Как только он закончил свой монолог, во время которого язык заплетался через каждое слово, то услышал усталый вздох Асуры:
– Ты пьян.
– А ты наблюдателен.
– Я хочу, чтобы ты правильно меня понял, – поднявшись с места, Асура неспеша обошёл чайный столик и остановился подле Вэй Лу, упрямо игнорирующего его близость. – Мне жаль, что смерть той девушки тебя так сильно опечалила, однако я исполнял свой долг. И как будущий официальный заклинатель на службе у Тайян ты тоже будешь вынужден делать не самые приятные вещи: зачастую придётся наступать себе на горло и причинять вред тем, кто может оказаться тебе близок. В этом был мой урок. Ты неожиданно оказался слишком добрым и эмпатичным, и в этом твоя главная слабость. Вместо того, чтобы подойти к делу с холодной головой, ты сгораешь в пылу эмоций.
Добрый и эмпатичный. Два слова, а как больно они ранили.
Интересно, рыдая где-то в дальней комнате этого дома, Хуан тоже разделяла такое мнение? Тоже думала, что Вэй Лу добрый, когда он избивал и… игнорировал мольбы остановиться?
От услышанных слов Вэй Лу стало плохо. Глаза защипало, но он с отвращением поспешил покачать головой, отмахиваясь от гнетущего чувства. Стало, правда, ещё хуже. Жуткое головокружение нахлынуло тяжёлой волной, покачивая из стороны в сторону. Однако Вэй Лу не рухнул на пол. Придержав его за плечо, Асура позволил ему опереться на себя.
Невесомо коснувшись Вэй Лу, словно пытаясь успокоить его, Асура задумчиво произнёс:
– Люди зачастую не понимают, на что соглашаются, ведь и сами не знают всех своих пределов. Но теперь ты узнал, где находится твой, и что ты способен переступить через многое. Я свёл тебя с Хуан, чтобы ты собственными руками уничтожил это прошлое, уничтожил свою слабость.
Опустившись на колено перед Вэй Лу и перехватив его помутнённый взгляд, Асура на мгновение задумался и уточнил:
– Ты сейчас опять ничего не понял из того, что я говорил?
– Да тебе даже гуй лысый не поймёт, серьёзно, – сонно пробормотал Вэй Лу. – Но про ответственность я вроде понял… Что со мной сделают?
– Сделают?
Уронив голову, Вэй Лу через силу боролся с желанием просто рухнуть на пол и уснуть: он уже не пытался сопротивляться нахлынувшим эмоциям. На него навалилась апатия, а гнев довольно быстро отошёл, подобно отливу, обнажая острые камни на берегу души.
– Ты поэтому и говорил про жестокость, да? Ну ты не один такой, и я вовсе не добрый, как ты думал. Чего я, полагаешь, прибежал такой крикливый… Я не… я не такой хороший, каким могу казаться, вы все считаете меня… тупым и бесполезным. Как собака. Может, я и есть собака. Бешеная… Это же преступление, да?
– Вэй Лу, никто тебя не накажет за это, просто…
– Она плакала, – раздражённо рыкнул Вэй Лу, резко запрокинув голову, и с внезапно проснувшимся запалом процедил сквозь стиснутые зубы: – Она рыдала и умоляла остановиться. Я остановился, но… но только потому, что увидел ужас в её глазах. Я не добрый. Я ни разу не добрый. Я не умею контролировать себя… Вэй Учэнь столько раз говорил мне не привязывать ни к кому, что это не обернётся для меня ничем хорошим. И оно не обернулось. Ты хотя бы можешь себя контролировать. А я вообще не понимаю своих желаний и как сдерживать такие внезапные порывы!
Вэй Лу не знал, что ещё сказать. Он постоянно спотыкался о предупреждения Вэй Учэня, однако полагал, что масштаб проблемы всегда преувеличивался. Но Вэй Лу никак не ожидал, что сорвётся и в порыве бешенства чуть ли не накинется на человека.
Задохнувшись от накативших чувств, Вэй Лу ощутил, как ему на физическом уровне становится трудно дышать. Опираясь одной рукой о пол, он запустил свободную пятерню в шевелюру и до боли стянул волосы.
Что ему делать? Перед глазами то и дело всплывало перепуганное лицо Хуан.
Его осудят? Накажут? Вышвырнут из духовной школы, а затем прирежут, как собаку, за недостойное поведение? Или того хуже: публично вздёрнут на площади, а труп с обвязанными красной лентой глазами повесят на входе в город в знак назидания остальным?
– Вэй Лу, успокойся. Посмотри на меня, – заставив его взглянуть на себя, Асура с пугающей невозмутимостью произнёс: – Всё будет хорошо. Тебе нужно успокоиться. Ничего ужасного с тобой не произойдёт, я защищу тебя. Не о чем волноваться.
– Не о чем? – в недоумении прошептал Вэй Лу, скривившись, словно от болезненного удара. – Ты хотя бы понял, о чём я говорил? Что я чуть не сделал с ней?! Я!..
– Я понял. Я понял, что ты чуть не сделал, – спокойный, как шелест молодой листвы, голос прервал паническое бормотание. Успокаивающе потрепав его по волосам, словно пытаясь угомонить хнычущего ребёнка, Асура продолжил: – Ты прав, ты далеко не добр. Но ты боишься того, на что способен. Я научу тебя это контролировать. В будущем тебе придётся делать ужасные вещи, но я буду рядом и не позволю тебе сломаться, потому что несу за тебя ответственность. Я не брошу тебя, Вэй Лу. Мне нужен тёмный заклинатель, которому я смогу доверять и который будет полностью доверять мне. Забудь о тех девушках, забудь о том, что о тебе может подумать Вэй Учэнь, потому что я знаю, каково это – когда тебя все ненавидят и осуждают. Ты хотел знать, что я хочу от тебя. Вот мой ответ: я хочу твоё доверие. Доверься мне, и что бы ты ни натворил, тебе ни о чём не придётся беспокоиться…
Глава 25Кто же этот заклинатель?
Раны уже затянулись, перестали кровоточить при малейшей попытке двинуться. Но теперь спина напоминала изъеденное червями полотно. Внимательно осматривая через зеркало глубокие следы на спине, Синь Юй испытывал смешанные чувства. Поначалу он боялся одной лишь мысли о том, чтобы взглянуть на ранения. Как целителю ему и не такое приходилось видеть. Но испытать на собственной шкуре подобные увечья – совершенно другой опыт.
Синь Юй не хотел думать, что он изнеженный цветок, но, к несчастью, таковым и являлся. Он ценил красоту своего тела, игнорируя насмешки окружающих, и уж тем более тех двух братьев-идиотов, которые в лучшем случае мылись раз в несколько дней. А теперь его спина напоминала… даже трудно сказать, что.
От подобных мыслей Синь Юй презрительно хмыкнул.
В его положении глупо размышлять о таком. Он отделался малой кровью… Нет, не так. Крови как раз таки пролилось много. Его до сих пор передёргивало от воспоминаний о звуке плётки, сталкивающейся с плотью, о боли, которая лишила его сознания. К тому же уста его запечатали заклинанием безмолвия, и не только по той причине, чтобы он сохранил достоинство, избавляя толпу от своих криков. Синь Юй не сомневался – и одного удара хватило бы, чтобы выбить из него скулящие мольбы. Но кроме скулежа он ведь любил и лаять, поэтому во время беседы с Шо Фэном угрожал рассказать всем о том, что грядёт. Что именно их всех ожидает.
Синь Юй вновь бросил взгляд на заживающие рубцы, горящие от нанесённой мази.
Голову разрывало от звенящих мыслей.
Он бежал, чтобы спасти свою мать, да и себя тоже. Их талант к целительству не являлся гарантом неприкосновенности; учитывая надвигающуюся беду, наоборот…
Синь Юй тяжко выдохнул. Ранним утром в блоке лекарей никого не было ввиду отсутствия нуждающихся пациентов. Синь Юй не желал, чтобы кто-то помогал ему с обработкой ран, чтобы кто-то видел следы наказания. Вообще удивительно, что он до сих пор жив.
Покидая блок лекарей – точнее, чуть ли не выползая – и закрываясь в одной из свободных комнат в крыле тёмных заклинателей, в определённый момент он даже надеялся, что помрёт и перестанет мучиться от реальности бытия. Синь Юю не хотелось видеть будущее: то, в каком направлении развивались события.
А его организм боролся. Боролся и мучил лихорадкой. Но наверняка он бы проиграл, если бы Вэй Учэнь не указал Хао на проблему. Поначалу Синь Юй полагал, что его просто отыскал Хао, не обнаружив в госпитале. Может, даже подумал, что он умудрился сбежать в столь плачевном состоянии. Но Хао его даже из-под земли достанет, с того света вернёт. Он стал той самой гончей, которая за кусок мяса загрызёт любую собаку на псарне, верно прислуживая хозяевам.
Синь Юй был одним из любимых пёсиков: породистый, натренированный, полезный. К тому же у него с близнецами установились особые отношения. Когда его, как молодого господина Синь Юаня, вместе со сдавшимися родственниками притащили и поселили в одном из особняков на территории духовной школы, Хао поставили за ними наблюдать. Синь Юю в ту пору было пятнадцать лет, Хао – восемнадцать. Уже тогда последний отличался заносчивостью, напоминая настоящую псину, которая не только лаяла, но и кусала. Хао пугал многих заклинателей, не гнушался прибегать к рукоприкладству, и только Синь Юй в меру своего упрямства и веры в благородное происхождение рисковал давать отпор дерзким словом.
Один раз Хао, конечно, знатно его поколотил… За что ему прилетело от мастера Шуан Таня, его учителя. Какими бы заслугами ни обладала любимая гончая, кусать домашнего кота ей запрещалось. Это бесило Хао, и он вымещал гнев на тех, кто не мог дать отпор. В те времена Синь Юй плевал на это с высокой колокольни: ему было необходимо показать, что подчиняться какой-то шавке он не намерен.
Синь Юя переполняло отчаяние, отвращение и боль. Дядя предал их семью и подставил родного брата, отца Синь Юя, которого убили… как и всех взрослых мужчин. Клан Синь разорвали на части. Школа Бянь Сэ Лун забрала себе Синь Лин, и на пути в западные земли пока Синь Юй находился рядом с матерью, он все надеялся на милость тёти. Но по дороге их нагнали ищейки Тайян и, договорившись на месте, разлучили мать и сына.
Синь Юй до сих пор помнил, как рыдала Синь Лин и умоляла не забирать его…
Но… молодой господин должен нести ответственность за оставшийся род. Только первые два года Синь Юй ничего и слышать не желал об ответственности. Даже сейчас ему было наплевать на всех двоюродных сестёр, тётей, братьев и племянников. Он их особо и знать не знал, потому что большая часть из них поддержала его дядю, который в итоге убил своего родного брата в надежде выслужиться перед духовной школой Тайян и чиновниками.