Подсознание довершает работу сознания
«Большие идеи приходят только через подсознание», – утверждает Дэвид Огилви, мэтр рекламного дела, автор рекламы Marlboro, признанной шедевром в рекламной индустрии.
«Для меня не подлежит сомнению, что наше мышление протекает в основном минуя символы (слова), и к тому же бессознательно» – эти слова принадлежат Альберту Эйнштейну.
Посмотрим, как это происходит.
Нередко решение наших проблем приходит, когда мы перестаем над ними размышлять.
Бытует шутка, что все великие научные открытия были сделаны в одном из трех «b» – bus, bed, bath (автобус, кровать, ванна). Действительно, многие ученые признавали, что самые блестящие идеи приходили им в голову, когда они совершенно не думали о своих научных проблемах. Это результат действия принципа инкубации.
Непрерывность процесса инкубации идеи обеспечивается благодаря тому, что наше подсознание постоянно обрабатывает накопленную информацию. Оно будет продолжать свою невидимую работу, даже если мы отложим рассмотрение проблемы на несколько часов или недель и займемся другими делами. Чем больше мы заинтересованы в нахождении решения, тем выше вероятность того, что подсознание подскажет нам новые идеи.
Выдающийся английский философ, логик, математик Бертран Рассел писал об этом в книге «Завоевание счастья»:
«Я обнаружил, что, когда мне надо было написать статью на очень трудную тему, лучший план действий был таким: в течение нескольких дней или недель предельно сосредоточить на ней все свои усилия и внимание, а затем положить ее “под сукно”. Через некоторое время, вновь взявшись за статью, я, как правило, обнаруживал, что она почти готова. Прежде чем открыть этот метод, я обычно тратил много сил и нервов, особенно если подолгу не замечал прогресса в работе, однако мое беспокойство мне нисколько не помогало, и много времени уходило впустую».
Джеймсу Уатту идея паровой машины пришла в голову во время чаепития, когда ему на глаза попалась струя пара из чайника с кипятком. Выдающийся конструктор авиамоторов академик А. А. Микулин вспоминал:
«Я слушал в театре “Пиковую даму”. Когда Германн поднял пистолет, я вдруг увидел в изгибе руки с пистолетом вал с компрессором, а дальше – то, что я искал, – радиатор. Я тут же на программке набросал схему…»
Поскольку подсознание в творческом акте играет значительную роль, возникает желание напрямую обратиться к нему. Есть несколько способов сделать это. И среди них – анализ собственных сновидений и внушение под гипнозом.
Психолог В. Л. Райков создал себе имя благодаря развитию творческих способностей пациентов с помощью гипноза. Его испытуемые после нескольких сеансов гипноза начинали значительно лучше и интереснее рисовать или играть на музыкальных инструментах. Но это удавалось, только когда им внушался образ хорошо им знакомого выдающегося деятеля искусства: «Ты – Репин» или «Ты – Рахманинов», и дальше следовала прямая инструкция: «Рисуй» или «Играй».
Это отнюдь не означало, что испытуемые начинали писать картины в стиле Репина или играть в манере Рахманинова. В их творчестве проявлялись их собственные пристрастия. Но степень отождествления себя с выдающимся художником как с личностью была тем не менее впечатляющей.
Когда одной испытуемой, которой внушили образ Репина (пол в этих экспериментах значения не имел), предложили ответить на вопросы психологического опросника, она откладывала в сторону как непонятные вопросы, отражавшие реалии современного быта, которые отсутствовали во времена Репина, например телевизор.
Когда студенту внушили, что он англичанин, и экспериментатор бегло заговорил с ним по-английски (разумеется, юноша немного знал язык), то на неожиданный вопрос «Do you like “pivo”?» («Любите ли вы пиво?») последовал еще более неожиданный ответ: «What’s mean “pivo”?» («Что такое пиво?»), то есть степень отождествления себя с внушенным образом была так велика, что юноша «забыл» значение русских слов.
Когда одному испытуемому внушили, что он Поль Морфи – известный в свое время американский шахматист, – и предложили сыграть в шахматы, первой его реакцией было требование огромного гонорара – миллиона долларов. Ему вручили пачку чистой бумаги, объявив, что это и есть вожделенный миллион, и в этот момент на энцефалограмме был зарегистрирован мощный всплеск активности, свидетельствовавший о сильной эмоциональной реакции.
Кстати, играл с этим испытуемым гроссмейстер Михаил Таль, и он же затем сыграл с ним партию в его обычном состоянии вне гипноза. На фотографиях было видно, как уверенно держался во время игры испытуемый, пока считал себя Полем Морфи, для которого имя Таля ничего не значит, и как робко вжался в стул тот же испытуемый вне гипноза, хорошо представляя себе, с кем играет.
Между прочим, Таль признал, что хотя «в образе» испытуемый играл, конечно, не на уровне Морфи, но все же примерно на два разряда выше, чем без гипноза. Спустя несколько месяцев на вопрос журналиста, какая партия за последнее время запомнилась ему больше других, Таль ответил: «Встреча с Морфи» – и объяснил ошеломленному репортеру, что он имел в виду.[11]
Обращение к подсознанию эффективно и в экспериментах, и, что еще более важно, в реальной жизни. Вот красноречивое свидетельство этого.
Знаменитый русский композитор Сергей Рахманинов в 1899 году был приглашен в Англию. Свое путешествие он начал в состоянии тяжелой депрессии, характеризующейся приступами тоски, пессимизмом, желанием покончить с собой. Рахманинов пообещал написать для Лондонской филармонии концерт для фортепиано с оркестром. Но вместо того чтобы сочинять музыку, он меланхолически взирал на свой рояль. У него не возникало никаких идей. Ничего, кроме грусти, не звучало в нем. Он впал в состояние прогрессирующей летаргии, что очень обеспокоило его друзей. Случайно он узнал об одном лондонском враче, который исцелял гипнозом. Весной 1900 года Рахманинов посетил его, и врач, введя его в состояние релаксации, воздействовал на него гипнозом. Врач внушал ему: «Вы начнете сочинять концерт! Работа дастся вам легко! Это будет блестящее произведение! А теперь отправляйтесь домой и принимайтесь за работу!»
Рахманинов воспринял эту программу действий, получил новые импульсы и написал свой бессмертный Концерт для фортепиано с оркестром № 2, вошедший в сокровищницу мирового музыкального искусства.[12]
Сознание – это страна перед вратами подсознания. Поэтому отключение сознания, достигаемое посредством сна, гипнотического внушения, медитации или простого расслабления, оказывается весьма продуктивным.
Когда наше тело находится в состоянии покоя и расслабления, когда мы в приятной неге дремлем (вспомните: ванна, кровать и укачивание на мягком сиденье автобуса), мы начинаем слышать свое подсознание.
Наше критичное сознание пресекает полет фантазии. Именно поэтому в методе мозгового штурма первоначально запрещается любая критика, чтобы давать идеям свободный выход из подсознания.
Таким образом, если задача не поддается решению, ее надо (после напряженных размышлений) отложить и заняться чем-то другим. Спустя некоторое время, вновь обратившись к вопросу, вы нередко сразу увидите ответ на него. Полезно возвращаться к трудной задаче каждый раз в новых или измененных условиях: проснувшись, на прогулке, в саду, в шумном месте, в полной тишине. Ведь человек не знает заранее, в какой обстановке подсознание выдаст ему правильную подсказку и когда мозг работает наиболее продуктивно.
Любопытно, что решение, к которому мы пришли путем сознательных умозаключений, остается в памяти навсегда. Но «подарок с иной планеты», из подсознания, сознание помнить не хочет. И идеи, поступившие из подсознания, мгновенно забываются. Поэтому очень важно всегда и везде иметь при себе средство для записи мелькнувшей мысли. Целесообразно фиксировать каждую идею, как только она возникла в голове, и затем переносить подобные записи в тетрадь. Когда она будет заполнена, интуиция подскажет, что делать с идеями, обилие которых оказывается поразительным.
Что способствует вдохновению
Таким эмоциям, особенно чувству радости, принадлежит, пожалуй, главенствующее место в создании состояния вдохновения. Сочетание радости с уверенностью одолеть трудности и интересом-возбуждением способствует развитию творческой активности.
Вот свидетельство Владимира Маяковского:
«Днем у меня вышло стихотворение. Вернее, куски. Плохие. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю стихи Бурлюку. Прибавляю – это один мой знакомый. Тот остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: “Да это же вы сами написали! Да вы же гениальный поэт!” Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер я неожиданно стал поэтом».
Но тем, для кого положительные эмоции – единственный источник вдохновения, приходится очень трудно. Для приподнятого настроения не всегда есть причины. Значит, полезно создавать такому мастеру соответствующую обстановку доброжелательности, праздника, пусть и небольшого.
Такое состояние характерно для творческой личности, и его возникновению способствуют музыка, живопись, красота природы. Как показали психологические исследования, именно эстетические переживания родственны творческому процессу, структурно схожи с ним. Подтверждение этому мы находим в многочисленных высказываниях знаменитых людей и их родственников.
Супруга выдающегося химика С. В. Лебедева писала:
«Я вообще много раз замечала, как Сергей Васильевич, сидя на концерте и видимо взволнованный музыкой, вдруг поспешно вынимал свою записную книжку или, если ее не было, торопливо брал афишу и на ней начинал записывать химические формулы. То же самое происходило и на выставках».
А вот что вспоминал И. Е. Репин о предыстории создания картины «Иван Грозный и сын его Иван»:
«Впервые пришла мне в голову мысль написать картину – трагический эпизод из жизни Ивана – уже в 1882 году в Москве. Я возвращался с московской выставки, где был на концерте Римского-Корсакова. Его музыкальная трилогия – любовь, власть и месть – так захватили, и неудержимо захотелось в живописи изобразить что-нибудь подобное его музыке. Эти звуки завладели мной, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи настроение, которое создалось у меня под влиянием музыки. Я вспомнил о царе Иване».
Именно так: творческой личности часто вполне достаточно эстетических переживаний, чтобы проявился интерес-возбуждение, заработало воображение, предшествующее вдохновению.
Для людей другого склада побудительной причиной прихода вдохновения становится отрицательная эмоция. Жить и творить им нелегко, а еще тяжелее приходится окружающим, особенно когда негативные эмоции – чуть ли не единственное условие их творчества.
Именно этим отличался О. Бальзак. Читаем у С. Цвейга:
«Настроение отчаяния, которое владеет Бальзаком в его общественной и личной жизни, нисколько не влияет на Бальзака-художника, и даже, напротив, именно тогда, когда житейские его обстоятельства становятся скверными до крайности, именно тогда художник проявляет себя с полной силой. Внешние неприятности каким-то таинственным путем приводят его в состояние особой сосредоточенности».
А вот собственное признание Бальзака:
«Самые счастливые вдохновения озаряют меня в часы глубочайшего страха и нужды».
Люди, которым присуща такая черта, нуждаются во внимательном отношении, как бы трудно это ни давалось их окружению. Приходится позволять им запускать свой неудобный для других механизм. Будут и обиды, и упреки, и истерики, и слезы, но все это – ради вдохновения. В артистической, художественной среде людей с такими особенностями немало (скандальные примы, например). Сложнее всего, когда в одном творческом коллективе собираются личности с противоположными по знаку механизмами, побуждающими к вдохновению. Ради успеха общего дела режиссерам приходится проявлять большую изобретательность, балансируя между взаимоисключающими требованиями артистов.
Чувство опасности и страха вызывает сильные отрицательные эмоции. В то же время на иных людей это чувство действует мобилизующе, сильно возбуждая. Это связано с типом нервной системы (у лиц со слабым типом нервной системы ощущение опасности, наоборот, порождает тормозящие процессы либо хаотичные действия). Общее возбуждение может повлиять и на те специфические эмоции, которые будят интеллектуальную, творческую активность, вызывая вдохновение.
В своей работе «Ум полководца» Б. М. Теплов писал:
«Принято думать, что в состоянии серьезной опасности качество и продуктивность умственной работы понижаются. Но у всякого большого полководца дело обстоит как раз наоборот: опасность не только не снижает, а, наоборот, обостряет работу ума. Повышение всех психических сил и обострение умственной деятельности – черта, отличающая всех хороших полководцев, хотя проявляться она может различно». «Наполеон по мере возрастания опасности становился все более энергичным», – замечает историк.
Но особенно показательны для нас в этой связи те военачальники, которые только в атмосфере опасности, только в обстановке боя могли обнаружить свой военный талант и силу своего ума. Таков был маршал Ней, о котором Наполеон писал:
«Ней имел умственные озарения только среди ядер, в громе сражения; там его глазомер, его хладнокровие и энергия были несравненны, но он просто не умел так же хорошо приготовлять свои операции в тиши кабинета, изучая карту».
Это состояние по форме проявления может восприниматься как отрицательные эмоции, однако его психологическое содержание совершенно иное. Переживания способны побудить творческую личность к активизации деятельности. В обыденном представлении принято считать такое состояние чуть ли не единственно пригодным для творчества. Стендаль считал:
«Для искусства нужны люди немного меланхоличные и достаточно несчастные».
Художественное творчество при таком понимании трактуется как особая форма изживания психологических внутриличностных конфликтов и приспособления к жизненным неудачам.
Известно, что многие великие творения появились на свет, когда их создатели переживали неразделенную или несчастную любовь.
Вспомним знаменитую картину В. В. Пукирева «Неравный брак», в которой художник с огромной экспрессией выразил свою личную драму (его любимую вопреки ее воле выдали замуж за постылого старика). Этим произведением художник заслужил всеобщее признание, звание академика живописи. Интересно, что сколько бы раз впоследствии Пукирев ни обращался к этой картине, пытаясь делать копии, они всегда были неудачными.
Другой пример.
Великого Гёте на 74-м году жизни настигла всепоглощающая любовь к 17-летней Ульрике. Но, получив решительный отказ ее родных в согласии на брак, он не впал в меланхолию и отчаяние, а спустя время подарил человечеству одно из своих лучших произведений – «Мариенбадскую элегию», рожденную любовью к Ульрике. И этому есть психологическое объяснение: экстремальная жизненная ситуация, состояние фрустрации, крайне тяжелое переживание получили закономерное отражение в творчестве.
Почему же переживания служат творческим импульсом, да еще в такой форме – в виде нового переживания своего горя? Переживание побуждает к действиям, направленным на устранение причин стресса. Но когда человек охвачен несчастьем, каким практическим действием можно исправить ситуацию? Если исключена предметно-практическая деятельность, ее место может занять творческая.
Именно творчество понижает остроту переживаний. Автор картины «Неравный брак», например, нашел верный путь для снятия напряжения по причине личных переживаний. Свою личную драму он как бы разложил по полочкам, все внимание переключив на выбор композиции, цветовую гамму, детали, сравнение вариантов и т. д. Творчество его выручило, а стимулом было переживание.
Понимал это и великий реформатор театра К. С. Станиславский. В его книге «Работа актера над собой»[13] воспроизведен эпизод, когда на занятиях он предложил молодой, неопытной ученице театрального училища исполнить сложный этюд. По ходу действия у нее якобы умер ребенок (к несчастью, это случилось у нее недавно в реальности):
«Во время игры слезы ручьями лились из ее глаз, а материнская нежность Дымковой сделала то, что полено, заменявшее ребенка, превратилось для нас, смотревших, в живое существо. Мы его чувствовали в скатерти, изображавшей пеленки. Когда дело дошло до момента смерти, пришлось прекратить эпизод во избежание катастрофы: так бурно протекало переживание Дымковой. Все были потрясены».
Описанная ситуация была, безусловно, экстремальной, но она наглядно показала влияние переживаний на творческий процесс.
Нередко состояние вдохновения наступает вследствие постоянного или длительного нервного, а то и физического напряжения, вызванного полной самоотдачей в работе. Это чрезвычайно интересный и весьма распространенный случай, когда состояние крайней напряженности переходит в состояние качественно иное – вдохновение. Таков был удел многих творцов.
Это хорошо видно на примере открытия Д. И. Менделеевым таблицы химических элементов. Очевидец вспоминает:
«Он был сторонник изнуряющего стиля в работе, всем доказывал, что непрерывные и упорные усилия необходимы, если это даже вредит здоровью… Накануне открытия целую ночь простоял у конторки, за которой писал. И лишь утром, предельно утомленный, повалился на диван, уснул. Здесь и явилась ему таблица».
Высокая напряженность всегда сопровождала творческий подъем и у В. В. Маяковского, который, по его же выражению, за «пятнадцать лет загнал десять Пегасов». В своей чрезвычайно интересной статье «Как делать стихи?» поэт писал:
«Работа… проходит у меня с таким напряжением, что в девяноста из ста случаев даже знаю место, где на протяжении моей пятнадцатилетней работы пришли и получили окончательное оформление те или иные рифмы, аллитерации, образы и т. д. Я трачу на них от 10 до 18 часов в сутки…» И далее: «Я два дня думал над словами о нежности одинокого человека к единственной любимой. Я лег на третью ночь спать с головной болью, ничего не придумав. Ночью определение пришло. Я вскочил, полупроснувшись. В темноте обугленной спичкой записал на корешке папиросной коробки… и заснул».
Похоже на ситуацию с Менделеевым: предельное утомление, короткий отдых и озарение.
Некоторые творческие личности находят вдохновение непосредственно в работе. П. И. Чайковский, например, обретал его именно в процессе труда. «Вдохновение никогда не посещает ленивых», – любил повторять он.
Так же обстояло дело и с Леонардо да Винчи, который не представлял себе состояния, которое мы называем отдыхом и покоем. Так получал вдохновение и Николай Рерих.
Выдающийся физик Л. Д. Ландау работал чаще всего лежа на диване, в какой-нибудь крайне неудобной позе; свои глубочайшие мысли он, по обыкновению, небрежно нацарапывал на мятых листах, которые держал в руке.
Свое вдохновение творцы реализуют за письменным столом, музыкальным инструментом или даже, как видим, лежа на диване. С течением времени эти условия начинают ассоциироваться с вдохновением и облегчают его достижение, когда человек оказывается в этой ставшей привычной обстановке.
Многие встречались с творческими личностями, для которых необходимое условие творчества – строго определенная организация труда, даже наличие неких ритуалов. Такие люди обладают высокой чувствительностью, им необходимо избавиться от всего мешающего, того, что может отвлекать.
Вот свидетельство биографа Иммануила Канта о его образе жизни:
«Спокойное состояние, чередующееся с беседой, мышлением, с работой, – вот чего он хотел и чего он достигал. Он боялся любых перемен, особенно в то время, когда работал над главным своим сочинением. Все сильнее опутывал он себя сетью правил, он становился человеком особенного распорядка, человеком правила. Свой родной город Кант покидал неохотно, и только на некоторое время, провинцию же – ни разу в жизни».
К такому же типу можно отнести и О. Бальзака – строгой организации труда он отводил ведущее место. Современники писали о нем:
«Он очень педантичен в работе. Бальзак работал с наглухо закрытыми шторами, изолировавшись не только от шума, но и от времени суток. Работал только при свечах. Бумага должна быть чуть синеватой, чтобы не слепить глаза и не утомлять при многочасовой работе. Бумага должна быть также особенно гладкой, чтобы не оказывать никакого сопротивления стремительному перу. Писал он только вороньими перьями, не признавая других. Работал всегда в одной и той же одежде. Это было белое длинное одеяние из теплого кашемира – зимой, из тонкого полотна – летом, ибо оно послушно подчиняется каждому его движению, оставляет шею свободной для дыхания, оно согревает и в то же время не давит».
Вообще Бальзак с точки зрения психологии был очень интересной личностью: с одной стороны, вдохновение у него возникало при сильных отрицательных эмоциях, с другой – оно было настолько хрупким, что требовало неизменных и строго определенных условий.
Нередко вдохновение приходит в процессе творческого общения, споров, дискуссий. Об этом знают издавна. В частности, философ Монтень утверждал:
«В общении ум человеческий достигает изумительной ясности».
Именно на общении, вернее, на его определенной организации и построены обсуждавшиеся нами ранее методы мозговых атак.
Академик Л. Д. Ландау так вспоминал свою стажировку у Нильса Бора:
«Почти каждый день мы собирались в его институте в Копенгагене и спорили, спорили без конца. Впрочем, это не споры были – это была форма творчества, может быть, одна из важнейших форм».
Судя по всему, это прочно вошло в арсенал его средств, стимулирующих вдохновение. Бор привык к тому, что творческий процесс всегда связан с обстановкой возбужденности, с некими стрессорами, характерными для споров, и переносил это на свой образ жизни в целом.
Фредерик Жолио-Кюри говорил:
«…Как часто открытие бывает делом случая».
Но так ли уж случайны озарения, как это принято считать? Далеко не случайны – творцы их сами умело организовывали.
Многие факторы, вызывающие вдохновение, лишь внешне выступают как случайные, на самом деле они – следствие целенаправленного поиска. Вероятно, здесь огромную роль играет подсознание, его постоянная напряженная работа над проблемой. Недаром бытует мнение, что у творческого человека, в сущности, не бывает момента, когда бы он не работал, даже во время отдыха. Это подтверждают и результаты психологических исследований: всякий «случайный» шаг есть не что иное, как уже найденное интуитивное решение, для осознания которого просто нужен внешний толчок. Стало быть, важно подобрать такой стимул, такую подсказку, которая по своей форме напоминала бы сам объект интуитивного решения. Но поскольку оно уже найдено, поиск этой подсказки подсознательно идет очень целенаправленно. Вот почему многие творцы способны увидеть решение проблем в совершенно обычных явлениях окружающей действительности.
Некоторые творческие личности, осознав такую закономерность, активно использовали ее в своей работе.
Например, Леонардо да Винчи в своем сочинении «Обучение живописца» советовал рассматривать «стены, запачканные грязными пятнами, пепел очага, облака, грязь» – это «может побудить ум к разнообразным изобретениям», так можно увидеть «разные битвы, множество различных пейзажей, быстрые движения странных фигур, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной и хорошей форме». Они же станут «причиной твоей славы, так как неясными предметами ум побуждается к новым изобретениям».
Некоторые творческие личности любят в свободное время изучать книги и журналы, не имеющие отношения к их специальности. Нет-нет да и сверкнет разгадка решаемой проблемы…
Вот она, роль неясных предметов, способных побуждать ум. Это по сути и есть подсказки, с помощью которых интуитивное решение начинает обретать форму, необходимую для логического обоснования.
Если для Леонардо да Винчи в силу специфики его творчества стимулом для интуитивных решений являлись «неясные формы и цвет», то для поэтов, например, такую роль может сыграть прочувствованный ритм.
Всем знаком театральный штамп, когда актер, изображая ученого в работе, сосредоточившись, начинает расхаживать взад-вперед. Ученые действительно часто расхаживают, потому что при движении улучшается кровообращение и тем самым стимулируются многие процессы в организме, в том числе и мышление. Но дело не только в этом.
Маяковский в статье «Как делать стихи?» описывал процесс создания стихотворения памяти С. Есенина. Главное здесь для нас – это его описание «гула-ритма» как основы всякой поэтической вещи, «из которого постепенно начинаешь вытаскивать отдельные слова». Поэт не знает, откуда берется этот «гул-ритм», но он отмечал, что для его появления необходим «толчок». Удивительно, однако Маяковский прекрасно чувствовал, какой должен быть «гул-ритм» и как организовать этот «толчок»:
«Вот почему стих об Есенине я двинул дальше на маленьком перегоне от Лубянского проезда до Чаеуправления (шел погашать аванс), на Мясницкой, чем за всю мою поездку. Мясницкая была резким и нужным контрастом: после одиночества номеров – мясницкое многолюдие, после провинциальной тишины – возбуждение и бодрость автобусов, авто и трамваев…»
Похоже, искал свой «гул-ритм» и Владимир Высоцкий: вместо ночного сна он чашку за чашкой пил крепкий чай (и не только), а потом долго ходил по кухне. Затем садился и поспешно записывал возникшие строки или на гитаре пробовал найденную мелодию.
Давно замечено, что, если пик естественной биологической активности будет совпадать с временем работы, результативность последней повышается примерно в полтора раза. Это распространяется и на творческую деятельность – вдохновение чаще посещает как раз в такую пору. Заметив это, человек старается работать именно в таком режиме. Например, выдающийся математик, академик А. А. Ляпунов так проводил свою жизнь: «Сорок лет подряд он днем спал, а работал по ночам».
Известно, что есть среди нас так называемые «жаворонки», у которых наибольшая активность приходится на утро, а есть и «совы» – они лучше всего работают вечером и ночью. У большинства же из нас пики работоспособности приходятся на время с 10:00 до 12:00 (главный пик) и с 16:00 до 18:00.
Медитация – это погружение в идею, достигаемое посредством сосредоточения на ней и устранения всех внешних и внутренних отвлекающих факторов.
В обыденном сознании с медитацией непременно ассоциируется нечто восточно-мистическое. Однако медитация есть не что иное, как мощная система самовоздействия, возможности которой еще слабо изучены. Это особое состояние, в котором достигается высшая степень концентрации внимания на определенном объекте, когда открывается способность постигать сущность явления. Бывает и по-другому – происходит как бы полное выключение сознания.
И в том и в другом случае резко изменяется протекание психических процессов, человек изолируется от внешнего мира. В эмоциональном плане такое состояние оставляет ощущение блаженного отдыха, благотворного забвения, достижения внутренней гармонии. Испытав медитацию, люди описывают ощущения «чудесной необычайной пустоты», теряется временная ориентация, происходит изменение восприятия своего «я», слияние с беспредельным, растворение в солнечном свете. Естественно, что такое состояние способствует серьезному восстановлению нервно-психических функций, оставляя ощущение свежести, внутреннего обновления, радости, – все это как раз и стимулирует творческую активность.
При мышлении в обычном состоянии органы чувств создают в центральной нервной системе высокий уровень собственных внутренних шумов из-за взаимодействия, взаимовлияния. Это мешает сосредоточению и затрудняет возникновение ассоциативных связей, столь важных для творчества. При медитации уровень всевозможных шумов становится предельно низким, а следовательно, появляется возможность более полного использования ассоциаций и синтеза.
Все это материалистический, весьма приближенный взгляд на медитацию. Психологические ее механизмы намного сложнее и пока мало изучены. Однако уже сейчас можно считать, что медитация – это способ прямого вхождения в сферу подсознания, в сферу интуитивного.
Современные исследования гипноза полностью перечеркнули прежние представления о нем как о состоянии заторможенности. Сейчас доказано, что гипноз есть некое особое состояние психики, сопровождающееся повышенной внушаемостью и управляемостью организма извне. В гипнотическом состоянии происходит раскрепощение сознания человека, активизируются его скрытые резервные возможности.
В состоянии гипноза усиливаются интеллектуальные и творческие функции – сегодня подобных примеров и соответствующих публикаций на эту тему можно привести множество. Важно, что после сеанса гипноза у большинства людей резко повышается интерес к творчеству, легче осваиваются различные приемы и навыки, мир становится богаче, красочнее и интереснее, быстрее развиваются интеллектуальные способности.
Психолог В. Л. Райков проводил тестирование испытуемых, которым в состоянии гипноза внушили, что они выдающиеся, ярко одаренные личности. До гипноза они обычно выполняли задания теста Гилфорда (найти способы использования каждого из предлагаемых предметов) на весьма среднем уровне, называя два-три способа. В состоянии же гипноза не только увеличивалось общее число предложений, но они менялись качественно: испытуемый не включал в свои ответы те предложения по использованию предметов, которые давал до гипноза. На вопрос экспериментатора, почему ему не приходит в голову, например, такой простой способ, который был назван первым до гипноза, испытуемый отвечал: «Но это же банальность! Зачем я буду давать вам очевидные, банальные ответы?»
Этот эксперимент не только подтверждает, что в состоянии гипноза расширяются возможности творческого мышления, но и показывает, что при внушении восприятия себя как творческой личности у человека повышается самооценка. Восприятие себя как человека творческого является важнейшим исходным компонентом творческого акта.