Не случайно же родилась поговорка о ловких и уверенных, что они в любой среде, как рыба в воде. Такую вендетту могут устроить, что пескарей начнем бояться. Говорю еще раз – все упирается в организатора масс. Найдется волевой и честолюбивый вождь, заноет у него на боку старая рана от самолова, вспомнит, как брата вели на берег, сплюнет через рваную губу и поклянется отомстить. Звук по воде летит быстрее, чем по воздуху. Подберет себе рыбьего Троцкого на должность начальника штаба и рыбьего Дзержинского на должность начальника контрразведки. А злости рыбьим солдатам не занимать, они же и деток своих жрут не задумываясь. Война – дело грязное, даже если ведется в чистой воде. В методах и средствах они стесняться не будут. Мы, люди, ничем не брезгуем ради победы, а почему они должны быть благороднее нас? Могут запросто организовать в каких-нибудь старицах что-то типа лепрозориев, а потом косяками отправлять больную рыбу в наши сети. Кушайте на здоровье, дорогие злые человеки, а потом загибайтесь от описторхоза. Могут, кстати, и новую болезнь вывести, похлеще птичьего гриппа. Но это масштабные акции, для них серьезная подготовка требуется и время. Зато с мелким террором никаких проблем. Могут в любой день начать, хоть завтра. Для налетов смертников готовить не надо. Легко обойдутся добровольцами. Выберут смельчаков из тех, что покрепче и половчее, создадут из них летучие отряды, допустим, из четырех щук или тайменей, и отправят в рейд. Подкараулили, например, лодку с рыбачком, подплыли незаметненько, выстроились вдоль борта, а потом на счет раз, два взяли – дружно маханули хвостами – лодка кверху дном, перепуганный рыбак барахтается в ледяной воде. А дальше уже по настроению. Могут оставить врага на произвол реки, а могут и помочь, гуманность проявить, чтобы рыбачок до конца дней своих радикулитом и ли простатитом не мучился. Пасть у приличной щуки, не говоря уже про тайменя, позволяет схватить человеческое запястье. Повисли по бойцу на каждой руке и даже на дно тащить необязательно. Противник ножками побултыхает и сам на дно пойдет. Даже обругать напоследок не сумеет.
Вы, конечно, возразите, что быть такого не может, рыбьих мозгов не хватит на такую войну. Доказывать я не собираюсь. Поживем – увидим. Но, если честно, проучить стоило бы, заслужили. Рационализаторов, например, с электроудочками. Да и тех, кто мочится в речку. Представьте себе, вышел какой-нибудь пижон на бережок малую нужду справить, а из воды вылетает зубастая щука и хвать его за интересное место.
За жлобство и за хамство надо наказывать.
Рядом с дачами
Я не пижон. Таймени – это как шампанское по праздникам. А в будни я и карасишками не брезгую. Честное пионерское, люблю посидеть на озерце. С удочкой. И чтобы поплавочек был из гусиного пера. Когда он оживает – зрелище прекраснее балета. Мне кажется, даже музыка откуда-то возникает: может, из воздуха, может, из воды – не знаю, но слышу легкие звуки, сопровождающие танец поплавка. На балете я, правда, ни разу не был, но уверен, что человек подобное не станцует, не хватит способностей. Ну и зритель, разумеется, смотрит на сцену не с таким волнением. Все-таки есть разница между придуманными страстями и натуральными.
Озерцо нашел недалеко от города. Четыре остановки на электричке и полчаса пешочком по лесной дороге. Крупный карась попадался очень редко, но среднего, порционного, как называл его один шибко грамотный рыбак из Бердска, было много. Главное, держался он недалеко от берега. Никакой нужды забредать в воду. Хватало трехметрового удилища. Сидишь на бревнышке и наслаждаешься. Но, если уж заговорил о балете, справедливости ради надо признать одно преимущество театра. Танцы в нем не зависят от погоды. А карась капризничает не меньше благородных рыб, может, и балеринам не уступает.
Пришел на озеро. Пока подкормил. Пока место расклевал. Штук десять вытащил, потом ветер откуда-то прилетел, вопреки прогнозам. И как отрезало. Больше часа проскучал – бесполезно. Не утихает. Не очень сильный, но вредный. Хоть бы направление сменил. Нет. Гонит рябь в мое улово. Время к полудню подбирается. Небо тучами затянуло. Ждать до вечера весьма… И очень весьма.
Поплавок на волне вроде бы и не спит, но танцем это не назовешь. Трясучка. И конечно же никакого музыкального сопровождения. Шум листвы – это другое.
Смотал удочки и поплелся на электричку. Дорога сенная, но основной покос где-то дальше, а на моем пути всего пара полянок с небольшими копешками, вывезти еще не успели. Иду, поглядываю на небо. Хмурится. Мало сказать, что неприветливое: сердитое – того и гляди, сыпанет, как матом обложит. Давно ли, кажется, на ветер ворчал, а тут вроде как извиняюсь и беру свои слова обратно, упрашиваю тучи разогнать. Человек тоже постоянством не отличается.
Когда на небо смотришь и запнуться немудрено. Однако врать не стану. Не запнулся. Не покалечил. Увидел белый гриб. Сначала – краем глаза. Потом пялился на него во все зенки. Красавец! В метре от колеи. И дачи уже рядом были. Слышно, как магнитофон надрывается. Есть у нас любители вытащить аппаратуру на крыльцо и врубить на всю громкость. Им, наверно, кажется, что они щедрость души демонстрируют: слушайте, мол, я нежадный. У приятеля моего дачный сосед – большой любитель громкой музыки. Мы с Мишкой Хамайкиным в гости к нему приехали, попарились, выпили, а поговорить никакой возможности, чужая музыка мешает. Приятель, человек культурный, скандалить не любит, а Мишка ему говорит, не боись, мол, в следующий раз приеду с тозовкой, белке в глаз попадаю, а уж в магнитофон – запросто, они даже не поймут, с какого чердака пальнули. Но это я отвлекся, а там: стою на дороге и глазам не верю, а по ушам хлещет песенка про мальчика, который хочет в Тамбов. Что он под Тамбовом подразумевает? Может, тамбур с сортиром? Вот и сходил бы. Чего орать на всю округу? Лучше бы по лесу пробежался.
А белый – просто загляденье. Не торопясь, достал нож. Оглядываюсь, «родственников» высматриваю. Гриб-то «семейный». Все верно – в метре еще шляпка. Вторая! Третья! Шляпки на загляденье, а ножки еще краше. Гриб, он хоть и не женского рода, но красота его тоже от ножки зависит.
Если в лесу встретился белый гриб, меня оттуда скоро не выгонишь: усталость исчезает, голод забывается, даже расписание электричек не указ и дождь нипочем – только ночь.
Вторую семью искать долго не пришлось. Третью – тоже. И все рядышком с дорогой. Рядом с дачами. Бравые, как гренадеры. Один другого крепче. Сердце ликует. Голова кружится. Единственное, что омрачает праздник – отсутствие тары. Ну, нельзя белые грибы в полиэтиленовые пакеты собирать. В рюкзак их складывать – кощунство. Это надругательство над красотой. Если для бриллианта требуется достойная оправа, для белого гриба – плетеная корзина, желательно белая, с аккуратно оплетенным верхним обручем, мастером сработанная, а не пьяным стариком по заказу надоедливой соседки. Не кузовок. Добротная двухведерная бельевая корзина, чтобы укладывать грибы свободно, не отрезая ножек, чтобы довезти до дома непомятыми и еще раз полюбоваться ими, перед тем как резать для сушки. Удовольствие продлить.
Да кто бы знал, что такая удача подстерегает.
Пришлось обходиться тем, что имею.
Рюкзак – под завязку. Пузатый пакет – до ручек. А самые отборные нанизал на прут.
На электричку, разумеется, опоздал. Но как любил говорить мой папаша Лука Алексеевич: «За бабой и за автобусом не беги – другие придут».
До следующей электрички маяться больше часа. Благо что не под дожем. Рыбалку ветер испортил, но тучи все-таки разогнал, спасибо ему. А то на платформе ни будки, ни навеса – укрыться негде. Посидеть, кстати, тоже не на чем. Путейское начальство, видимо, идя навстречу пожеланиям остального населения, побеспокоилось о лавках вдоль платформы, но поставило их на той стороне, где останавливаются электрички, идущие из города. Кто же будет на них рассиживаться, если на дачу надо поспешать?
Стою. Жду. На дальний конец платформы три тетки выползли. Потом, вижу, вроде как совещаются и в мою сторону поглядывают. Подхватили ношу, заковыляли. Остановились метрах в трех от меня. Снизка с белыми лежит на рюкзаке, поддразнивает. Смотрите, завидуйте. Они смотрят и завидуют, но заговорить стесняются, мнутся отчего-то. А моя петушиная гордость скромничать не умеет, сами понимаете. Не из тех я, кто грибные места за семью печатями прячет. Да и не мои здесь места. Просто воспользовался их ротозейством. Промухоловили тетки. Почему бы и не подразнить?
– Что, – спрашиваю, – на грибки любуетесь?
– А ты, чо ли, в лес ходил? – удивляется одна.
Я хотел объяснить, что между шпал такие красавцы не вырастают, да не успел. Вторая тетка встряла:
– А чо ему бояться, не баба, поди! – А потом уже ко мне обратилась: – Ты никого там, в лесу, случайно не встретил?
Темню, ради придури, так, мол, кое-кого. А сам соображаю: и впрямь, подозрительно – обычно в грибную пору в таких местах аукаются со всех сторон, а тут никого, аж белые от любопытства на дорогу вылезли.
– Мужиков, что ли, растеряли? Видел, – говорю, – одного, возле шалаша, белье женское на ветках развешивал.
Тетки глаза вытаращили, а слова сказать не могут. Чувствую, что не в масть пошутил. Начинаю осторожно выпытывать и узнаю, что в этих местах появился маньяк. Вот что значит телевизора насмотрелись, раньше и слова такого не знали, а теперь образованные стали, еще немного – и на дачах вампиры заведутся. Но теткам не до шуток. Три женщины за полмесяца пропало. Все крашеные блондинки. Одну уже нашли. У тетки, что со мной заговорила, через два участка домик с резными наличниками, так вот мужик оттуда пошел жердь вырубить и рядом с тропой нашел голую девицу, заваленную ветками, изнасилованную и задушенную проводом в черной изоляции.
Пока рассказывала, народец подтягивался. И, что характерно, в кучки жмутся. Обычно стараются ждать с краешка, чтобы вагон посвободнее достался. А здесь все в центре толкутся. То-то давка при посадке начнется!