на экран выключенного телевизора. У него в голове начал вырисовываться план.
Джим не заметил, как задремал, но вскоре его разбудил телефонный звонок. Джим взял трубку.
— Ты на очереди, Норм.
— Винни?
— Она была как те глиняные птички в тире. Бах — и вдребезги!
— Винни, сегодня ночью я буду в школе. В кабинете номер 33. Зажигать свет не стану. Все будет так же, как было в тот вечер, под железнодорожным мостом. Наверное, я даже смогу обеспечить поезд.
— Хочешь, чтобы все быстрее закончилось, да?
— Да, хочу, — сказал Джим. — И вы тоже придете.
— Может быть.
— Вы придете, — повторил Джим и повесил трубку.
Когда он добрался до школы, была уже почти ночь. Он поставил машину на обычном месте. Школу уже закрыли, но у Джима был ключ от задней двери. Войдя в здание, он первым делом отправился в учительскую английского отделения на втором этаже. Там он сразу прошел к шкафу, где хранились аудиоматериалы, и принялся перебирать пластинки. Нашел «Звуковые эффекты. Высокая точность воспроизведения». Просмотрел список треков на задней стороне обложки. Третий на первой стороне: «Товарный поезд — 03.40». Джим положил пластинку на крышку переносного школьного проигрывателя и достал из кармана книгу «Как вызвать демона». Быстро пролистал ее, нашел выделенный фрагмент, прочел пару абзацев, кивнул. Потом выключил свет.
Кабинет номер 33.
Джим подключил проигрыватель, отодвинул колонки на максимально возможное расстояние одна от другой и поставил пластинку. «Товарный поезд», третий трек на первой стороне. Звук, поначалу едва различимый, нарастал, набирая силу, пока не заполнил всю комнату грохотом дизельных двигателей и громыханием стали о сталь.
Джим закрыл глаза, и у него почти получилось вообразить, что он вновь оказался под железнодорожным мостом на Брод-стрит: стоит на коленях и смотрит жестокий спектакль, близящийся к неизбежному завершению.
Джим открыл глаза, остановил пластинку. Сел за учительский стол, раскрыл книгу о демонах, нашел главу «Злые духи, и как призвать их к себе на службу». Он читал, шевеля губами, и периодически прерывался, чтобы достать из кармана необходимые предметы и положить на стол.
Первое: старая фотография с заломленными уголками. На этом снимке они с братом стоят на лужайке перед подъездом многоквартирного дома на Брод-стрит, где они тогда жили. У обоих — короткие стрижки под «ежик». Оба застенчиво улыбаются в камеру. Второе: баночка с кровью. Джим поймал на улице бродячую кошку и перерезал ей горло карманным ножом. Третье: нож. И последнее, четвертое: внутренняя лента «от пота», содранная с подкладки старой бейсболки игрока Малой лиги. С бейсболки Уэйна. Джим хранил эту кепку в тайной надежде, что когда-нибудь ее наденет их с Салли сын, который у них обязательно будет.
Он поднялся из-за стола, подошел к окну, выглянул на улицу. На стоянке не было ни души.
Джим сдвинул парты к стене, так чтобы в центре комнаты осталось свободное пространство в форме неровного круга. Потом достал из ящика стола кусок мела и, взяв большую линейку, принялся чертить на полу пентаграмму — точно по схеме из книги.
Тяжело дыша, он распрямился и подошел к выключателю. Выключил свет, сгреб со стола все четыре предмета и, держа их в руке, заговорил нараспев:
— Взываю к тебе, Отец Тьмы. Услышь меня и явись. Я готов принести жертву. В награду за жертву я прошу темной милости. Ибо я жажду мести и молю силы зла осуществить эту месть. Прими эту кровь как залог будущей жертвы.
Он отвинтил крышу с баночки из-под арахисового масла и вылил кровь в пентаграмму.
Что-то произошло в темном классе. Невозможно понять, что именно, но воздух как будто сгустился. Ощущалась какая-то странная плотность, воздух проникал в горло и легкие и наполнял их серой безжалостной тяжестью. Что-то незримо витало в давящей тишине.
Он сделал все, что полагалось по ритуалу.
Теперь сгустившийся воздух как будто наполнился электричеством и завибрировал — так было на крупной электростанции, куда Джим однажды водил на экскурсию учеников. А потом прозвучал голос, на удивление низкий и неприятный:
— О чем ты просишь?
Джим сам не знал, то ли он действительно слышит этот голос, то ли ему просто кажется, будто слышит. Его ответ уложился всего в две фразы.
— Пустяковая просьба. Что ты дашь мне взамен?
Джим произнес два слова.
— Оба, — тихо прозвучал голос. — Правый и левый. По рукам?
— По рукам.
— Тогда отдай мне мое.
Джим раскрыл нож, положил правую руку на стол и четырьмя резкими рубящими ударами отрезал себе указательный палец. Кровь растеклась темным узором по обложке классного журнала. Было не больно, совсем не больно. Джим отодвинул отрезанный палец в сторону и переложил нож в правую руку. С левым пальцем было сложнее. Изувеченная рука казалась чужой и неловкой, и нож постоянно выскальзывал. В конце концов Джим психанул, отшвырнул нож и попросту оторвал палец, переломив кость. Потом взял оба отрезанных пальца и бросил в пентаграмму. Ответом был сполох яркого света, похожий на магниевую фотовспышку. Джим заметил, что дыма при этом не было. Ни дыма, ни запаха серы.
— Что ты принес?
— Фотографию. Полоску ткани, пропитанную его потом.
— Пот я люблю, — заметил голос с такой леденящей жадностью, что Джим содрогнулся. — Давай.
Джим бросил карточку и ленту в центр пентаграммы. Опять — вспышка света.
— Хорошо, — сказал голос.
— Если они придут, — сказал Джим.
Ответа не было. Голос затих, исчез… если он вообще был. Джим наклонился над пентаграммой. Фотография лежала на полу, но теперь она обуглилась и почернела. Полоска ткани исчезла.
С улицы донесся неясный шум. Поначалу едва различимый, он становился все громче. Машина с мощным ревущим мотором. Повернула на Дэвис-стрит. Приближается к школе. Джим сел за стол и стал слушать: свернет она на стоянку или проедет мимо.
Машина свернула.
Гулкое эхо шагов на лестнице.
Пронзительный смех Роберта Лоусона, потом чье-то «Тсс!» — и опять смех Лоусона. Шаги приблизились, они уже не отдавались эхом. Стеклянная дверь на лестницу с грохотом распахнулась.
— Эй, Норми! — крикнул Дэвид Гарсия фальцетом.
— Норми, ты здесь? — прошептал Лоусон и хохотнул: — Где наша деточка?
Винни не произнес ни слова, но он был с ними. Джим уже видел их тени. Винни был самым высоким, он держал в руке какой-то длинный предмет. Раздался тихий щелчок, и длинный предмет в руке Винни сделался еще длиннее.
Они встали в дверном проеме. Винни — в центре. У всех троих были ножи.
— Ну что, отец, мы пришли, — сказал Винни. — Сейчас мы тебя немножко порежем.
Джим включил проигрыватель.
— Боже! — Гарсия аж подпрыгнул на месте. — Что это?
Товарный поезд стремительно приближался. Казалось, стены дрожат от грохота.
Впечатление было такое, что звук идет не из динамиков, а из коридора. Откуда-то издалека, из другого пространства, из другого времени.
— Мне это не нравится, — сказал Лоусон.
— Поздно, — ответил Винни. Он шагнул вперед и взмахнул ножом. — Гони деньгу, отец.
…не надо…
Гарсия попятился:
— Что за черт…
Но Винни был полон решимости. Он подал знак остальным, чтобы не отставали, и приблизился к Джиму еще на шаг. И то, что Джим разглядел у него в глазах, было подозрительно похоже на облегчение.
— Так сколько там у тебя денег, козявка? — вдруг спросил Гарсия.
— Четыре цента, — ответил Джим. Это была правда. Он вытряхнул их из копилки в спальне. Все четыре монетки, отчеканенные не позднее пятьдесят шестого года.
— Врешь небось.
…не трогайте его…
Лоусон оглянулся через плечо и замер с отвисшей челюстью. Стены клубились туманом, теряя плотность. Рев товарного поезда заполнил все пространство. Свет уличного фонаря на стоянке у школы сделался красным, словно неоновая вывеска на здании «Барретс компани», мигающая на фоне ночного неба.
А из пентаграммы уже выходило нечто. Некая сущность с лицом двенадцатилетнего мальчишки. Мальчишки с короткой стрижкой под «ежик».
Гарсия резко рванулся вперед и врезал Джиму по зубам. Дыхание Гарсии отдавало чесноком и пепперони. Удар вышел медленным, вялым и безболезненным.
А потом Джим ощутил внезапную тяжесть внизу живота и его мочевой пузырь не выдержал. Джим опустил взгляд и увидел, как спереди на брюках расползается темное пятно.
— Смотри, Винни, он обоссался! — крикнул Лоусон. Тон был верный, но лицо, искаженное ужасом, ему явно не соответствовало — это было лицо марионетки, которая вдруг ожила и тут же осознала, что ею управляют, дергая за нитки.
— Не трогайте его, — проговорило существо, принявшее облик Уэйна. Но голос был вовсе не голосом Уэйна. Это был жадный, холодный голос твари из пентаграммы. — Беги, Джимми! Беги! Беги! Беги!
Он упал на колени. Чья-то рука чиркнула по спине, но не сумела схватить.
Он поднял глаза и увидел, как Винни с перекошенным от ненависти лицом бьет ножом существо, принявшее облик Уэйна. Нож входит в грудь… а потом Винни вдруг закричал, его лицо почернело, обуглилось и как бы осыпалось, провалившись в себя.
И он исчез.
Гарсия и Лоусон тоже ударили существо. Скорчились, почернели и вмиг исчезли.
Джим лежал на полу и никак не мог отдышаться. Грохот товарного поезда стих вдали.
Брат смотрел на него сверху вниз.
— Уэйн? — выдохнул Джим.
Лицо над ним изменилось. Оно как будто растаяло, растеклось и собралось вновь. Но это было уже совершенно другое лицо. Глаза сделались желтыми, страшными, злыми.
— Я вернусь, Джим, — послышался ледяной голос.
И демон пропал.
Джим медленно поднялся. Остановил изувеченной рукой проигрыватель. Потрогал разбитые губы. На них была кровь. Он включил свет. Кроме него, в комнате не было никого. Он выглянул в окно. Абсолютно пустая стоянка. Не считая одинокого колесного колпака, в котором, как в кривом зеркале, отражалась луна. В кабинете пахло как в склепе — чем-то затхлым и древним. Джим стер пентаграмму и принялся расставлять парты по местам — ведь завтра будут уроки. Пальцы болели ужасно…