Мишка, разумеется, ружье с жаканом рядом с собой уложил. Начали ночевать. Вроде и умотались за день, а не спится. Защитничек наш продолжает травить. Одна история страшнее другой. Никто в его россказни не верит, а все равно немного неуютно. Родственник первый не выдержал и попросил, чтобы не мешали спать. Не совсем чтобы попросил, скорее всего, приказал. Бывает такое у людей, которые очень мало говорят. Но от его просьбы и Мишка язык прикусил, и Володя перестал охать и даже ворочаться. Лежим, осторожненько так посапываем, и странное дело, никто не храпит, а обычно такие арии выводили, а то и дуэты. Тихо так в зимовье. Только у меня сна ни в одном глазу. Ни с того ни с сего на двор приспичило. Выглянул за дверь: темнотища – жуть. И мерещится, что из-за куста кто-то наблюдает. А сквозь шум дождя дыхание с присвистом слышится. Сделал я свое дело и быстренько назад. Пытаюсь через Мишку перешагнуть, чтобы на свое законное место лечь – да не тут-то было. Михайло уже откатился подальше от входа. Получается, что мне крайним оставаться. Нет уж, думаю, дудки. Беру потихоньку ружье. Выхожу снова под дождь, да как шарахну из двух стволов сразу.
В зимовье переполох, крик, ругань.
Потом выяснилось – Володя с перепугу попытался вскочить и врезался лобешником в нары, а родственник от такого толчка загремел вниз и свалился прямо на Мишку. Почти как в басне получилось: Михайло охнуть не успел, как на него мужик насел.
Когда заикаться перестали, спрашивают: чего, мол, палил? А что им отвечать? Не признаваться же, что шутки ради. Не поймут. Да вроде медведь, говорю, подходил.
Мишка, разумеется, не верит.
А я ему – иди, говорю, проверяй, может, я и не промахнулся, может, он раненый за кустами лежит.
Он сразу отнекиваться, под дождь, мол, неохота. Конечно, шарашиться по мокрым кустам – удовольствие не из приятных, но и щемит, наверно, в некоторых узких местах…
И снова уснуть не можем.
Часа три промаялись. А потом продрыхли до обеда. Продрали глазенки – небо серое, дождишко превратился в настоящий дождь. Глянули на берег, а лодочки наши… пропали. Унесло лодочки. Вода за ночь поднялась, и они без руля и без ветрил, не дожидаясь, пока мы медвежьей болезнью переболеем…
Представляете ситуацию?
Речка дикая, и тропинки вдоль бережка для нас никто не проторил. Там или тальник непролазный, или отвесные скалы. Приплыли, соколики.
И не сидеть бы мне сейчас с вами, и не рассказывать свои байки, если бы не Мишка. Наверняка мужик в рубашке родился, а может, и в спасательном жилете. За первым же поворотом нашлась его лодка, зацепилась веревкой за корягу. Мы, когда ее увидели, онемели от радости, зато молчун наш так разговорился, так разболтался, до самого дома слова никому сказать не давал.
А то – космос, космос! Вот вам и космос.
Лошадиные силы
Кого-то язык до Киева довел, а меня до профкома. Выбрали как миленького. И спросить забыли. А что мне там делать? Зарплаты, сами знаете, не прибавилось, работы не убавилось. А если к начальству ближе стал, так это смотря на чей характер. Но если уж нагрузили, значит, надо везти.
Не знаю через кого, но проведал директор о моей рыбацкой страсти. А тут как раз к нему ученые приехали: два доктора наук и кандидат. Вызывает директор и спрашивает: есть ли у меня отгулы. Есть – хорошо, а нет, бери авансом, после, мол, отработаешь. Строгий был с подчиненными. С таким не очень-то забалуешь. Даже на бензин не хотел раскошеливаться. Но здесь уж я уперся, не ко мне же гости приехали. Совесть надо иметь, а то стоит по горло в воде, да еще пить просит. Еле пронял.
А через день нагрузил я полную лодку ученых светил, хоть лучить выходи, и поплыли в условленное место. Директор обещал навестить нас в выходные.
Приехали, разбили табор. Кандидату поручили натаскать дров и развести костер, а я с докторами двинулся по реке. Клевало слабенько, но с грехом пополам, имеется в виду наполовину с тушенкой, уху приготовили. Для первого дня и этого хватило, чтобы теоретики заснули, полные буйных надежд.
А ночью вдарил дождь. О шмотках я позаботился, выскочил из палатки, накрыл их полиэтиленом. Да откуда мне было знать, что этот кандидат сетку с консервами в воду поставил, чтобы не испортились? Мало того, он еще и канистру с бензином из лодки вытащил, полил дрова и отнес ее на берег ручья в целях противопожарной безопасности. Ученый же. Только завинтить забыл.
Вода за ночь поднялась и все унесла: и тушенку, и сгущенку, и канистру.
Все уплыло, кроме туч.
День льет, два льет, рыба не ловится, кушать нечего и директор потерялся. Доктора научным языком выговаривают кандидату за утопленную канистру и сравнивают его с американским танкером, загрязняющим нефтью Мировой океан. Я шастаю по тайге в поисках съедобных листьев и кореньев. Дождик не дает просохнуть нашей одежде. До горизонта рукой подать, только директора на этом горизонте не видно. И плюс ко всему бензина на обратную дорогу не хватает. Мотор в тридцать лошадей, а толку никакого. Сплошная нервотрепка. Доктора для разрядки пилят кандидата. Ну а мне кого костерить? Разве что этих лошадей из бесполезного мотора? Ну и понес я их в хвост и в гриву.
И вдруг доктор, которого Мансуром Аглеевичем звали, отводит меня за кустик и спрашивает: о каких это лошадях я вспоминаю. Да о вихревских, говорю, о лодочных, о каких же еще. Тогда он – чего же ты, мол, нечестивец, на диете нас держишь, луковицами от саранок потчуешь, когда тридцать коней без дела стоят. Отпрягай одного на ужин.
Жалко лошаденок, свои же, проверенные, столько раз выручали, да разве откажешь гостю? Не так воспитаны. Ладно, говорю, согласен, только отпрягать сами будете, у меня руки не поднимаются, не обессудьте уж, войдите в мое состояние.
Умному человеку долгие объяснения без надобности. Но умный человек не возьмется за черную работу. Подзывает он кандидата, а тот понять ничего не может. Какое мясо? Каких лошадей? Как отпрягать? Да в моторе же тридцать лошадиных сил, кричим ему и видим, что понимает, но стоит упомянуть о конине, у него сразу глаза округляются.
Плюнул тогда Мансур Аглеевич, пробормотал непонятное слово и пошел сам.
Отпряг.
Жарим. Парим. Варим.
Понравилось. Очень вкусно. Нежнейшая пища. Едим, едим и наесться не можем. Отпрягли второго. Третьего съели. За четвертого принялись.
И надо сказать, что доктор этот Мансур Аглеевич оказался не только умным, но и очень порядочным человеком. Другой дорвется до чужого и хватает без разбора, что под руку попалось или, того хуже, самый лакомый кусок тянет, пока хозяин не видит, а он выбирал самых слабеньких и самых дурных кобылок от которых в моторе почти никакой пользы, короче, провел внеплановую ревизию.
Когда лошаденок моих чуть не отполовинили, подходит ко мне младшее светило и говорит: а не попробовать ли нам выбраться на остатках бензина, коней-то поубавилось.
И верно. Даром что кандидат, сообразил, что пятнадцати лошадиным силам горючки меньше потребуется, чем тридцати. Да и забрались-то мы не ахти как далеко: семь километров до большой реки, а там еще двадцать пять – и дома.
Поговорили, собрали вещички – и по коням, как в песне поется.
Правда, немного не дотянули. Километров двадцать с небольшим. Пришлось мне с кандидатом выбираться на берег и впрягаться в лямку. Но, опять же, свежий воздух, красивые пейзажи – чем не удовольствие? Докторам-то похуже было: сидеть в лодке неудобно, укачивает, ноги затекают, и плыть против течения тяжело, а нам что, мы по бережку топали, нам течение не мешало, плюс – ветер в спину. И от лямки польза – есть за что держаться, все-таки поотощали малость после такой конины, чего уж там.
Ведро сигов
Если один мужик двух генералов прокормил, то и я трем ученым не дал умереть голодной смертью. Возвратил целых и невредимых.
Заявились к директору. Начали было претензии высказывать, да не ко времени. Трагедия у человека. Ревизия. Помните, еще Утесов об этом пел: «Она нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь».
Так и у него. Ясно дело – не до рыбалки… Но все обошлось. Директор сумел убедить, что активно борется с расхитителями государственного добра, бережет, как свое. Ему и притворяться не было нужды. Он и впрямь все государственное считал своим. Только ревизоры поняли это не в прямом смысле, а в переносном. Потом, конечно, разобрались, захода с третьего. Но это уже другой рассказ.
Проводил он, значит, незваных гостей и вызывает меня. Надо, говорит, отвлечься, порыбачить, в пятницу после работы выезжаем, в воскресенье возвращаемся, даже отгулы не потребуются.
А что, думаю, с чужим начальством съездил, народ покладистый, с юмором, почему бы и со своим не порыбачить? К тому же я культмассовый сектор в профкоме – прямая обязанность.
Компания собралась приличная и по качеству, и по количеству. Нашли уютное местечко, поужинали и начали игры с аттракционами.
А еще весной на городской конференции такой же, как я, профсоюзник рассказал мне правила одной веселой туристской игры.
Я возьми да и предложи.
А игра, значит, такая: народ сходится в круг, у каждого в руке по кружке, потом два человека садятся в центр и накрывают головы одеялом. Дальше все просто. Кто-то бьет кружкой через одеяло по голове, а стукнутый должен угадать – кто. Угадавший встает, а пойманный садится на его место. Вот и вся премудрость.
Для начала, само собой, в круг сажусь я. Но надо еще одного. Вызываю добровольца. Директор сразу – шаг вперед. Я пытаюсь его отговорить. Он – ни в какую. А как же иначе – самый смелый, самый решительный. Даже сердится на меня. Ну, раз такое дело, садимся и закутываем головы одеялом. Я подождал, когда он устроится поудобнее, и, пока в кругу торгуются, тюк его по маковке своей кружечкой. Директор вскакивает – и на главбуха. Тот отнекивается. Толпа хохочет. Директор удивленно разводит руками и мужественно лезет под одеяло. Я, конечно, вне подозрений, все выполнено аккуратненько. Для пущей убедительности в следующий раз луплю по своему же темечку, вскакиваю и тычу пальцем наобум. Так смешнее. Директор доволен, что я тоже не угадал. Но не это для него главное – ему в круг не терпится. Снова садимся, и я тюк его второй раз, уже посильнее. Он опять на главбуха показывает. Уверен, видно, что от такого всякую пакость можно ожидать. Я подыгрываю, словно заодно с директором, саданул по собственной тыкве и тоже – на главбуха. Оставь, шепчет директор, это мой! А самому, я чувствую, уже все равно, лишь бы засадить противника под одеяло и расплющить кружку об его голову. Играем дальше. Себя я центром донышка долблю, чтобы звон