Осириса. «Война и мир», в свободной интерпретации. Блин, я, наверное, дожил до времени, когда картины пишут аниматоры с футуристами, а инструкции составляют мастера детективного жанра, с националистическим уклоном. И, после каждой находки с расшифровкой этой головоломки, хочется крикнуть на весь мир:
– Элементарно, Ватсон!
На одну только эту фразу, у меня ушло более двух месяцев. Но я понял основное, что в течении всего времени пытались до меня донести эти призраки из подчинённых. Я никак не мог врубиться, что такое зона с её без таможенными переходами в различные страны и в различные времена. Притом, время могло меняться произвольно, ты мог купить мороженное в одной стране, в одном времени, а доедала его твоя голова, висящая на колу, перед входом, в чей-то развёрнутый тумен. Мимо тебя тащат стенобитное орудие, на котором прилипли сладкие капли растаявшего товара. Это не история, не экзотика, это то, чего не должно быть. Это зона, моя зона! И наша задача: моя, моих подчинённых и всех, кто случайно попал в ареал влияния зоны, это очистить её от алогизма, вернуть всё в свои времена, так, как это должно быть, иначе… иначе приведения не завершат свой путь, а я буду скакать из страны в страну, из города в пещеру и наоборот, разгадывать ребусы на карте зоны. Я стал оттачивать свою наблюдательность, иначе невозможно было понять, за что этот район попал в зону? Что здесь было не так? Что удерживает эту синайскую землю в зоне, которую мы, ошибочно, относим к чернобыльским. Авария на атомной станции сыграла роль резонатора, катализатора, открыв входа, закрытые от человека временем и расстоянием. Этим не преминули воспользоваться некоторые недобросовестные товарищи, тем самым, расширив границы влияния зоны. Нормальный человек не чувствует переходов в зону и наоборот. Но то, через что ему приходится пройти, делает его жизнь невыносимой, с непредсказуемым результатом. Любая зона меняет людей, они учатся защищаться от влияния аномалий, не став лучше и добрей. Но многих она ломает, превращая в моральных уродов. Я кое-что начал понимать, ещё не всё, но уже догадывался, научился ориентироваться в землях, пробитых Чернобылем. За временами должен следить секундант, но он не знал, как произвести синхронизацию, но иногда участки зоны сами возвращались в свои времена. Значит, всё-таки, была какая-то самосинхронизация. И купив мороженное, можно тут же было съесть, а не гоняться за мороженщиком по всем временам и землям зоны, чтобы забрать сдачу. С приобретением опыта, я стал рисовать графики переходов в другие страны и временные таблицы. В Париж я мог попасть только из библиотеки, перед обедом, прямо из читального зала. С этим Парижем не всё понятно было, я каждый раз попадал в новый город. Временной сдвиг представлял жемчужину Франции, каждый раз в новом свете. Я мог попасть в шестнадцатый век, с трудом, увильнувши от мчавшегося на меня всадника, а мог оказаться под колёсами спортивного автомобиля в середине двадцатого века, и как эксклюзив – мог попасть в будущее, где вся Франция – сплошной Париж. Этим призрачнолицым, вопросы, хоть не задавай, привидения так перекрутят всё, создадут из мухи слона и заставят его танцевать под дудку. На шестой день мне ОК (отдел кадров, – ноги и голова с одной извилиной) сообщил, что Париж существовал ещё до возникновения зоны, только на месте библиотеки был бугор, на котором стоял улей. Старожилы говорят, что, именно, пчёлам мы и обязаны тому, что до столицы Франции всего один шаг. Только карманы приходилось забивать различной валютой, чтобы не остаться голодным на обед. В будущем еда была бесплатно, но хотел бы я посмотреть на реакцию пациента, согласившегося на эксперименты со своим желудком. Если хочешь вкусно и плотно поесть, то надо попасть в Париж ближе ко времени основания этого чудесного города. Я начал тренироваться и почти добился того, что начинал угадывать со временем, и чтобы не нарушать все писанные и неписанные правила зоны, научился обходиться без денег в этом времени, помогая хозяйке шинка свежевать забитых под заказ животных. Я стал дольше задерживаться в зоне, уже не ограничиваясь обеденным временем. Меня зона приняла за своего, чувствуя, что я здесь и надолго. Было ли это случайно, или преднамеренно, мне всегда зона показывала эпизоды казней, проходившие на центральной площади. Это было местное развлечение, зона беспокоилась за меня, не давая возможности, чтобы я пропустил основное веселье, когда повешенный начинает дёргаться на перекладине, а отрубленная голова, в немыслимой предсмертной судороге начинает улыбаться и показывать язык. Если у зоны были мозги, то они думали, что я ежедневно в этот мир прихожу не ради того, чтобы вкусно и сытно поесть, а, исключительно, ради этих забав. Сегодня случилось что-то, из рода выходящего, зона послала мне предупреждение, типа того, что цени моё терпение. Она на моих глазах, разметала на атомы шайку контрабандистов, пропустив их через пресс времени. Никто из приговорённых, даже крикнуть не успел. Но запретный плод сладок. Контрабандисты, воры и шарлатаны были первопроходцами в любой зоне, не устрашаясь их убийственных аномалий. Они же и являлись главными нарушителями, из-за которых зона росла, как тесто в опаре. Контрабандисты распространяли различный товар, проводя меновые, бартерные операции, в местах, где случайно оброненная пуговичка с рубашки может приплюсовать в зону целый средневековый город. Никогда додуматься нельзя до того, что Париж и стал центром моды, благодаря действию Чернобыля, открывшего, для мошенников, временные порталы в этот город. Всё непонятное и неведомое, требовало изучения, анализа. Так, вот, незаметно, я и приступил к работе. ОК завёл на меня график и стал подсчитывать мои трудодни. В его бухгалтерию я не вмешивался. ОК, со всей, попавшейся на заметку братии из радиоактивной нечисти, был старожилом в зоне. Его стариковский ворчливый голос:
– Всё растёт, всё увеличивается…
Можно было услышать ещё тысячу лет назад, в те времена, когда о атомных станциях никто не слышал. В зоне, как и в любой из зон, никто и никогда не задавал вопросов личностного характера, копаться в грязном белье подчинённых и не мой стиль, но интересно, что такого могли сделать ноги с головой, что их зона лишила успокоения? Ок был всегда! Выгребал штрафные балы от зоны, но никогда не прогибался перед ней. Мне кажется, что он знал что-то такое про зону! Их взаимоотношения были всегда на грани шантажа. Мы же с ним встречались редко, кстати, от него я и узнал, что вход в другие миры зоны, для привидений заказан навсегда, а я являюсь единственным работником, который может повлиять на конфигурацию зоны. По характеру своей трудовой деятельности мы с ОК были взаимозависимы. Я находил разбежности (несоответствия, разнообразие), находящиеся в различных мирах зоны, и приносил все находки ОК, он по его каналам делал классификацию, любой найденной вещи, и я должен был вернуть каждую вещь на её законное место. Пахать иногда приходилось сутками, вылавливая пустые одноразовые китайские зажигалки из Сены или пластиковую бутылку в Саргассовом море в двенадцатом веке нашей эры. Взрыв в Чернобыле повредил временной барьер, разбросав радиоактивную пыль по альтернативным мирам земли. Тут мы были бессильны, но ОК сказал, что зона сама очищается, а нам надо ей помочь, если не пропасть, то хотя бы, вернуть её к прежним – до аварийным, границам. Сколько было радости, когда из зоны ушло одно из литовских сёл, в котором я чисто случайно нашёл колпачок от велосипедного ниппеля (золотник). Мне пришлось его подбросить в один из уличных гаражей в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. Дома меня ждали все, я надел очки, вся зона гудела. Мои привидения повисли на моих плечах. Секундант открыл ящик «боржоми» до чернобыльского разлива, в честь праздника. За всё тысячелетие это был первый случай сокращения зоны. ОК вёл статистику количества привидений. После ухода села, кое-кому повезло. ОК шепнул только мне, делясь своей радостью:
– Если честно, я до этого случая не верил, что можно что-то изменить в зоне.
Ок сказал, что зона для тебя, Властелин, не враг, она тоже хочет мира и стремится к успокоению. Пока зона присматривается, но может придёт время и она будет помогать нам? Много времени уходило на изучение зоны, не на всё зона реагировала, бесполезно было искать иголку в стогу сена или выявлять сплав радиоактивного металла в рельсах, а ради остальных несоответствий, приходилось перелопачивать свалки, развалины и находить то, что не соответствовало этому времени. Тяжело, не спорю, тяжело. От привидений никакой помощи, они всегда меня провожают меня до границы зоны с надеждой и больше всех радуются, когда зона отошла на пару сантиметров, радуются за братьев своих, за тех кому повезло. Секундант признался, что не может синхронизировать время, зона это делает сама, он даже не знает, как. Я поругался с ОК, он не мог его подучить немного. ОК был специалист, он тщательно изучал каждый предмет, вынесенный из других жизненных проекций и определял с точностью, до часа, откуда и когда этот предмет был взят. Свои профессиональные секреты он держал в тайне, от всех, даже для общего блага, даже от этой балаболки – пресс-секунданта. Говорят, раньше ОК был не такой: красавец- мужчина, до аварии, а потом его кто-то сглазил, наказал за излишнюю болтливость. Привидения ненавидят зеркала, эти отражающие стёкла проглатывают нечисть и пьют их оставшуюся и накопленную энергию, превращая абрис в то, что я назвал – пол землекопа. Так вот, секундант мне по секрету сказал, что у ОК этих зеркал больше, чем в студии занятия балетом. Всё-таки, ОК был тёмной личностью и их взаимоотношения с зоной были не простыми, они не переваривали друг друга и старались подкинуть в чужой огород мелкие пакости. ОК прекрасно осознавал, не будет зоны, не будет и самого ОК, а жизнь в зоне, даже в качестве приведения – это всё равно жизнь. Я не понимал логику, не мог понять психологию этого существа, вроде ноги и голова, иногда прикрытая шляпой, но на откровенный диалог ОК со мной не шёл, отшучивался, что ты сам газда – Властелин, и есть главной разбежностью нашего мира – дифференциал зоны, потом включал возможность привидения и таял в воздухе или уходил в пол, по частям, всё это сопровождалось идиотским смехом. Он любил меня доводить до бешенства; и почему я не дикий гусь или не верблюд, наконец. Со мной всё ясно, я мог отработать штрафное время, но почему приведения боятся наказания? Я спросил секунданта, у вас же по сути ни рук нет, ни ног. Вы даже не ходите, а летаете, ползаете и перекатываетесь? Секундант сначала обиделся, за столь лестную характеристику, но потом рассказал. Он, в отличии от ОК, был более общительным (должность обязует), штрафные балы им навязывают на время пребывания в образе привидения. Даже если не будет зоны, ты останешься привидением, и будешь охранять вакуум, пока не пройдёт штрафное время. Привидения боятся штрафов, больше, чем материальные, потому, что никто не знает – сколько в одном штрафном бале, эквивалентов времени и с курсом какой биржи его сравнивать. Секундант честно признался: