачёва властям, бунтовщика арестовали — случилось это в июне 1773-го. Пугачёву удалось бежать из-под стражи, но Герасимов и Серебряков вроде бы доказали верность трону. Последний уже во времена Бибикова явился в Казань, предлагая свои услуги по борьбе со злодеем.
В Малыковке и на Иргизе ожидали наступления пугачёвцев. Серебряков только происхождением был крестьянином, а по роду деятельности — воротила и плут уездного масштаба. Впрочем, значилось в его биографии и вполне почтенное занятие — монастырский слуга. Он получил известность, прилепившись к выгодному дельцу: речь идёт о расселении польских раскольников на Иргизе. Серебряков подавал начальству идеи и, если выпадала возможность, ловчил напропалую. Кроме почтенных раскольников из Речи Посполитой, он устраивал в иргизских краях беглых крепостных, за что и был посажен в тюрьму в Москве, откуда его вызволили предприимчивые друзья. В тюрьме он сошёлся с запорожским казаком Черняем, которого одно время принимали за Пугачёва. Серебряков попал под подозрение — и стремился выслужиться.
Державину Серебряков не нравился. Гаврила Романович его знал давненько, по московским кругам картёжников и пройдох. (Удивительное совпадение, что им довелось встретиться в Казани!) И всё-таки он представил Серебрякова Бибикову: из таких плутов и вербуются ловкие тайные агенты.
Бибиков принял Серебрякова ночью. Иван одну за другой извергал из себя идеи захвата Пугача, который, по его словам, обязательно кинется на Иргиз! Русский авантюрьер предлагал генералу положиться на местного помещика — подпоручика Максимова. Того самого, который вызволил Серебрякова из тюрьмы! Нам известно, что уж этого вертопраха Державин преотлично знал по шулерской молодости и не горел желанием продолжить знакомство. Бибикову подпоручик сразу показался ненадёжным, но идея Серебрякова приглянулась. Давно пора ускорить облаву на самозванца!
Генерал вошёл в азарт, рассмотрел крупицы разума в речах «залётной птицы» и велел Державину ехать с ним в Малыковку, снабдив поручика секретными наставлениями.
В Малыковке Державин принялся вербовать штат тайных осведомителей — подлазчиков, лазутчиков из крестьянского сословия. Разумеется, платных. Не забывал он и распространять ложные сведения о целях своего пребывания здесь. Даже лазутчикам сообщалось, что Державин прибыл в Малыковку для встречи войск, идущих из Астрахани, и вот-вот покинет её. На самом деле Державин лишь ненадолго выезжал в Саратов, после чего принялся собирать в Малыковке боеспособный отряд, поскольку пугачёвцы уже орудовали поблизости. Не только дворяне и военные были готовы к сопротивлению. Серебряков и Герасимов, по приказу Державина, сколотили какое-никакое крестьянское ополчение.
А кратковременное пребывание в Саратове станет причиной новых служебных невзгод Державина, но об этом разговор впереди.
Державин не знал, что генерал Бибиков уже страдал от неизлечимой болезни. Он умирал без лекарей, но и во дни болезни не уклонялся от исполнения долга. Из-под Оренбурга пришла воодушевляющая весть: князь Пётр Михайлович Голицын, генерал-майор, давний соратник Бибикова, разбил мятежников при крепости Татищевой. Впервые пугачёвцам нанесли чувствительное поражение.
Тут же, почти одновременно, Державин получает два известия: первое — о производстве в поручики. В то же самое время подполковником Преображенского полка стал возвысившийся Потёмкин (в полковниках, понятное дело, ходила сама императрица). Отныне и на долгие годы именно он станет вершителем судьбы Державина. Но второе известие повергло Державина в долгую скорбь: умер Александр Ильич Бибиков. Он один мог стать благодетелем Державина после окончательной победы над самозванцем. Никто, кроме генерал-аншефа, не ведал о заслугах расторопного преображенца в тайных делах… Державин даже во дни сражений находил время, чтобы написать строку-другую в честь генерала Бибикова. И вот его не стало, рассеялись и надежды на достойное вознаграждение. Державин предвидел: придётся доказывать новому начальнику свою расторопность, выслуживаться без гарантии успеха. Сидеть сложа руки Державин не собирался.
Узнав, что Пугачёв движется к Яику, Державин решил предпринять поход на Яицкий городок. Он мечтал захватить Пугачёва самолично и торопился чрезвычайно, дабы опередить другие отряды. В распоряжении Державина было 200 гарнизонных солдат, два орудия и 150 крестьян-ополченцев. Он пытался привлечь к походу казачьи эскадроны, но на полпути поход пришлось прервать: пришло известие, что Яицкий городок успели занять войска генерала Мансурова. Опоздание! Впрочем, Пугачёва не захватили, игра продолжалась. У Державина к тому времени появился недурственный девиз «Бдителен и смел!». Эти слова, записанные на подорожной с печатью Бибикова, Гаврила Романович осмыслил по дороге из Казани в будущий Вольск.
Он усмирял бунт в окрестностях Малыковки — и, поддавливая на помещиков, набирал воинство из условно «верных» крестьян, коих насчитывалось уже более тысячи. «Ежели они, совокупя своё усердие и должную истинной своей самодержице ревность и верность, вора и бунтовщика, называемого покойным императором Петром Третьим, Емельку Пугачёва, каким-либо своим проворством поймают живого, то обещаюсь чрез сие, словом всемилостивейшей нашей императрицы, в награждение их сей важной заслуги, всё село Малыковку, как оно прежде было, выстроить и другие дать награждения. Иргизским жителям чрез сие объявляется ж, как они имеют охоту быть казаками, то конечно, будут, ежели только вышеописанное исполнят дело и поймают бунтовщика Пугачёва».
Можно ли было доверять малыковским крестьянам? Несколько раз Державин отъезжал в Саратов — и дважды в эти дни крестьяне поджигали его малыковскую штаб-квартиру. Князю Ф. Ф. Щербатову, заменившему Бибикова, Державин писал прямо: «Если в страну сию пойдёт злодей, то нет надежды никак за верность жителей поручиться».
К тому же слухи о мобилизационных успехах Пугачёва ходили самые гиперболические — и Державин прибегал к политике устрашения. К политике карательной, о которой сохранилось немало свидетельств:
«Державин, приближаясь к одному селу близ Малыковки с двумя казаками, узнал, что множество народу собралось и намерены идти к Пугачёву. Он приехал прямо к сборной избе и требовал от писаря Злобина (впоследствии богача) изъяснения, зачем собрался народ и по чьему приказанию. Начальники выступили и объявили, что идут соединиться с государем Петром Фёдоровичем, — и начали было наступать на Державина. Он велел двух повесить, а народу велел принести плетей и всю деревню пересёк. Сборище разбежалось. Державин уверил их, что за ним идут три полка. Дмитриев уверял, что Державин повесил их из поэтического любопытства». Это из «Истории Пугачёва» — событийного полотна, восстановленного Пушкиным. В пушкинской этической системе такое считалось недопустимым — даже в ответ на зверства мятежников. А Державин брал с крестьян подписку, по которой в случае перехода на сторону Пугачёва и потворства бунтовщикам они обрекали себя на смертную казнь! Всё это Державин осуществлял без тени куртуазного сладострастия. Служба! Времечко военное! Война междоусобная, гражданская, братоубийственная — это бесславное дело, но, если уж она разгорелась, завершать её следует только победно…