— Запрягаемся и едем дарить подарки монахам! Хо-хо!
Веер, закатив глаза, саркастично замечает:
— А нельзя было достать хотя бы крытую повозку, дорогой? Там же пурга.
Я лишь киваю в сторону саней:
— Загружаемся. Панна, ты не смотри, что это кабриолет. Крышу нам заменит воздушный щит.
Светка первой подбегает к саням, и вскоре вся группа рассаживается, занимая места. Полозья начинают мягко поскрипывать, а белые медведи с лёгкостью трогаются с места.
Внушительные размеры саней позволяют разместиться с комфортом, никому не приходится тесниться или искать, куда пристроить ноги. Полозья слегка поскрипывают на ледяной полосе, создаваемой Ледзором, а впереди уже ощущается пронизывающий холод Южного полюса.
Как только сани выскакивают из портала, нас встречает оглушительный грохот выстрелов. Где-то впереди гремит ожесточённая перестрелка — ханьцы и монахи сошлись в схватке. Ледяные коридоры сотрясаются от разрывов магических зарядов и эха боевых кличей.
— Монахи-то сильно заняты…И охраны нет, — Шаровой чешет лысину. — Как-то всё это подозрительно удачно.… Или удача тут не причем, командир?
— Как это не причем? — удивляюсь. — Еще как причем! Это называется «удачно подгаданный момент»!
Сани несутся по ледяному тоннелю к пробоине в стене. Этот разлом оставил еще Золотой Дракон, и теперь он служит удобным входом. Ледзор направляет медведей прямо в брешь, и сани пролетают сквозь проём. Внизу встречает внушительный сугроб, куда полозья плавно приземляются. Снег взмывает вверх, обдавая всех белоснежной пылью, но никаких помех движению не возникает. Медведи продолжают уверенно тянуть сани вперёд.
Позади, за разрушенной стеной, всё ещё кипит битва. Звуки выстрелов, крики и глухие удары магических снарядов доносятся. Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что никто нас не преследует, и снова обращаюсь к своим спутникам:
— Едем вперед. Нам не до их перестрелки.
Ледзор лишь усмехается своей фирменной ухмылкой:
— Ну, а если кто-то захочет догнать, пусть попробуют. Хо-хо! Хрусть да треск!
Сани летят вперёд, рассекая бескрайнее снежное поле. Ветер гонит лёгкую снежную пыль, рисуя завихрения вдоль маршрута. В целях разведки я активирую артефакт удалённой телепатии, чтобы сканировать округу.
Ощущение появляется мгновенно. Химеры. Те самые существа, которых я выпустил ранее в Восточной, теперь разбредаются кто куда по этим замёрзшим просторам. Они разные, слишком разные, чтобы всех можно было подчинить. Одни поддаются моей воле, другие остаются вне контроля.
Приближаемся к первым тварям за бугром. Стадо кабанов-химер. Этих я могу направить. Мысленно даю команду, и звери начинают менять направление, уходя в сторону Восточной Обители.
— Скоро монахам с ханьцами повеселее станет, — усмехаюсь. — Ха, добавим им немного гостей.
Но дальше я засекаю крупные сколопендры. Эти твари не подчиняются телепатии. Они не реагируют на мои сигналы и не оставляют шанса на манипуляции. Решаю не тратить на них время.
— Ледзор, берём их по кругу, — коротко бросаю я.
Ледзор лишь молча кивает, направляя медведей в обход. Сани плавно разворачиваются, полозья бесшумно скользят.
Фирсов всё это время не отрывает от меня пристального взгляда. Белёсые глаза старого ликвидатора смотрят, как у удава, и временами это чуть не сбивает мою концентрацию. Когда я подчиняю очередную группу существ — на этот раз полсотни здоровенных грызунов, похожих на мутировавших сурков, — и направляю их в сторону Восточной Обителт, его прорывает.
— Филинов, — наконец подаёт он голос, нахмурившись. — А когда ты успел стать Грандмастером?
Я усмехаюсь:
— У тебя что, сканер-артефакт?
— Мне сканер не нужен, — он тычет пальцем себе в грудь. — Я и так знаю, что Мастера не способны управлять таким количеством зверей. Уж поверь, по себе знаю.
— Ну, знаешь, как-то мимоходом получилось, — пожимаю плечами.
Фирсов раздражённо фыркает:
— Забавно. У меня к пятидесяти годам «мимоходом» ничего подобного не получилось.
Я снова улыбаюсь, но ничего не говорю. Нет никакого смысла объяснять, что за мной десятилетия опыта. Пусть не как телепата, а скорее как выживальщика, привыкшего находить выход из самых безнадёжных ситуаций. Блин, мне-то лет побольше, чем даже старику Фирсову. Просто здесь я молодой, как зелень. Хотя и в том мире был не без изюминки. Умный, красивый мужчина в полном расцвете сил с перепонками на ноге и десятком радиационных ожогов — тоже, знаете, не каждый день встретишь.
— Стоп ходу, — командую.
Сани замедляются, а затем плавно останавливаются. Впереди за снежными холмами гуляют химеры, которые не поддаются контролю. Я решаю не рисковать. Лучше переждать, пока стадо уйдёт дальше.
— Передых десять минут, — бросаю.
Слезаем с саней и разминаем ноги. Одиннадцатипалый создаёт ледяные скамьи, и мы устраиваемся на них, пока медведи спокойно отдыхают рядом. Фирсов садится рядом со мной, бросает короткий взгляд на бескрайнее белое поле, а затем поворачивается ко мне.
— Слушай, — начинает он, тоном чуть более мягким, чем обычно. — Надо выдать Катю замуж.
Я хмурюсь, не понимая логики:
— Это ещё почему?
Фирсов вздыхает, сцепив руки на коленях:
— Пойми, мы с тобой рискуем постоянно. Если что-то случится с нами обоими, а это вполне вероятно, учитывая, что нас регулярно отправляют вместе, Катя останется одна. Ей нужен кто-то, кто сможет о ней позаботиться.
Я молчу, обдумывая его слова, и наконец спокойно отвечаю:
— Ты, конечно, прав, учитель. Но это уже ей выбирать — когда и за кого. Я так решил, а слово дворянина — железное.
Фирсов ничего не говорит в ответ, только качает головой, устало глядя куда-то вдаль. Ему хотелось бы, чтобы я смотрел на замужество Кати иначе, но это его проблемы.
В этот момент я чувствую через артефакт едва уловимое присутствие — впереди группа монахов. Это явно «южане», в смысле из Южной Обители. Причём один из них выделяется особенно: его карман рясы буквально пульсирует мощной аурой. Уж слишком сильное сознание спрятано там. Если только у мужика не одушевлённый живот, то, скорее всего, у него там припрятан сосуд с джинном.
Я оборачиваюсь к остальным, объясняю ситуацию и только что придуманный план.
— … .Ждите здесь. В лоб нападать не будем. Зачем лишний шум?
На ходу надеваю личину монаха-восточника. Хома, как всегда, мастерски подогнал её под мои нужды, и теперь она сидит как влитая. Личина скрывает мою истинную сущность, превращая меня в одного из них. Готово. Я выдвигаюсь на встречу с монахами.
Они медленно передвигаются на белых медведях, вьючных, с огромными сумками, загруженными провиантом артефактами. Среди группы сразу выделяется один. Это, вероятно, тот самый, кто носит джинна. Да и разум, который чувствуется из его кармана, слишком силён для обычного талисмана. Слишком умное «украшение».
Я подхожу, изображая на лице полное отчаяние и растерянность. Голос дрожит, словно я еле держусь на ногах:
— Ой, братья! Я из Восточной Обители, бегу оттуда… Захватили нас снова! Северные монахи не смогли помочь. Может быть, вы сможете?
Южные монахи останавливаются, лениво поворачивая гомункулские головы в мою сторону. В глазах читается презрение. Старший снисходительно бросает:
— Мы едем на Запад. Восточная Обитель нас не волнует.
Я чуть опускаю плечи, изображая покорность и умоляющим тоном спрашиваю:
— Можно с вами? Хоть немного… Я не выдержу дальше один. Еще тут химеры везде…
Монах лениво пожимает плечами, в его голосе сквозит пренебрежение:
— Ну, давай. Только пешком. В Западной Обители оставим тебя, подашься в прислугу.
— Хорошо, пойду пешком, — соглашаюсь я с подавленным видом.
Места на каждом медведе полно, но никто мне, конечно, не предлагает. Плетусь следом, намеренно замедляя шаг и будто проваливаясь в снег по колено. Монахи смеются, не упуская случая поиздеваться. Один кидает в меня огрызок какого-то фрукта, который попадает в плечо, другой комментирует с усмешкой:
— Что же ты? Ешь, жалкий восточник!
Я с преувеличенной скромностью качаю головой:
— Нет, спасибо… Я уж лучше натощак, — отвечаю подавленно, словно смирившись с их насмешками.
На пути нам попадается химера. Зверь массивный, уродливый, с обвисшей чешуёй. Старший монах достаёт из кармана рясы странный предмет, напоминающий лампу. Сжав лампу в руке, он чётко произносит:
— Бегемот, разберись.
Из ничего перед ним появляется огромный Демон-джин. Тело массивное, почти комично выпирающий живот контрастирует с рожей, напоминающей усатого кота. Бегемот открывает пасть, и из неё вырывается струя странной зелёной кислоты, которая шипением прожигает химеру насквозь. Зверь падает, испуская последний глухой рык.
Монах убирает джина обратно в сосуд. Я не упускаю возможности подлить масла в огонь, изображая неуверенность:
— А лампу-то не надо тереть? Ну, чтобы призвать его?
Монах оборачивается, на его лице появляется насмешка, смешанная с презрением:
— Глупость. Это тебе не человеческие сказки.
Пока мы продолжаем путь, незаметно даю команду Ломтику. Через его тени отправляю сообщение Гумалину с эскизом этой самой лампы. Ведь в Невском замке хватает телепатов и они передадут мысли Ломтика Гумалину.
— Сделай что-то похожее из первой попавшейся жестянки, — мысленно передаю. — Главное, чтобы выглядело правдоподобно.
— Тяв! — это значит, послание доставлено.
Вдруг монахи останавливаются как по команде. Разговоры смолкают, лица становятся напряжёнными. Они начинают растерянно оглядываться по сторонам. Я прдыгрываю и спрашиваю:
— Что случилось?
Монах с джиновым сосудом, хмурится:
— Здесь должен быть карьер. Мы планировали его объехать. А его… нет.
Я делаю вид, что тоже сбит с толку, и с лёгкой неуверенностью в голосе уточняю:
— Как это — нет? Может, вы что-то путаете? Мне казалось, карьер дальше намного.