— Я — Каракош, верховный кади, хотел бы съесть этого индюка на обед. Как зажаришь его, принеси во Дворец правосудия.
— Слушаюсь, ваша честь, — отвечал повар. — Но что я скажу законному владельцу, когда он явится за своим блюдом?
— Скажи ему так: только я собрался сунуть индюка в духовку, он расправил крылышки и улетел.
— Слушаю и повинуюсь, ваша честь, — вздохнул повар. — Но такое объяснение не избавит меня от наказания.
— Ничего не бойся, — подбодрил его Каракош. — Я — верховный кади. Меня попросят разобрать твое дело, и я тебя оправдаю.
Повар, уверенный в своей безнаказанности, зажарил индюка и отнес его во Дворец правосудия.
В урочный час заказчик явился за индюком.
— Сожалею, приятель, — развел руками повар. — Только я собрался сунуть индюка в духовку, он расправил крылышки и улетел.
— Расправил крылышки и улетел? Это ощипанный-то индюк с перерезанным горлом? О чем ты лепечешь? Ты что, за дурака меня принимаешь? Вор! Мошенник! — вскипел заказчик и давай пинать и колошматить повара.
Тот защищался как мог. А потом поднял с земли булыжник и запустил им в драчуна. Но заказчик увернулся, булыжник со свистом пролетел мимо, попал в ухо человеку, мирно спавшему на земле напротив харчевни, и убил его наповал.
Брат убитого вскочил как ужаленный и набросился на повара. Тот снова вступил в отчаянную схватку. Он размахнулся, чтобы сразить обидчика ударом в челюсть, и ненароком ударил кулаком в живот беременную женщину, наблюдавшую драку. У женщины случился выкидыш.
Муж женщины бил повара кулаками, пинал, царапал, и бедняга, не в силах больше выносить побои, решил покончить с собой. Он помчался к ближайшей мечети, забрался на минарет и бросился вниз. Но как назло свалился на человека, спокойно шедшего по улице, и сломал ему шею.
В мгновение ока собралась толпа, окружила повара. Брат умершего, размахивая руками, призывал к отмщению.
Повар понял, что попал в ловушку. Голову сверлила одна мысль — бежать. Но куда? Как? Он дико вращал глазами, выискивая в толпе хоть малую лазейку и вдруг увидел осла. О Аллах, ты поистине велик!
Совершив немыслимый прыжок, повар обеими руками вцепился в ослиный хвост. Осел, ошалев от испуга, издал возмущенный вопль и поскакал, раскидывая толпу направо и налево.
— О Аллах, ты поистине велик! — снова молвил повар.
Он мертвой хваткой вцепился в ослиный хвост и с превеликим облегчением наблюдал, как расстояние между ним и толпой все увеличивается.
Вдруг хвост оторвался! Осел, избавившись от тяжкой ноши, встал на месте как вкопанный. Разгоряченная преследованием толпа поравнялась наконец с поваром и принялась молотить, пинать, лупить его почем зря.
Потом толпа поволокла повара в суд, и все они предстали перед верховным кади Каракошем. Тот начал разбирательство с хозяина индюка:
— Почему ты оскорбил действием повара, милейший?
— Ваша честь, я просил его зажарить индюка. Когда я пришел за готовым блюдом, повар нагло заявил, что индюк расправил крылышки и улетел.
— А разве всемогущий Аллах не в силах своей волей оживить мертвого индюка? — с вызовом спросил Каракош.
Потерпевший вмиг лишился языка.
— Но ты, кажется, сомневаешься в способности всемогущего Аллаха воскрешать мертвых, — бесстрастно продолжал Каракош. — За это я приговариваю тебя к сорока ударам розгами и штрафу в шестьдесят динаров.
Следующим истцом выступил человек, чей брат был убит камнем.
— Почему ты оскорбил действием повара? — спросил Каракош.
— Ваша честь, он убил моего брата. Тот мирно спал в холодке напротив харчевни, а повар запустил ему в ухо булыжником.
— Кровь была? — поинтересовался Каракош.
— Нет, ваша честь.
— Ты пульс у брата щупал?
— Нет, ваша честь.
— Так как ты докажешь, что его убил повар, раз крови не было, а пульс ты не проверял? Может, он скончался задолго до того, как в него угодил булыжник? Я признаю тебя виновным в оскорблении действием и приговариваю к шестидесяти ударам розгами и штрафу в шестьдесят динаров.
Теперь настал черед истца, у чьей жены случился выкидыш. Каракош и ему задал тот же вопрос:
— Почему ты оскорбил действием повара?
— Ваша честь, он ударил мою беременную жену кулаком в живот, и она лишилась ребенка.
— В этом случае мой приговор таков. Повар должен забрать твою жену и вернуть ее тебе беременной, ибо он — виновник выкидыша.
— Никогда! — разъярился истец. — Никогда не соглашусь на такое условие.
— Поскольку ты отказываешься от возмещения убытков, признаю тебя виновным в умышленном нанесении побоев повару и приговариваю к шестидесяти ударам розгами и штрафу в шестьдесят динаров.
Под конец верховный кади обратился к брату второго убитого и спросил:
— А ты почему оскорбил действием повара, милейший?
— Ваша честь, он бросился вниз с минарета и, точно удар молнии, поразил моего брата, спокойно проходившего по улице.
— В твоем случае мой приговор таков. Повар пройдет по улице, а ты залезай на минарет и бросайся на него вниз. Убьешь его, как он убил твоего брата.
— Но, ваша честь, вдруг я упаду не на повара, а на землю? И его не убью, а сам расшибусь!
— Испытай свою судьбу, — предложил Каракош. — Но я вижу, ты не стремишься ее испытать, а потому признаю тебя виновным в оскорблении действием и приговариваю тебя к шестидесяти ударам розгами и штрафу в шестьдесят динаров.
Остался лишь один истец — владелец осла. Он привел бедное животное в суд в надежде, что верховный кади Каракош присудит повару возместить убытки за утерю ослом хвоста. Но, услышав приговоры, вынесенные другим истцам, он решил улизнуть из суда. Однако верховный кади приметил его и крикнул:
— Эй ты, вернись! Ты почему оскорбил действием повара?
— Я его не оскорблял ни словом, ни действием, — отвечал тот, послушно возвращаясь.
— Тогда что ты здесь делаешь? — спросил Каракош и, взглянув на бесхвостого осла, добавил: — Каким образом твой осел лишился хвоста?
— О, это пустяк, сущий пустяк, ваша честь. У этого осла никогда не было хвоста. Он так и родился бесхвостым.
Иное время — и песни иные
Перевод с английского Л. Биндеман
Однажды султан объезжал свои владения и увидел феллаха. Тот так усердно работал на крошечном наделе, что даже не заметил, как подползла змея и обвилась у него вокруг лодыжки.
— Берегись! — крикнул испуганный султан. — Змея! Но феллах спокойно стряхнул змею и, даже не пытаясь ее убить, продолжал копать землю.
Султана поразила невозмутимость феллаха.
— Послушай, — сказал султан, — разве ты не знаешь, что мог умереть от укуса змеи? А ты ее стряхнул, будто букашку, и работаешь как ни в чем не бывало.
— Повелитель, я гляжу смерти в глаза каждый день, — отвечал феллах. — Не змея, так этот клочок земли вгонит меня в могилу. Если я не вложу в него всю свою силу, помру с голоду, ведь он дает ровно столько, чтобы мне с детишками хватило душу в теле удержать.
Тяжкая доля бедняка тронула сердце султана, и он приказал вазиру дать феллаху крупную сумму денег.
Через несколько месяцев султан снова побывал в этом краю и увидел того же феллаха. На этот раз тот не копался в земле. Хоть правая рука у него была на перевязи, вид у него был вполне благополучный — и одет чисто, и упитан в меру. Султану захотелось узнать, как живет феллах, и он остановился побеседовать с ним.
— Что у тебя с рукой? — спросил султан.
— Повелитель, я вчера укололся об огуречный шип, — отвечал феллах, — вот и подумал: пусть рука отдохнет до утра.
— Слава Аллаху! — изумился султан. — В бедности ты и змеи не испугался, а ведь мог сразу умереть от ее укуса, а теперь, когда сыт и одет, тебе и огуречный шип — помеха для работы?
— О султан, — ответил феллах, ничуть не смутившись. — Иное время — и песни иные.
«О удача некрасивых…»
Перевод с английского Л. Биндеман
Давным-давно жил крестьянин, и было у него много сыновей, которыми он очень гордился. Здоровые да крепкие, они помогали отцу пахать, собирали урожай, у старика душа радовалась на них глядя. А у жены к радости примешивалась печаль: уж очень ей хотелось дочку.
— Сыновья отцу на радость растут, они ему в труде помощники, — говорила она. — А кто встанет у моего смертного одра, кто закроет мне глаза, руки сложит, если не дочь?
Прослышала она однажды про нового колдуна, что объявился неподалеку, и, как стемнело, пошла к нему тайком за советом.
— Поможешь мне родить дочь, дам тебе сто риалов и теленка от первого отела, — пообещала она колдуну.
Колдун спросил имя женщины, имя ее матери. Он принес большое фарфоровое блюдо, начертил на его краю несколько непонятных знаков и долго читал над ними заклинания. Потом смыл знаки водой, собрал ее в бутылочку и протянул женщине.
— Выжди, пока народится новая луна, — наказал он, — а потом умывайся этой водой на ночь семь дней подряд и, если будет на то воля Аллаха, родишь девочку.
Жена крестьянина поблагодарила колдуна, а когда народилась новая луна, в точности выполнила его наказ. Вскоре она понесла и на сей раз родила дочку. По этому случаю устроили пир. Отовсюду явились друзья и родичи, чтоб сказать счастливым родителям: «Мабрук» — «Поздравляем» и повеселиться на празднике. Жена крестьянина изводила себя постом и молитвой, вызывала добрых духов, небесных и земных, заклинала их подарить дочери счастье и уберечь от зла. Отец тоже постился, молился и подавал милостыню бедным во славу Аллаха, пославшего ему дочь.
Дочь росла в холе и неге. Но чем старше она становилась, тем некрасивее. Такой была страховидной, что родители опасались, как бы она не испугалась собственного отражения в зеркале, и велели все зеркала убрать.
Но хоть девушка родилась дурнушкой, сердце у нее было доброе, она завела много друзей, и все вокруг ее любили. Но когда пришла пора выдавать дочку замуж, никто к ней не посватался. Родители забеспокоились: кто женится на их некрасивой дочери, когда красавиц кругом хоть отбавляй.