Гаврош ценила Герыча. Даже когда Герыча ушел. Потому что Герыча был не просто музыкантом.
Гаврош видит не снаружи. Не смотрит на сиюминутное. Исконное шаманское нутро заглядывает в самую-самую суть, туда, где лежат первопричины, архетипы и краеугольные камни бытия. Можно быть музыкантом, а можно быть платаном, на котором держится мир. Но даже платан можно спилить.(?[3])
Уже будучи вне группы, после концерта, году в 2008, Герыча пришел на вокзал проводить всех. После концерта мы всегда ехали на вокзал.
Я отошел купить мороженое, до отхода поезда оставалось минут пятнадцать. Вернувшись к последнему вагону увидел их – Гаврош и Герыча стояли сомкнувшись лбами с закрытыми глазами и молчали. Прошло пять минут. Потом еще пять. И еще. Поезд дернулся, все запрыгнули в вагон, проводница уже почти захлопнула дверь. Наконец, Гаврош оторвалась от Герыча, побежал и в прыжке, зацепившись за ручку, нырнула в вагон. Поезд уходил, моргая огнями в темноте, а на шпалы мягко ложились кружащиеся снежинки.
Подвиг
Поэты вдохновляют на подвиги.
Чайка летела так легко, будто она прыгает со сцены каждый день…
Кингисепп находится в Ленобласти, на расстоянии пары часов езды в сторону Эстонии. Группу пригласили выступить там на Дне города, который, как оказалось, раза в 2 был старше Питера. История у города была древняя и интересная, он постоянно переходил из рук в руки, неоднократно возвращаясь в состав Руси. Расположен он на берегу реки Луга, имеет красивую древнюю крепость и несколько старых церквей.
В Кингисеппе родился артист Саша Кержаков, который играл с Гаврошем в спектакле «Маугли», но это уже совсем другая история.
Погода стояла уже теплая, с утра мы загрузились в микроавтобус и поехали в гостеприимный городок. За окном сменяли друг друга фасады домов, дорога была размеренной и ровной. С шутками-прибаутками два часа пролетели незаметно и весело.
Подъехали к стадиону. Выгрузившись из микрика, группа пошла на саундчек.
Ни до, ни после Гаврош в Кингисеппе не выступала, а потому народу к началу концерта набралось не мало – тысяч десять на местном стадионе было точно.
Многие приехали из Питера, были как всегда и люди из Москвы, следующие за группой по пятам.
Играли в основном «Рубеж» и «Цунами», публика принимала на ура, летние концерты на открытом воздухе – это всегда кайф и пьянящее ощущение свободы. Гаврош была весела, песни лились одна за другой, а в довершение всего, ближе к полночи начался шикарный салют, освещающий сцену, артистов и довольные лица жителей славного города Кингисеппа и примкнувших к ним гостям.
Неожиданно к сцене приблизился здоровенный бугай весом килограмм в 140. Он с выпученными глазами пялился на Гавроша. Охрана была настолько поглощена салютом, что он остался абсолютно без присмотра.
Бугай держал в руке почти пустую уже бутылку портвейна. В какой-то момент между песнями наступила трехсекундная тишина и со стороны бугая донеслось хриплое:
– Ну ваще пи..ец.
Дальше заиграли «Зву-чи», небо осветило вспышками продолжающегося салюта.
Все последующие события происходили не более секунд пяти.
– Ну ваще пи..ец, – проревел бугай и неожиданно легко перемахнул через ограждение сцены. Здоровенная масса двинулась к Гаврошу, которая продолжала петь. Их разделяло уже метров пять, бугай несся и размахивал бутылем над головой, держа его за горлышко. Встреча была неминуема. Неожиданно что-то метнулось из-за кулис наперерез. Секундой позже я понял, что это была Чайка. Разбежавшись и набрав скорость, она приняла, как говаривали в таких случаях, «единственно верное решение»… Мощь импульса, как мы знаем из физики, зависит как от массы, так и скорости. Проигрывая минимум раза в 2 в первом, Чайка выиграла раз в пять во втором. Врезавшись в тушу, она не остановила, но изменила направление ее движения. Тонкий Лорик немного нелепо отскочил от бугая и полетел куда-то в сторону. Бугай же, не удержавшись на краю, рухнул с воплем со сцены, пытаясь ухватиться за какие-то колонки, но не достиг в этом успеха.
Лорка тоже остановиться не могла и отправилась за ним, правда в двух метрах левее.
Высота сцены была метра два, и обоим пришлось не сладко. Бугая тут же скрутил и увел ОМОН, Чайку осмотрел врач, констатировав, что кости целы, а ушибы заживут.
Концерт продолжился под вспышки салюта и закончился за полночь.
Большинство зрителей, как обычно ничего и не заметили.
Так я первый, но не последний раз увидел, что люди готовы пожертвовать многим, защищая Гавроша…
Дезертир
Егор приехал за своей женой в Питер, и я решил подарить ему истинное чудо – сводить на концерт Гавроша – да еще не где-то там в огромном БКЗ, а в маленьком клубе, где плотность песни на квадратный сантиметр не оставит возможности увильнуть.
– Ты где сейчас?
– На Рубинштейна. В Mitte.
– Погоди меня, буду через десять минут.
– Я больше не слушаю рок, – сказал Егор, пережевывая здоровенный бутерброд.
– Ух ты. Что же ты теперь слушаешь? – удивился я.
– Рэп.
– Предал, значит?
– Кого предал?
– Ну как, – БГ, Витю, Костю, нас с Санычем – и много кого еще.
– Не предал. Переоценил.
– И что почем для тебя теперь? Изменилась система ценностей?
– Не почем, а изменилась точка зрения на тексты. Я просто понял, что рэп – более глубокая и правильная музыка.
– А что в нем правильного?
– Хорошая история должна быть длинной. Ты не можешь рассказать за два куплета и припев хорошую правильную историю. А без этого – ты не получишь хорошую песню.
– Я вот тебе скажу – история не должна быть длинной. Длинная она тогда, когда ты не можешь рассказать ее коротко. Помнишь – как если ребенку малому не можешь что-то объяснить в двух словах, значит и сам этого не понимаешь.
– Ладно, давай разбираться, – предложил я.
– Давай, – согласился Егор.
– Ты, например, понимаешь, что такое осень?
– Ясное дело, время года.
– Сам ты время года. Я тебе так скажу – твой рэпер будет пи..еть про то, что он шел по парку, и листья шуршали под ногами, и вокруг было желтое, очень желтое море листьев. И что на него либо кто-то напал, и он кого-то замочил и защитил свою девчонку. А потом сел в тачку. И вся эта тема будет длиться полчаса, и слушать эту историю второй раз я уже не смогу.
– Ну и что с того? Хорошая история должна быть длинной, – Не согласился Егор. – Ты должен ее смаковать, как хорошее вино. Ты что больше любишь – не торопясь выпить бокал вина в хорошей обстановке или стакан колы в Макдональдсе? – подмигнул Егор.
– Когда как. По ситуации. А что?
– А то, что, правильная история, как хорошее вино, ты не сможешь смаковать ее как стакан колы. Для этого нужна обстановка, время. А нынешний формат трехминутный – это какая-то деградация. В этом плане рэп – это большой шаг вперед, шаг, ломающий форматы.
– Хорошо, я приведу тебе пример.
– Давай, – кивнул Егор.
– Я буду говорить это медленно, очень медленно. И буду делать между словами паузы, чтобы ты мог сосредоточиться и понять.
– Давай.
– Готов?? – спросил я
– Да, готов уже, давно готов, не томи.
– Итак:
– Терпкая, – сказал я с нажимом.
Егор кивнул.
– Клевая.
– Да, понимаю, давай дальше, – кивнул Егор.
– Осень.
– Так, а потом чего?
– Все.
Егор откинулся на спинку кресла и посмотрел с недоверием.
– Реально все? Без дураков? – спросил он.
– Реально все.
– Заебись. И что за историю ты мне тут рассказал? «Я знаю три слова»?
– Я рассказал тебе хорошую большую историю про клевую, очень клевую осень. Понимаешь? Она настолько клевая, что у тебя дух захватывает. И если ты добавишь ей терпкости, то это будет покруче, чем любое вино столетней выдержки, которое ты будешь смаковать в своем дебильном ресторане, в котором на стенах висят дешевые репродукции, и единственная цель, для которой они там висят, – это чтобы ты это вино не в маркете купил раза в три дешевле, а пришел в этот ресторан. При этом, глядя на эти репродукции, ты будешь проводить языком по нёбу, кивать головой как болванчик и повторять: «Да, хорошее божоле стоит тех денег, которые я за него заплатил».
– Ты идиот, бро, – сказал Егор.
– Ты сам идиот, бро, – ответил я.
– Я тебе еще раз скажу – осень у каждого своя, и история у каждого своя. У тебя своя осень. А у меня своя, – настаивал я.
– Ты сумасшедший, – ответил Егор.
– Я никогда не понимал это так четко, как сейчас. Мне слов терпкая, клевая осень хватит для того, чтобы посмотреть длинный хороший фильм. При чем я сам его снял и сам себе показал. В этом суть.
– Ты шизофреник – если ты сам снял фильм и сам же его посмотрел, то ты точно шизофреник.
– Ты понимаешь, что такое классика? – не сдавался я.
– Да, скукота, которую в школе изучают, – ответил Егор.
– А вот хрен те. Нас обманули. Классика – это то, что не стареет с годами. Даже твое поганое вино когда-нибудь скиснет, а настоящее слово будет жить вечно. И то, что в одной фразе содержит столько мудрости, что она будет верна, несмотря на то, что происходит за окном.
– И как это относится к нашей теме? – спросил Егор.
– А так, что мы переходим напрямую к теме Творчества, как такового.
– Прежде чем мы перейдем, к теме этого твоего «Творчества», я хочу тебе кое-что напомнить, – сказал Егор.
– Валяй.
– Когда мы учились в школе – там были произведения, оставившие в моей душе неизгладимый отпечаток. Хочешь узнать какие?
– Давай.
– Сначала меня ранили, заставив прочесть «Муму» Тургенева, потом подкосили «Гробовщиком» Пушкина. Они вынесли мне мозг окончательно и бесповоротно. Я рыдал несколько дней. И когда рана стала заживать, мне дали толстую, очень толстую книгу про мужика, который топором убил беззащитную старушку. И, конечно, тоже заставили ее прочитать. А чтобы доказать, что я ее прочитал, мне надо было написать сочинение. И если бы я его не написал, то злая мымра с указкой, вычислила бы, что я попытался ускользнуть, и не перевела бы меня в следующий класс.