Где наша не пропадала — страница 48 из 126

Сажусь легонечко в лодку и на веслах крадусь. Да где там: шакал – зверюга чуткий. И мотор у него с полуоборота заводится. А мой: чих-пых, пык-мык, туда-сюда и так далее. Убегать не привык, а догонять не обучен. Цыганский конь – завсегда быстрей хозяйской кобылы. Смотрю, как любитель чужой рыбки наяривает полным ходом к острову, и поливаю мотор волшебными словами. Все бы ничего, да за островом две речки впадают, гадай потом – в которой он прячется. А как же иначе: на то и лиса, чтобы нора с отнорками была.

Завелся, конечно, да сколько времени потерял, от беглеца только точка на воде. Вернее, клякса.

А вы знаете, как на Севере по весенней воде спешить? Большие льдины издалека видны, они сверху белые. Их бояться нечего. Другое дело – мелкота. Плывет такой обсосок кверху брюхом – что лед, что вода – одного цвета. Чуть зазевался – и уже поцеловался. А там обовьет тебя речка ледяными ручками, в такой озноб вгонит, соберешься дух перевести, а его уже и нет, духа-то, весь вышел. И дно под ногами.

Да на каждую беду страха не напасешься. Клякса уже за островом скрылась. Тут уж или сам пополам, или она вдребезги. Влетаю в протоку – и вот те раз!

Стоит, голубчик.

Есть правда на земле. Мотор заглох. Загнал цыган коняку. Пру прямо на него. Пусть, думаю, понервничает. Метров сорок осталось. Здрасьте, кричу, разрешите с вами познакомиться. А он тем временем спокойненько размахивает спиннингом. Что за чертовщина, неужели обознался, неужели потерял… И вдруг словно ангел на ушко шепнул – блесна-то прямо в лобешник летит. Я кувырк на дно. Надо мною – дзынь. Потом хрясть. И лодочка моя заюлила.

Это уже не блесна. Это я винтом топляк поймал. И вот мы оба самосплавом плывем, покачиваемся. Между нами метров двадцать, не больше. Я за весла. А он блесну подкрутил и расстреливает в упор. Грузило чирк по моей шапке. Угадай на пару сантиметров пониже – и глубокий нокаут. Ах ты, гад, думаю, убить меня порешил, так мы не договаривались. Хватаю свой спиннинг и хлещу прямой наводкой. Только не в голову. Он мне живым нужен. Разговорчик имеется на моральную тему. Целюсь в корпус, чтобы зацепить за фуфайку и как щенка сдернуть в воду. Миллиметровая жилка и не такого выдержит. Первый удар в борт пришелся. Грузило звездануло по дюралю и отскочило. Зато его попадание обернулось для моей посудины пробоиной. Кидал он, конечно, в меня, просто не попал, но пяток таких промахов – и водных процедур не избежать. А там попробуй разбери – кто кого ловит. Так что если не ты его, так он тебя. Прищуриваю глаз и мечу с короткого замаха. Р-р-раз – и в дамках. Зацепил. Учись, кричу, пока я жив. А он, змееныш, юрк из фуфайки – и привет. Это называется «не говори гоп»… Пока я стряхивал с себя остатки радости, он с такого же короткого замаха – бабах. И для меня звезды на небе зажглись. Ярко так вспыхнули. Хорошо еще, в сапог попал. Якорь по резине скользнул и не зацепился. Еще бы он промазал – я с набухающей фуфайкой на крючке как привязанный. Целься сколько захочешь. Подтаскиваю кое-как трофей, с якоря сдираю, а сам закипаю. Врешь, не возьмешь! Теперь моя очередь. И с разворота по нему.

Шарах – и мимо.

Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался.

И меня следовало бы. Далеко засветил, крутить долго. Успокаиваю себя, но с противника глаз не спускаю, чтобы еще раз под удар не угодить. И вдруг – дерг!

Что такое?

Спиннинг рвется из рук, а катушка со свистом раскручивается в обратную сторону.

Клюнула. Выбрала подходящий момент, ничего не скажешь. Подарок судьбы. Да здоровенный. Еле катушку остановил. Начинаю подкручивать – сопротивляется, нечистая сила. Не я ее, а она меня к себе тянет.

Дуэлянт мой быстренько смекнул, в чем закавыка, на весла – и ходу. А мне что делать? Полоснуть ножом по леске, так она размотана. Метров пятнадцать на катушке от силы. Кто на такое расстояние подпустит? Все равно что без оружия остаться. Расстреляет как мишень. Да не об этом разговор.

Я же кто? Я же неизлечимый рыбак. А какой рыбак упустит подобный шанс? У него клюнуло, а он – ножом по леске. Кто в это поверит? Да ни в жизнь. Вдруг там таймень? Или еще кто-нибудь, голубой марлин, к примеру.

Скажете, откуда у нас голубой марлин?

А я почем знаю. Под водой все может случиться. Река впадает в море, море выходит в океан. А закон сообщающихся сосудов для всех един.

Вот такая дилемма. Кстати, дилемма – не рыбина, а ситуация, из которой выход найти трудно. Одного упустить обидно, а второго – жалко. Ум за разум заходит. Единственная надежда, что рыбина вместо мотора потянет, и тогда мой враг на веслах далеко не уйдет. Да блажен кто верует. Потянуть-то потянула, но в другую сторону. Гляжу, спиннингист совсем обнаглел. Бросил весла и преспокойненько химичит в моторе. А рыбина все пытается отбуксировать мою лодку подальше от него. Из последних сил выбивается. Трудновато все же против течения, да и я не последний слабак. Умотал-таки. Подвожу к борту, а там – обыкновенная щука, правда, здоровенная. Только рыло над водой поднял, она лязг челюстью – и миллиметровой лески как не бывало. И в тот же самый момент заработал мотор на вражеской лодке. Тут-то я и сообразил, что меня обвели, как последнего простофилю, догадался, что щука с этим ворюгой из одной шайки.

Не может быть, говорите?

Тогда скажите, почему она не бросилась на его блесну? Ей-то какая разница? Заякорила бы паренька, а мне бы осталось взять его голыми руками. Так нет же – меня придержала. Сделала свое дело… помогла сообщнику, и до свидания.

А чему удивляться, порода у них одна – хищники, и семейство одно – пакостливые, и манера одна – хапанул и наутек.

Только промашка получилась. В трофейной фуфаечке документик завалялся. Не сказать что серьезный, так себе документик – билет члена ДСО «Труд», но с фамилией. Монтажником пакостник оказался, однако из местных. И более того, дедкин родственник, не близкий, конечно, а так, седьмая вода на киселе, но все-таки.

Обитатели дна

Старый, что малый: чуть пригрей или заступись, он к тебе и с жалобами, и с игрушками. Это я про дедка своего. Заявляется как-то и велит собираться на рыбалку. Сеть ему надо поставить. Есть у меня желание махать пешней или нет, его не интересует. Уверен, что я гордиться его доверием должен. И ведь не откажешь.

По дороге выяснилось, что одну сеть он поставил еще неделю назад. Где одна, там и две. Дедок – темнила известный, допытываться я не стал, бесполезное занятие. Но дело в другом. Сеть-то в лед вмерзла. Загадка, в общем-то, нехитрая: потерялся плохо закрепленный груз, сеть прижало ко льду, а у мороза шуточки известные, и все на один лад. Ни слезой горючей, ни словцом горячим снасти уже не воротишь. И винить в этом, кроме себя, некого. Но вы не видели моего дедка. Он виновных всегда отыщет. И там не растерялся: нашел, на кого грехи свалить.

Как вы думаете, на кого?

Ни за что не догадаетесь…

На водяных! Вот так-то! Оказывается, в наших реках подобная нечисть еще не перевелась. Говорю же, старый, что малый.

Пока шли до плеса, где собирались сеть ставить, он мне целую лекцию прочитал. Даже термин для них подобрал – обитатели дна. Социолог, да и только.

История приблизительно такая. Сначала все было нормально. Водяные, конечно, пошаливали, не без этого, но беззлобно. Пойдут, например, пацаны купаться. Пацаны в воду, а водяной на берег. Узлов на одежде наделает, да еще и побрызгает, чтобы зубами развязывать вкуснее было. Или на рыбалке: повесит тины на крючок, пацан тянет улов, водяной дожидается, когда удилище в дугу согнется, а потом отпускает. И летит ошметок, словно из пращи пущенный, хлесть пацану по сопатке, а лешак под водой хохочет, только пузыри идут. Над взрослыми так не шутили, побаивались. С ребятней-то безопаснее, да и веселее. А еще лучше с бабами. Соберутся молодухи полоскать. Стоят хлюпаются, все вроде нормально: речка спокойная, вода светлая. А примутся выжимать, и визг на всю округу. Что такое? Опять кто-то лягух да ершей в белье понатолкал. А одна, Жанной ее звали, повадилась купаться по ночам. Целое лето ходила, а к весне родила. С первым же пароходом и уехала от позора. Но фельдшерица рассказывала, что ребеночек-то появился весь волосатый и с хвостиком.

Так и жили – водяные на дне, а люди на берегу.

А потом, когда заводы начали строить, обитатели дна пропали. Может, поотравились, может, разбежались, никто не знал. Но скучнее стало на реке.

Однако скучали недолго. Появились иностранные суда, а следом за ними и новые водяные. Такие, что старые по сравнению с ними ангелами вспоминались. Эти уже не с пацанами заигрывали. У них другие забавы нашлись: то сеть располосуют, то мордушку вытряхнут, то лодку продырявят. Мужики, кто видел, рассказывали, будто они лысые, как пластмассовые куклы. И еще человек один ученый с лекцией приезжал и говорил, что размножаются они, как рыбы, икрой, оттого и описторхоз появился, от методов размножения. А двууску сибирскую потом придумали, чтобы конфликт не обострять. Да народ-то не проведешь – свою заразу от чужой он всегда отличит. И еще одна особенность – если наша родная нечисть без чистой воды жить не смогла, то завезенная – наоборот, для них солярка и мазуты разные лучше самогона, налижутся, а потом беситься начинают. И горе тому рыбаку, чьи сети рядом окажутся.

Дедок еще что-то рассказывал, да я слушал вполуха. Держался, как бы не рассмеяться. Обидишь старика – замолчит, а с разговором дорога всегда короче.

Пришли на место. Принялись за дело. Кстати, вы знаете, как сеть под лед ставится? Делается ряд лунок, метров через пять, потом привязывается к норилу веревка и продергивается подо льдом. Точно так же, как резинка в трусы. Норило выполняет роль булавки. Из чего оно делается? Из обыкновенной рейки, можно одной обойтись, а лучше из двух сколотить, чтобы лунки долбить пореже. Веревку, значит, заправили, а на ней уже и сеть протаскивают.

Короче, на словах все очень просто. По тонкому льду – тоже нетрудно. А если лед полуметровой толщины или толще – удовольствие ниже среднего. Я первую лунку продолбил и взмок. Морозец больше двадцати, а надо мной пар клубится. Вторую уже с высунутым языком добивал. Вычистил кое-как, распластался на льду и мордой в лунку. Хватанул пару глотков ломозубовки – вроде полегчало. Можно продолжать. Стыдно же перед дедом слабаком показаться. Сам-то тюкает да тюкает, вроде и не спешит, а от меня, молодого, не отстает.