– Да? С чего бы?
– Это же очевидно. С того, что она живёт здесь. В этом доме.
Быстрее, быстрее, хватит разлёживаться, тупая корова! Господи, что там первым уроком, хоть бы не физика! Так, стоп.
Лена сидела на диване, моргала на светлеющее окно и судорожно приглаживала спутанные волосы. Диник спал, Марина тоже, а будильник всё выводил и выводил незатейливую мелодию. Или не будильник. Но что это? Где-то в комнате, но где?
– Марина, – позвала Лена громким шёпотом. – Марина!
– А?
– Что пищит?
Марина заворочалась на раскладушке, приподнялась, опираясь на локоть, и непонимающе уставилась на Лену.
– Пищит! Слышишь? – сказала Лена уже в полный голос.
– Да… это… телефон?
Марина вскочила, бросилась к выходу, резко остановилась, вернулась и полезла под раскладушку. Лена смотрела на неё изумлённо, не шевелясь. Безумие какое-то. Тем временем Марина вытащила из-под раскладушки сумочку, швырнула её на матрас и замерла. Теперь электронная трель играла громче.
– Ответишь?
– Сейчас. – Марина закрыла глаза, сделала глубокий вдох, открыла глаза, а когда потянулась к сумке, трель оборвалась. И наступила тишина. – Вот и всё, не успела, – сказала Марина с явным облегчением.
– Не знала, что у тебя есть телефон.
– Купила позавчера, самый простенький. На всякий случай. Скорую вызвать. И если что-то случится. Там. Он ведь там совсем один. Хотя это вряд ли, ничего не будет, просто чтобы Юля могла позвонить.
– Нет, погоди, как это – Юля?
Лена негодовала. Они ведь договорились не подставляться. Они убегали, скрывались, сделали всё, чтобы спрятаться. Получается, зря? Нельзя пользоваться телефоном, нельзя! А она?
– Послушай… – начала Марина, но тут в сумке снова запищало.
– Да возьми ты уже! – потребовала тётя Руза, которая стояла на пороге комнаты, уперев руки в бока. – Или выключи. Сколько можно это безобразие слушать?!
– Юля, – выдохнула Марина, глядя на экран.
– Ну и? – рявкнула тётя Руза.
Марина вздрогнула, поднесла телефон к уху:
– Да? Да, Юля… Подожди, ты о чём? Что не смогла? За что простить? Юля? Алло. Ал…
Марина осеклась, замолчала, лицо её стало замкнутым, окаменелым. Лена не отрывала от него взгляд, безотчётно комкая простыню. Заворочался у стены Диник, потянул на себя одеяло. Лена приподнялась, чтобы высвободить край, но глаз от Марины не отвела. И почувствовала, как холодное дыхание незнакомца заполняет всё вокруг.
Когда Марина нажала кнопку отбоя и безвольно выронила телефон на пол, раздался звонкий голосок Диника:
– Это папа, да? Папа звонил?
– Да, – ответила Марина. Тяжело опустилась на раскладушку и обвела комнату растерянным взглядом. – Уж не знаю, как он заставил Юлю.
– Что он сказал? Он выздоровел? – Диник вскочил, словно его подбросило на пружине.
– Сказал, что скучает, – Марина прикрыла рукой дрожащие губы. – И он нас любит.
– А ещё? Ты ведь долго слушала, расскажи ещё!
– Диник! – шикнула Лена.
– Я не поняла. У него язык заплетался. Сильно.
– Почему? Потому что он не выздоровел? – улыбка Диника поблекла.
– Не знаю. Честное слово.
Марина посмотрела на телефон и повернулась к тёте Рузе:
– Надо от него избавиться.
Напрасно Руза повторяла, что в её доме телефон безопасен, его невозможно отследить. А если кто-то и сумеет, без приглашения сюда не войдёт. Марина будто не слышала, твердила одно: я ошиблась, нельзя расслабляться, надо уничтожить телефон. Чёрт с тобой, хоть съешь его, – вспылила Руза и пошла умываться. Диник спросил, есть ли в телефоне игры, а когда выяснилось, что нормальных нет, выразил готовность отыскать в кладовке молоток.
А Лене к маленькой трубке с кнопками даже подходить не хотелось. Но пришлось. Она обернула её салфеткой и сунула в карман джинсов, чтобы донести до реки и там утопить. Это Марина придумала, сказала, бросим в канал. Тётка с изрядной долей сарказма предложила не мелочиться и швырнуть в Волгу-матушку. Правильно, в Волгу! Немедленно! Но когда Марина поднялась с раскладушки, её левую икру скрутила жестокая судорога. Руза заставила Марину лечь и не дёргаться, сказала: «Шуриной настойкой тут не обойтись, найду тебе что покрепче». А Лене с Диником велела топать на набережную – она недалеко, мальчишка дорогу знает, идите прогуляйтесь к речке, а то наша истеричка не успокоится.
Так они оказались на улице.
День начинался солнечный, безветренный, полный птичьего щебета. Под утро прошёл маленький дождь, напитал воздух свежестью. Лене бы порадоваться удивительно тёплой осени, прозрачному небу, чистым, пока безлюдным тротуарам, хлебному запаху от проехавшего мимо фургончика, весёлой болтовне Диника, который без конца вертел головой и показывал на каждый дом с такой гордостью, будто лично его построил, – Диник ведь уже здесь ходил, всё запомнил и теперь сам вёл Лену. Гляди какой балкон, у него завитушки из железа, красиво, скажи? А вон тётеньки между окнами, они каменные. Немного голые, но так раньше все ходили. А это труба, чтобы дождь с крыши утекал, она как змея с открытой пастью. Ну посмотри, чего ты не смотришь? Там магазин, вечером эти лампочки на проводах светятся, прям гирлянда. А это дерево видишь какое высокое, до крыши, а на крыше вазы стоят, ну вон, по углам.
Лена не видела, но говорила, что да, очень красиво.
Он нас любит.
В тот вечер он сказал: больше никакого мяса. Отказываемся совсем и навсегда, хватит притягивать энергию смерти. Что лежит в холодильнике, сейчас выбросим, а новое покупать не смейте. Марина робко заметила, что дети растут, им без мяса нельзя. Динику, и особенно Лене, у неё же переходный возраст. И тогда он позвал Лену в кухню. Спросил, что ей нельзя. Лена не поняла, а он снова спросил, громче. Заорал: нельзя, нельзя, ничего тебе нельзя! Схватил за руки повыше локтей и начал трясти. Так трясти, что она ударилась затылком о дверной косяк. И ещё раз, и ещё. А он всё не останавливался, и Лена поняла, что не остановится. Потому что это был уже не он, а кто-то другой, бешеный, с пустыми белыми глазами, может быть, и не человек даже.
Диник важно рассказывал про кремль, с Марининых слов, конечно. Немного путался, но основное изложил верно. Там храм, там – колокольня с часами, а вон та башня знаешь какая? Пыточная! Да, очень красиво, – отозвалась Лена. Она ничего не чувствовала, ни радости, ни печали. Словно была персонажем компьютерной игры и кто-то другой вёл её по солнечному городу. Вот и отлично, пусть безымянный игрок думает и переживает, а Лена пока отдохнёт.
Он нас любит.
Марина бросилась защищать Лену, вцепилась в него, закричала. Он не ожидал, разжал пальцы, попятился к плите и тоже закричал, что понял, что убедился. Бесы должны бояться, бесов изгоняют, убирайтесь, бесы! Подхватил ковшик с закипающим молоком для Диниковых хлопьев и щедро плеснул, поворачиваясь всем телом к Лене и Марине. Лена вдруг осознала, что Марина слишком открытая в шортах и майке на тонких лямках, уязвимая. Хотела её прикрыть собой, но не успела. А Марина почти увернулась, но ударилась лбом об угол навесного шкафчика, брызнула кровь. И тогда закричала Лена. Закричал Диник. Что-то упало, громыхнуло. Что-то ещё ухнуло в стену, в пол, покатилось. Марина вытолкала их из кухни, в прихожую, в подъезд. Заколотила в Юлину дверь. А там, в их квартире, снова падало, разбивалось, гремело и лопалось.
Река слепила солнечными зайчиками, тихонько плескала в каменные берега, шептала. Круизного теплохода не было, но по выложенным плиткой дорожкам прогуливались сонные собачники, а чуть в стороне, на причале, уже расселись по складным стульчикам рыбаки. Диник сообщил, что вон за тем деревом есть качели, можно? Лена не успела ответить, он уже умчался, и почти сразу послышался мерный качельный скрип. Ну и ладно, пусть. Она одна подошла к воде. Высоко. Гранитный парапет по пояс, отсюда в глубину не заглянуть. Не опустить в неё руку, не рассказать о себе. Только и видно, как скользят поверху блестящие лучи да клубится под ними тьма.
Юля вызвала полицию. Марина подписала протокол, спросила, надолго ли его забирают. Оказалось, до завтра. В крайнем случае подержат в КПЗ два дня, но вряд ли. Он же не буянит. Он и правда присмирел, стоило появиться парням в форме. Поздоровался, вежливо ответил на все вопросы, покорно пошёл к машине. И от этого стало только страшнее.
Юля сказала: смотри, как бы у тебя детей не забрали. Сказала: ты им никто, не ори, по закону – никто. Этот вытворит ещё что-нибудь, вот увидишь. И что тогда? У них бабка есть, близкая родня, ты при чём? Мало ли что они хотят, кто их слушать станет, они же дети.
А Лена с Мариной тряслись и толком не соображали. Диник молчал и дёргал ногой, негромко ударяя пяткой в пол. Быстро-быстро. Наверное, нечто похожее чувствуют люди, которые выбрались из-под завала и теперь ошалело ощупывают себя, не понимая, что и почему рухнуло. Оглушённые, недоумевающие. Но какими бы ни были причины, оно уже обвалилось. Зато можно ещё держаться друг за друга. Главное – не разлучаться. Только не это.
Они решили уехать. Срочно, пока он не вернулся. Пока все целы и не случилась настоящая беда. Пока не влезла бабушка Люба, которая бывает очень деятельной и беспощадной. Пока есть возможность. Но если Марина по документам чужая Лене и Динику, её могут обвинить в похищении, да? И наверняка полно каких-то других законов и статей, мы же не знаем. Надо спрятаться, сказала Лена. А Диник сказал, что надо взять его рюкзак, нельзя его оставить, без него не поеду. И: мы ведь не навсегда? Конечно, не навсегда, отдохнём немного в другой обстановке, поразмышляем, соберёмся с силами, и домой.
Нам просто нужно успокоиться, вот и всё. Где-то, где мы не будем бояться.
«Он нас любит», – снова подумала Лена и сжала в кармане маленький телефон. Сейчас бросит его в реку, это просто. Но тогда оборвётся что-то важное, снова не станет связи с папой. Человек не виноват, что запутался. Никто не виноват. Некоторые вещи просто происходят.