Слушание свидетелей шло еще часа два, до того как меня наконец-то вызвали. На тот момент у меня уже не только спина болела, но и живот тянуть начал. По-хорошему, мне бы полежать, но я продолжала терпеть, поглаживая живот и прося малыша быть стойким. Мы же папочку спасаем. После всего услышанного я понимала, у Арканы, без моих свидетельств, нет ни единого шанса выбраться из этой передряги. Все что свидетели защиты могли сказать, так это то, что Аркана человек чести, и он не мог поступить недостойно с той, кого ему подарила Богиня. А этого ой как мало, чтобы его отпустили. Тем более что мужичок, выступающий обвинителем, вел очень агрессивную политику, перекручивая некоторые слова так, что то, что хотели сказать в защиту, спустя несколько мгновений уже ставилось в вину и еще больше топило Аркану. Все же он никогда не был ангелом, иначе бы просто не достиг своего положения.
— Теперь я прошу выступить представителя защиты сиеру Анику Хейле, дочь эйра Олдера Хейле.
Поднимаясь, я почувствовала как меня ведет в сторону и с трудом сдержала болезненный стон. Олдер заметил мое состояние, поэтому поднявшись, подхватил меня под руку, предоставив возможность на него опереться, сообщив всем присутствующим.
— В связи с тем, что моя дочь несовершеннолетняя, она не может предстать перед судом без сопровождения.
Пока мы шли к подиуму, мне вокруг слышалось неприятное шушуканье или это я сама себя накручивала от усталости? Олдер ободряюще сжал мою руку. Хорошо, что он рядом. Вроде бы и знаю, что правда на моей стороне, но все равно чувствую себя как-то потерянно. Особенно под неприветливыми взглядами судей. Сейчас мне было бы легче, выгляди я как прожженная опытом и временем старуха, чем неоперившийся птенец. Но чтобы я ни чувствовала, показывать свою неуверенность окружающим не стоит.
— Можно уточнить, сколько столетий вашей дочери?
Так как обращались не ко мне, то я промолчала, только сильнее облокотившись на друга.
— Восемьдесят два года.
Восемьдесят два. Я уже и забыла об этом. Я ведь так ни разу, в этом мире, и не праздновала ни одного своего дня рождения. Да и зеркало мне говорило о другом возрасте, поэтому вспоминать о реальном, просто не хотелось. Печальная усмешка скользнула по моим губам и тут же исчезла. Сейчас не то время и не то место где стоит подаваться эмоциям. Собравшись, я нацепила на лицо маску гранитной уверенности в себе. Того и гляди кое-кого придавлю ею. Кто бы что ни говорил, а меня не сбить с выбранного пути.
Мне показалось или неожиданно в зале появилось эхо. Так как цифра восемьдесят два слышалась с разных сторон, разными голосами и с разной интонацией. Люди были довольно сильно возмущены. Я пока не понимала чем именно, поэтому завертела головой, пытаясь разобрать, что же происходит. На меня смотрели с жалостью, а вот на Олдера, стоявшего рядом, кто с неприязнью, кто с негодованием. А возмутило их мое интересное положение. Мой живот хоть и был не очень большой, но уже довольно заметный. И оказалось, что всех возмущала именно моя беременность. До ста лет отпрыски долгожителей считаются не то чтобы малыми детьми, но все еще неразумными подростками, которых держат дома на коротком поводке. В глазах окружающих я сейчас выглядела как девочка двенадцати-четырнадцати лет в моем мире. А если взять в расчет, что в этом мире именно отцы заключали договора на то, с кем и когда их дочь должна спать, то теперь мне стали понятны звучавшие в сторону моего друга ругательства и упреки. При этом сам Олдер не придавал им значения, стоял около меня как холодное изваяние. Я даже предположить не могла такой реакции окружающих. Если бы знала, отказалась бы от его помощи. Уж как-нибудь еще немного потерпела бы. От несшихся в нашу сторону незаслуженных оскорблений меня начало зло потряхивать. Вот я уже и выпрямилась гордо, независимо и главное упрямо вздернув подбородок. Спина как-то сразу перестала болеть и живот уже не тянет. Лицемеры. Сжав кулаки я, прищурившись, обвела всех злым взглядом, под конец наткнувшись на Фаледа Эйранада. Этот смотрел на Олдера не с презрением. Наоборот, в его взгляде сквозило одобрение. Это было последней каплей.
Отступив в сторону от своего друга, я повернулась так, чтобы меня видели все присутствующие, окидывая особо рьяных поборников морали презрительным взглядом.
— И чему вы так возмущаетесь?
Мой вопрос разнесся по залу, призывая всех к тишине.
— Вы еще очень юны, сиера Аника, поэтому вам простительно незнание общепринятых законов, — представитель обвинения, елейно улыбаясь мне, сделал шаг вперед. — Дело в том, что не принято заключать контракт на дочерей раньше, чем последним исполнится десять столетий. Эйр Олдер Хейле не захотел ждать положенного срока. Он не дал вам насладиться детством и подрасти. Мало того, если слухи верны, то именно его достойнейшая, сиера Илди, нашла, столь долгожданную для многих долгожителей, возможность иметь детей не только во время парада планет. И вы, судя по всему, были одной из тех, на ком проводились опыты. Все это и вызвало праведное возмущение у законопослушных эйров и сиер.
— Возмущение или зависть? — задавая вопрос, я все же не смогла удержаться от ехидной ухмылки. — Неужели вы считаете, что для девушек имеет большое значение в каком возрасте их продают. Меня, например, больше возмущает сам факт продажи своих детей, сколько бы им ни было лет или столетий. Как по мне, этот поступок неприемлем, с какой точки зрения на него не посмотри. А еще меня возмущает двойственная мораль вашего общества. Я смотрю, всех здесь присутствующих очень волнует факт моей беременности в мои восемьдесят два, а вы знаете, что вместо пожилой Анны Николаевны в этот мир должна была попасть ее внучка, которой было, ни много ни мало, девятнадцать лет. И кто бы из присутствующих здесь возмутился факту ее беременности? Вообще, кто-то бы ему возмутился? Сомневаюсь.
Я окинула грустным взглядом притихших людей.
— Мне вот интересно, о чем вы думаете, когда похищаете из другого мира молодых девушек, лишая их всего что они имеют: семьи, родных, возможно любимых, защиты, благосостояния, положения в обществе и под конец счастливого будущего. Почему счастливого? Так в этом мире им уготовлена роль племенной скотины, с которой никто не считается. Которую держат взаперти на протяжении столетий, принуждая к связи с абсолютно чужим и нелюбимым человеком. Вы называете их достойнейшими. И что достойного в таком существовании? Именно существовании, так как жизнью это назвать нельзя. Кого из вершителей морали этого мира интересовала хоть когда-нибудь судьба этих девочек? Именно девочек. Так как по меркам этого мира они дети. Есть ли статистика: через какой период времени они накладывали на себя руки? Или им помогали это сделать после того, как основную миссию по произведению потомства они выполнили? И кто расследовал эти дела? И расследовал ли вообще? Я уже молчу про то, был ли кто-то наказан.
Неожиданно один из судей прервал меня.
— Извините, сиера Аника, но при чем здесь все это? Сейчас мы собрались по другому поводу.
— Почему же по-другому? — усмехнувшись, я перевела взгляд на прервавшего мою пламенную речь. Так хочется надеяться, что не зря сотрясаю воздух, и хоть до кого-то дойдет насколько аморально то, что они делают. — Мы здесь собрались именно по поводу того, что эйр Рейн Аркана вроде как избавился от своей достойнейшей из другого мира. Вот только никого не удивляет факт того, что раньше никогда и никто не интересовался, что эйры делают со своими достойнейшими, а тут вдруг такой громкий процесс. Не кажется ли вам, что все это сделано эйром Фаледом Эйранадом для того, чтобы увеличить свои владения? Если я правильно понимаю, именно род Эйранадов становится регентом всех земель эйра Арканы, если последнего сошлют на шахты. Мне вот интересно, сколько таких авантюр он уже прокрутил, расширяя свои территории? Ай-яй-яй, и это вместо того, чтобы как все достойные эйры и сиеры вызвать противника на поединок и в честном бою победить его. И после всего этого они еще смеют смотреть людям в глаза, играя роль поборников справедливости?
Меня опять прервали, но на этот раз не словами, а возмущенным грохотом падающих кресел. Зацепили мои слова. Ой, зацепили. Хорошо бы еще и зерна сомнений посеяли в окружающих. Почву я вроде как подготовила, так что посев должен взойти. Насколько удачный — покажет время.
Вперед опять вышел обвинитель.
— Девушка, вы понимаете, что наносите оскорбления уважаемому роду? И что отвечать на них придется мужчинам вашей семьи?
— Во-первых, я уверена в мужчинах своей семьи, — дело в том, что когда я только начала свою речь, то посмотрела на Олдера, взглядом спрашивая у него, могу ли пуститься вразнос.
Мы с ним уже достаточно давно знакомы, чтобы понимать друг друга не только с полуслова, но даже с полувзгляда. Подойдя ко мне, мой друг в знак поддержки положил руку мне на плечо, предоставляя полную свободу действий. Если меня занесет, легким сжатием он даст мне это понять. Все же Олдер хотел наказать подлецов не меньше меня. Вот только я уверена, те опять попытаются увернуться, придумав какую-то гадость. Необходимо сделать все, чтобы этого не допустить. — А во-вторых, на правду не принято обижаться.
От моих слов зал взорвался. Кто-то смеялся, кто-то улюлюкал, были и те, кто возмущался, а кое-кого Фалед Эйранад удерживал на месте, не давая сорваться. Судя по всему, это был его сын, который повелся на провокацию. Нет у него еще выдержки старшего поколения.
Продолжая улыбаться, я чувствовала, как взгляд Арканы прожигает мне спину, но решила не оборачиваться. Не хочу видеть его реакцию как на происходящее здесь, так и на сказанное мной. Он же даже не догадывается к чему все идет. Вот и хорошо. Значит и помешать не сможет.
— Сиера Аника, мы здесь собрались, чтобы вынести обвинение не роду Эйранадов, а эйру Рейну Аркане. Если у вас нечего сказать в его защиту, то вернитесь на место.