Каких мужчин любят женщины?
Когда вспоминал, чему хорошему научили меня в институте – забыл сказать о преферансе. А забыл, опять же, потому, что не доучили. Но в этом случае винить высшую школу язык не поворачивается. За шесть месяцев, которые мне были отпущены, не то что в профессиональные игроки, даже на самый низкий любительский уровень не выйдешь. В институте я научился сдавать и ходить с бубен, если хода нет. В тонкости меня посвящали другие учителя. Кстати, кое-какие уроки можно было бы получить и в армии, офицеры поигрывали, но их «пули» до рядовых не опускались, есть такое нерусское слово – субординация, армия держится на нем, и с этим ничего не поделаешь.
Первым настоящим учителем стал прораб Анатолий Степанович. Прораб, которого запросто можно назвать мастером и даже – Маэстро. Варианты просчитывал быстрее компьютера. Но для начала он изрек, что играть можно только на деньги, иначе игра теряет страсть, а значит – и смысл. Выигрыши он всегда выкладывал на стол и требовал принести шампанского, хотя вне игрового стола мог обойтись и рассыпухой.
Были и другие учителя, не всегда благородные, попадались и зануды, и мелочные до неприличия, а что бы вы хотели – труп в карты не играет, как любил говорить тот же Анатолий Степанович. В хорошей школе учителя всегда разные.
И вот, по дороге к мастерству, но уже далеко не новичком, оказался я в одном северном городишке. Не стану распространяться о нравах северян, о них я уже рассказывал, и не раз. Обыкновенный северный городишко, в котором пробыл пару месяцев. Река была замерзшая, запомнилась только преферансная компания и еще один забавный факт. По какому-то странному жребию – постоянно натыкался там на смешные имена. В конторе – Коминтерна Руфовна и Гарольд, не помню отчества, в энергоцехе – Гариссон Сидорович и Фауст Иванович. У меня, когда приходилось разговаривать, нет-нет да и срывалось «Фауст Патроныч», а человек он солидный, неудобно, вроде и заставляешь себя выговаривать «Иванович», а вредный язык выдает «Патроныч». А на закусь к этому коктейлю – Юра Храбрых, который в паспорте обзывался Юлидском. Юлидск расшифровывается как Юный Ленинец Имени Девятого Съезда Комсомола. Он-то и познакомил меня с преферансистами. Разговорились на работе, и Юра пожаловался на жену. Благоверная купила ему к Двадцать третьему февраля нейлоновую рубашку. Они тогда в моде были. Стоили двадцать один рубль. В пересчете на водку – семь бутылок. Ну и расстроился мужик.
Я тоже подумал, что из-за не выпитой водки. Вечно мы упрощаем русского человека. С водкой он к тому времени пять лет, как завязал. И лечился, между прочим, не где-нибудь, а в самом Александровском централе. Была под Иркутском такая знаменитая тюрьма. Даже в песню попала: «Между двух огромных скал, обнесен стеной высокой Александровский централ». Потом тюрьму под дурдом приспособили, сменили профиль, хотя так ли уж сильно отличаются эти заведения? Татуировку походя не смоешь, пемзой не ототрешь. Её выжигать надо. Места уголовников заняли шизофреники с алкашами. Достойнее лечебницы для юного ленинца не придумаешь. С выпивкой завязал, но увлекающаяся натура пустоты не терпит. Это как хвост у ящерицы. Одну страсть отрубили, на том же месте другая выросла. И заболел мужик преферансом. Но способностей к тонким и быстрым расчетам не имел, поэтому играл постоянно на проигрыш. Оттого и рассуждал, что нейлоновой рубахи хватило бы на три дня, а при хороших раскладах – даже на пять.
Игрок игрока – словно руку рука. Нашли общий язык. И оказался я очень кстати, потому что у них четвертый из компании в отпуск уехал.
Известно, что самые главные враги преферанса – скатерть и жена. Но Юра – случай особый, и жена его преферанс уважала за то, что игра вылечила мужика от пьянства и приобщила к культурным людям. Партнеры были все из местной интеллигенции: терапевт, начальник химлаборатории и офицер из военкомата. Хотя я не заметил, чтобы жена перед ними заискивала. Даже перед терапевтом. Ровная, спокойная женщина. Готовила к пятнице каких-нибудь пирожков или печенюшек, убирала лишнее со стола и отдавала кухню в полное распоряжение мужиков. Шумновато, конечно, но пьяные шумят еще сильнее, и проигрывал Юра намного меньше, чем когда-то пропивал. Так что все были довольны: у хозяйки муж – на глазах, а гости от жен свободны, дома-то им вряд ли разрешали подобные посиделки.
Юра, когда про свою компанию рассказывал, так уж их расписывал, такие, мол, профессора, потом спохватился, начал успокаивать, чтобы я сильно не пугался, ничего, мол, страшного, по копеечке за вист, если не рисковать, много не проиграешь, а больше копейки они ставку не поднимают, потому как люди культурные и собираются не наживы для, а искусства ради.
Только зря он меня обрабатывал, сильным партнерам и проиграть не обидно, скорее даже полезно.
Сошлись. Поболтали немножко, познакомились. Бородатый начальник лаборатории в основном на печенье налегал. А терапевт, вальяжный весь из себя, почему-то допрашивать меня взялся: кто такой, откуда родом, почему после армии снова в институт не поступил? И ведь отвечал же, как мальчишка вокзальному милиционеру. Стоило бы послать подальше, но не смог. И не только потому, что Юру не хотел подводить. Вроде как заробел под пристальным взглядом. Собираешься сказать одно, а говоришь то, чего от тебя ждут. Садимся играть, а гипноз не проходит. Не самое удобное состояние. Чтобы не утонуть, надо барахтаться. Ищу, за что уцепиться. Надо хоть какую слабинку в противнике отыскать, чтобы не дрожать перед ним. Перепуганный человек бегает быстро, а думает медленно. Смотрю, а колода у мужичков залистанная, на новую скупятся. Не такие, видать, и мастера. Поувереннее себя почувствовал. А дальше, на пятой или шестой сдаче, химик заказал шестерную в пиках, должен был лететь, но терапевт моего короля тузом ударил, обязан был пропустить, но пожадничал. С кем такого игрока можно сравнить? Разве что с дворянином, обкусывающим ногти. Присматриваюсь дальше. Вижу, он и на чужих вистах позволяет себе вистовать, и на собственных шестерных не дозаказывает. Сам себе любой промах прощает, а за другими бдит. Особенно за Юрой. А тот соображал туговато. Александровский централ даром не проходит. Стоит бедняге замешкаться, терапевт на него – косой взгляд. Юра впопыхах бросает не ту карту. В ответ – гримаса на холеной физиономии. Юра опять ошибается. И так всю игру. Ни одного упрека, но постоянный немой укор. Потому Юра и не вылезал из минусов. Я понимаю, что каждый играет как умеет: один мозги напрягает, другой – нервы, третий выискивает слабости партнеров. Но я не люблю, когда издеваются над людьми.
Пробовал подсказать Юре, чтобы он посмелее держался. Бесполезно. Не понял. Не захотел понять.
Но Бог шельму метит. Перед моим отъездом у терапевта случилась драма. Пока он в гостях «пулю» расписывал, жена затеяла генеральную уборку. Стала пылесосить книги и нечаянно уронила какой-то медицинский справочник, а из него выпала сберегательная книжка.
Вот именно – заначка.
О заначке можно рассказывать до утра. Куда только ее, родимую, мужья ни прятали: и в дачную одежду, и в ящики с инструментами, и в радиоприемники… Один духарик засовывал купюры в патронташ, сначала трояки, потом, когда водка подорожала – пятерки. Если зарплату крупными выдавали, специально разменивал. Так ведь на выпивку же, от получки до получки. А терапевт заначку – в сберкассу. Регулярно. Несколько лет подряд. Жене говорил, что в преферанс проигрывал, и все на Юру валил, дескать, такой хват, такой шулер, спасу нет. Каждую пятницу – минимум четвертак.
Жена в книжку глянула, а там почти на машину. Кстати, год назад им потребовалось отвезти дочку на курорт, жена бегала по всему городу – деньги занимала, вещи продавала…
Когда верила, что муж проигрывает, терпела, а узнала, что он постоянно в плюсах, ушла.
А вы мне долдоните, что женщины всегда предпочитают победителей.
Портрет героя
Случилось нашей бригаде прославиться. Монтировали громадную махину и так ловко развернулись, что отрапортовали на полтора месяца раньше срока. Сами не поняли, как вышло. Наверное, потому, что мелкий собственник не успел растащить пригодные для хозяйства детали. Чем быстрее трудишься, тем меньше потери. А трудились быстро, и за два дня до Первого мая поставили жирную точку. Начальство на радостях пообещало громадную премию за трудовой подвиг. Правда, получили мы ее к следующему празднику, и не такую уж громадную.
Но я не о премии.
На дату обратили внимание?
Двадцать восьмого апреля! А двадцать девятого, ближе к вечеру, приходит из конторы девушка и говорит, что всей бригаде, кроме Юрки Воропаева, надо срочно бежать в фотографию. Из профкома туда уже позвонили, оплату гарантировали, нам оставалось только прийти, сесть на стульчик и посмотреть, откуда птичка вылетит. Даже улыбаться необязательно, потому что портреты наши понесут в праздничной колонне, как членов правительства.
Вот именно! Ни больше, ни меньше…
Поначалу, конечно, растерялись от такого поворота, но ничего, проглотили. Юрка Воропаев острить пытался, а что ему оставалось делать? Если бы не ночь в вытрезвителе, его бы из списка тоже не вычеркнули. Наоборот бы, в первую пятерку поставили. Работал парень – дай бог каждому. И руки, откуда положено, росли, и котелок не хуже инженерского варил, характерец, правда, – с горчицей и язычок – с перцем. За это, собственно, и пострадал. Шел из пивбара. Увидел, как милиционер окурок на тротуар бросил, ну и прицепился. Стыдить при народе начал. Милиционер, чтобы зевак не собирать, окурок подобрал. А через три квартала самого Юрку подобрали ребята с «лунохода», и наутро, как положено, «телега» на работу приехала: доводим, дескать, до сведения и просим обсудить и осудить…
Может, Юрка и присочинил, может, его самого заставляли окурок подобрать и не очень вежливо обратились, а он парень с гонором, хамства не выносит – всякое могло случиться. Уточнять не пошли, бесполезное занятие: милиционер все равно бы не сознался, а свидетелей у нас давно уже в Красную книгу занесли.