– А, понял. Вот наверное поднялся дядя на лабутенах-то?
– Какой там, наоборот все вышло. Как песня в Питере вышла, китайцы ломанули со своими лабутенами, и накрылся тот магазин. Ну а человек начал заниматься всякими полезными товарами, витаминами и суперфудами и разбогател реально.
– Интересно вышло. Я не знал, что музыка так может повлиять на бизнес.
– Ха, еще как может, музыка может все! Кстати, Леонид, продюсер, – представился он.
Он не был похож ни на сноба, ни на отполированный софитами глянец, под которым не то что душу, кожи не разглядеть. Продюсер был обычным человеком. Любовь к музыке быстро свела мосты. Он был разговорчив, любил травить байки.
– Я все сам люблю делать, все. Порой заедешь в студию в шесть вечера, возьмешь гитару, что-то там строгаешь, очнулся, а за окном уже три часа ночи. А больше ничего и не надо, вот где кайф. Возьми например Пола, сэра Пола Маккартни, – рассказывал он. – Ты знаешь как у Пола свадьба проходила?
– Не знаю, – ответил я.
– Ну, значит, смотри – день свадьбы. С утра Пол идет в студию, писать тамбурин. Представляешь – песня уже была написана, все сделано – бас, вокал, ударные. Но сэр Пол решил дописать лично тамбурин. Не отдал ведь никому – можно было щелкнуть пальцами и выстроилось десять ударников и пяток тамбуринистов. Нет, он идет с утра писать тамбурин. Но что-то там не клеится – ну не клеится и все тут. Час пишет, два, не идет… А в церкви – гости, невеста, священник. Все ждут. Время прошло, священник плюнул, ушел домой. Темнеет. Появляется Пол. Все, конечно, охреневают с такой свадьбы. Ну ладно, поехали к священнику. Стучат. Кое-как священника уломали – не каждый день же сэр Пол венчается. Обвенчались, сели за стол. Выпили. И что дальше? Догадываешься?
– Тамбурин? – предположил я.
– Точно, сечешь, – засмеялся Продюсер, – сэр Пол отчаливает дописывать тамбурин.
Вот это – страсть.
Ну, думаю, надо рискнуть. Достаю свой талмуд из сумки и начинаю подкатывать к Продюсеру:
– А вы не могли бы глянуть? Я тут книгу написал. Она в общем про музыку, про интересных людей, коих довелось повстречать.
– Брось ты это, – остановил меня Продюсер легким движением руки.
– Думаете – очередная лажа очередного графомана? – внутри все оборвалось.
– Вовсе нет, – отвечал Продюсер.
– А чего, времени нет?
– Не в этом дело. Я никогда, никогда и никому не даю советов, после одного случая.
– Какого случая? – спросил я.
– Ко мне ж регулярно люди приходят с советами, демки скидывают. Поют что-то. Пришел однажды человек, Стас звали. Приехал с провинции, Москву покорять, как и все мы когда-то. Что-то стал играть. А у меня то ли настроения не было, то ли просто не понравилось. Ну я ему и говорю: «слушай, не катит, бросай ты это дело». Ну, парнишка духом пал, собрал вещички и на вокзал. А недавно, включаю телевизор, бабах, а он на Первом канале. В зале правда одни женщины за сорок, ну неважно, по Москве, по Питеру, по стране гастроли. На годы вперед все расписано, альбомы в топах, Стас в шоколаде. Хорошо, сил хватило у человека. А могло не хватить, – вздохнул Продюсер.
– Никогда не ломись в эти двери. Если рисуешь – не иди к художнику, пишешь – не иди к писателю, поешь – не иди к певцу. Они будут со своей колокольни на тебя глядеть. А ты лезешь на свою. Иди сразу к читателю, на хрен тебе чьи-то советы? Где бы я сейчас был, если бы спрашивал советов?! Скажи я кому, что нас в Китае на руках будут носить, меня бы засмеяли. А там мои песни сейчас на вершине. Завтра на гастроли летим на три месяца.
– А как вычислять тогда гениев, истинных поэтов, это ж проблема всего общества… проблема образования, будущего стран и континентов?
– Да кто его знает. Вот что я тебе по крайней мере скажу. Как отличить шамана от исполнителя? Все просто. Движение руки шамана заставляет сотни людей слушаться: смеяться, прыгать, плакать или поднимать руки. Шаман никогда не будет пороть чушь типа: “Я не вижу ваших рук” или “Я вас не слышу” на потребу публике, смешно приложив кисть руки к уху ракушкой…То массовик-затейник, шутовская копия и отражение, не ведающее смысла в том, что и зачем делает “исходник”. Понимаешь?
Я кивнул.
– Шаман поднимет руку, и зал сделает это вместе с ним, – продолжал Продюсер. Почему шаманы не учатся “в консерваториях”? Учатся. Но выходят оттуда уже исполнителями. Ибо консерватории созданы для защиты власть предержащих, чтобы отсеивать шаманов еще на подходе к алтарю, откуда они могут перехватить силу. В консерваториях их хорошенько полируют путем обучения тому, что такое хорошо, а что такое плохо. И то, что было хорошо, конечно становится плохо. В детстве у шамана обязательно найдется история – “да, беспокойный был ребенок, все-то мешал “учителю”. “Мешал учителю” – переводится как всячески препятствовал системе “поиметь свой мозг”. Запомни – нигде не учатся на шаманов. Ими рождаются.
Кто-то говорил тосты, официант приносил изысканные блюда.
Быстро подскочив к нашему столу, он предложил:
– Чай, американо с кексом?
– Спасибо, нам 2 эспрессо, с кексом, – ответил я и попросил Продюсера продолжить.
– А как ты угадал, что я люблю эспрессо? – удивился Продюсер.
– Да по Вам сразу видно, – ответил я.
– Не понял.
– Да ладно, ерунда, считайте это комплиментом. А может консерватория – это от слова консервировать? – предположил я робко.
– Ха, может и так. А знаешь, – продолжил Продюсер – девяносто девяти процентам людей “консерватории” нужны. Если ты не шаман, то без “консерватории” будет тяжело по нынешним временам. А если ты шаман, то в консерватории тебе капут. Такие дела…
Он помолчал с минуту.
– Кстати, ты уверен, что закончил этот, свой очерк? – он кивнул на мою стопку бумаги.
– Почти, еще две главы дописать хочу.
Продюсер нацелил в мою сторону четыре острых металлических зуба, удерживаемых в левой руке, прищурился, и сказал:
– Никогда, никогда и никому не давай недоделок. Ты сам за все отвечаешь. Тебя могут не понять, могут сбить с толку. Направить по ложному пути. Кто такой продюсер? Знаешь?
– Ну типа те, кто все держат. Бабки гребут.
– Фигня! Это взгляд обывателя. Продюсер – это человек, отвечающий за результат. Ты про кого там опус написал?
– Про Гавроша.
– О! В точку! Есть у нее продюсер?
– Нету.
– Знаешь почему?
– Кажется, да. Потому что она все делает сама? До конца?
– Точно. Кто-то должен видеть самую суть, результат. Если ты не видишь ни хрена, а просто ноты извлекаешь, то тебе нужен продюсер. А если ты знаешь, куда идешь, то на кой он тебе? Если тебе нужен чей-то совет, значит ты сам себе не веришь! – сказал Продюсер, и мы перешли к десерту…
Молоко
Поэт никогда не врет.
Я сидел в кафе на ”Горьковской”, прямо в парке напротив центра “Великан”.
Было полчаса свободного времени. Я взял кофе и смотрел новости на телевизионном экране.
Праздная публика направлялась в близлежащие театры, мюзик-холлы и зоопарки.
Неожиданно на телеэкране мелькнуло лицо Гавроша. Я подсел поближе и попросил продавца с именем Алик на бэйдже прибавить звук. Шло какое-то заседание с руководством страны. Насколько я понял, на прием в палаты пригласили звезд музыки, театра и кино для некоего обмена мнениями.
Я успел заметить также Алису Бруновну, Лию Ахиджакову и Юлианыча.
Поднимали какие-то насущные проблемы – про Марши и Демарши, про Согласие и Несогласие, про Справедливость и Несправедливость, в общем обсуждались вечные от основания Мира противоположности, давшие искусству большинство сюжетов.
Поэты, как обычно, угодили в ловушку, спустившись на пять этажей вниз и начав решать вопросы хозяйственные и всенародные.
Неожиданно слово взяла Гаврош. Из ее слов я понял, что ее не пустили в самолет с жидкостью – ну то есть со сцеженным молоком для близнецов. Надо было передать молоко детям, а с молоком в самолет не пускают, опасность на каждом шагу…
За соседним столиком женщина в берете и с гамбургером перестала жевать и спросила мужа:
– Слушай, Вась, а у нас правда что ли не пускают в самолет, с молоком-то?
– Да черт его знает, Зин, – задумчиво и как-то неуверенно ответил Вася, одетый в джинсы и черную кожанку, – “выходит что не пускают.
– Вот ведь изверги…
– А может врет она все? Чего не пускать-то?
То ли солнце поднапекло голову, то ли просто захотелось поговорить с кем-то из реальных осязаемых людей, я вдруг обратился к женщине:
– Вы знаете, я немного в курсе. Тут и есть вся Гаврош – говорит, что думает. Ее волнует молоко и баста. Люди же часто склонны искать несуществующий второй и третий смысл, подтекст в контексте и пиар в гипертексте.
Женщина отложила гамбургер в сторону и посмотрела на мужа. Тот немного напрягся, но ничего не сказал.
– Да вы не волнуйтесь, я вам сейчас все объясню. Вся штука в том, что Гаврош живет слишком быстро. Она за день проживает столько событий, сколько обычный человек испытывает за месяц, два, а кто-то и за год. За день она может влюбиться, разлюбить, подраться, поссориться с музыкантом и снова помириться, а в перерывах написать пару песен.
– Ну и что с того? – спросил мужчина в кожанке, переглянувшись с женой.
– А то, что родители видят ее раз в полгода, и всегда к ним возвращался совершенно другой человек, проживший 100 жизней и словно вернувшийся после межгалактического перелета. Внешне человек почти тот же, а внутри на вечность старше.
– Слушай, Вась, пошли отсюда – нам же стирку еще сегодня надо закончить.
– Нет, погоди. Присядь-ка, Зин. Сто жизней говорите? А дальше что?
– Сейчас поймете. Все окончательно встало на свои места, когда я понял, что это действительно так. Никак иначе вам не удастся понять все те странности и нестыковки, на которых Гавроша постоянно ловили, и каждый раз она выходила сухой из воды, будто так все и должно быть. Гаврош никогда не врет.