Где ночует зимний ветер — страница 16 из 56

— Не ругайся, не нужно, — примирительно сказал Сергей. — Каждый имеет право на свое суждение. Но я так и не слышал твоего мнения, Анфиса?

— Хорошая книга, я ее люблю.

Вера разозлилась и презрительно посмотрела на меня. Уходя из кухни, сильно хлопнула дверью.

Наступило долгое молчание. Сергей скрипел ящиком, удобно пристраиваясь спиной к печке, вздыхал.

Глупая стычка с поварихой вывела меня из себя. Неужели Вера догадалась, что я не закончила десятилетку? Сказала издевательски: «прошлась по коридорам». Если разобраться, то она права. Аттестат не получила. На завод не пошла. Я со своей фантазией залетела слишком высоко, а на поверку оказалась самой обыкновенной девчонкой. Мало ли о чем можно мечтать. Но все мечты надо подкреплять делом. А чем я могу похвалиться? Даже настоящего товарища не смогла выбрать. Увлеклась Аликом Воронцовым. А он дрянь. Петруша оказалась куда зорче меня и дальновидней. Зря я на нее обижалась!

Я в новом коллективе. В нашей партии — взрослые люди, намного старше меня, еще несовершеннолетней. Мало мне приглядываться к ним — надо у них учиться, набираться уму-разуму. Александр Савельевич — добряк из добряков. Не за это ли его полюбила Дядя Степа. Интересные люди два Боба — Боб Большой и Боб Маленький. Один без другого никуда. Водой не разольешь. Не разобралась пока в Президенте. Он или очень умен, или бесконечно глуп. Упорное молчание не признак гениальности! Володька Бугор, Аверьян Гущин и Алешка Цыпленков — тоже не простые орешки. Попробуй раскусить и узнать до конца каждого.

Аверьян Гущин жаден, я в этом сумела убедиться. При мне Цыпленков попросил у него как-то кусок рога на ручку для ножа.

— Лучше не проси. Сам бы достал. У меня все рассчитано. Буду делать сувениры. Привезу с Севера.

Слово какое откопал — сувениры. Мог просто сказать — на подарки надо…

— Печка прогорела, Фисана! — Голос геолога вернул меня к действительности.

— Сейчас подложу.

— Надень телогрейку, — остановил меня в дверях Сергей. — Сегодня холодно. Еще простудишься.

— Я закаленная.

На улице мороз обжег мои открытые руки. Я стремительно вбежала на кухню, бросила к печке замерзшие поленья, и они звонко застучали, ударяясь друг о друга.

— Мороз не сдает, — сказал геолог. — Поняла, какая весна на Севере? Когда тепла дождемся? Скорей бы в поле, засиделись.

— Вы разве поедете?

— А ты как думаешь? А зачем тогда я здесь? Поправлюсь. Радикулит во время настоящей работы отпускает. Выйдем в поле — буду здоровым!

Разговор незаметно перешел на геологическую тему. Сергей оживился. Я старалась не перебивать его, жадно слушала неторопливый рассказ об образовании Земли и происходящих в ней процессах. Тихо потрескивали дрова в печке, а Сергей все рассказывал и рассказывал.

Мы не заметили, как стемнело и к окну подступила чернота. Намерзший лед посинел.

— Сумерничаете? — не без ехидства спросила Вера, вдруг появившись на кухне. — Анфиса, ты забыла, что должна ужин готовить?

Я могла одернуть повариху, накричать на нее, но сдержалась. Я жила рассказом геолога, он звучал, как чудесная сказка, увлекательная и захватывающая:

«Понимаешь, глубокие сбросы образовали мощные хребты архейских цепей. А потом по трещинам и разломам подымались зеленокаменные лавы. А горящие растворы несли тяжелые металлы. Они попадали в складки и отлагали сернистые соединения свинца, серебра и меди. А уже молодые палеозойские моря заливали низины. Вокруг продолжались грозные процессы разломов».

Я повторяла про себя непонятные слова, старалась в них разобраться и хорошо запомнить.

«Вдоль современного берега Скандинавского полуострова нарастали горные хребты Каледонских гор, а на востоке вздымался Тиман и зарождались первые складки мощного Уральского кряжа».

— Ты что, заснула, Анфиса? — резко спросила Вера и потрясла меня рукой за плечо. — Я тебе второй раз уже говорю: время ужинать, а ты даже ничего не приготовила.

Я не ответила. Я еще не понимала сама, что происходит со мной…


В коридоре раздался громкий телефонный звонок. Я быстро сняла трубку:

— Я слушаю!

— Анфиса, мне купили белое платье к выпускному вечеру, — радостно сообщила Зоя Сергеева. Я представила ее улыбающееся, довольное лицо. — Приезжай, я покажу тебе. Ты приедешь?

— Нет.

— А у тебя есть платье?

— Нет пока у меня белого платья. Ты меня извини, что-то болит голова.

И я резко повесила трубку. Вопрос Зои Сергеевой расстроил меня. Не будет у меня белого платья. Я же поругалась с мамой, не захотела, чтобы она купила его.

Я представила Зою Сергееву и других своих школьных подруг в белых шелковых платьях и в белых туфлях. На руках у них белые перчатки. Вот они, счастливые, кружатся в вальсе. А мне не придется пойти на бал. У меня нет платья. Об этом, кроме Жоры и мамы, никто не знает.

— Белое платье ищешь? — спросила соседка Зина Кузнецова, останавливаясь около телефона. — Счастливая ты, Анфиса! А я уже забыла, когда танцевала на школьном балу. Кажется, давно-давно… сто лет назад… А знаешь, у меня белое платье осталось после свадьбы… Так и висит без толку в шкафу. Ты примерь, не подойдет ли тебе?

— Сейчас можно? — я чуть не задохнулась от волнения.

— Идем… Славика нет… Ушел париться в баню… Попробуй конфеты. Славик вчера принес целую коробку… Забыл он… пришлось мне ему напомнить: была вторая годовщина нашей свадьбы. Сходил в магазин, купил конфет, бутылку вина… Мы с ним немного выпили. Хочешь, угощу конфетами?

— Нет. Лучше платье покажи, — сказала я, сгорая от нетерпения.

Зина достала из гардероба белое свадебное платье. Я осторожно дотронулась до шелка, не веря еще своему счастью. Все же настанет день, когда я войду в школу в таком прекрасном платье, расшитом блестками и круглыми горошинами жемчуга.

Платье оказалось свободным и немного длинным. Но все равно, я сразу в нем преобразилась, стала красивой.

— Надевай туфли, — настаивала Зина. — Платье надо мерить всегда в туфлях. Сразу вид другой. Да ты не вертись! Сейчас подошью подол платья.

Я оттолкнулась ногой и закружилась на одном месте. До чего же я сейчас красивая! Посмотрел бы на меня сейчас Алик!

— Зина, продай платье, — сказала я тихо, ласкаясь к соседке, гладя ее рукой по плечу. — Я потом тебе деньги верну, когда начну работать.

— Я не знаю, надо посоветоваться со Славиком, а то будет ругаться… А платье мне не нужно.

— Ты спроси.

— Ладно, — Зина вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Зина, что с тобой? Обиделась? Я ничего не сказала, только попросила продать платье. Мне оно так нужно для выпускного вечера!

— Не обиделась я совсем… Завидно стало… Ты счастливая.

— А разве ты не счастливая? Разве Славик не любит тебя?

— Любит… Ты пойми меня… Вспомнила наш школьный бал. Я никогда уже не буду танцевать на школьном балу… не будет мне семнадцати лет… Жизнь моя определилась… А у тебя все еще впереди… Главное, не споткнись… Парня выбирать будешь — лучше смотри… Парень светиться должен, как фонарик, за собой вести… Думала, Славик у меня такой… Ан нет… Оказался человеком без больших интересов. Телевизор да футбол только у него на уме… Ошиблась я… Выходит, такое уж мое бабье счастье…

Я с удивлением слушала болтушку Зину. Значит, не все хорошо и гладко у нее в семье!

— Анфиса, — решительно сказала Зина незнакомым голосом и топнула ногой. — У нас, баб, глаза на мокром месте. Чуть что — слезы. А слезы не помогают, еще больше душу травят. А платье я тебе не продам… Примета есть такая: с чужого плеча переходит и чужое счастье. Ерунда все… Не верю я никаким приметам, но не хочу, чтобы ты повторяла мою жизнь… Она должна быть у тебя своя, и счастье должно быть у тебя свое…

Нет, в Москве меня обошло счастье. А здесь?

Глава 6РАБОЧИЕ РУКАВИЦЫ, РАБОЧАЯ СПЕЦОВКА, РАБОЧИЕ САПОГИ

— Девчонки, приказ висит! — Лешка Цыпленков ошалело ворвался утром в нашу комнату и, топоча валенками, дурашливо прыгал и кружился на одном месте в узком проходе. Опрокидывал койки-раскладушки, сбрасывая спящих девчонок на пол. — Приказ, сони-тетери! Вера, Ольга, просыпайтесь, приказ! Аникушкина, скорей одевайся! Тебя особенно касается.

В спальных мешках мы катались по полу, смешно взбрыкивая ногами. Торопливо старались сбросить меховые и ватные покрышки, как будто от быстроты действия зависела вся наша дальнейшая жизнь.

— Цыпленок, отвернись, дай одеться! — закричала Вера, закрываясь спальным мешком.

— Бойтесь петухов! А я только… — Лешка заразительно засмеялся, блестя мелкими зубами, и озорно запел: — «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить!».

Через две минуты комната опустела.

Лешка летел впереди нас к конторе геологической экспедиции по разбитой, натоптанной дороге. Трудно вспомнить, сколько раз в течение дня каждый из нас появлялся в маленьком домике с замороженными окнами, чтобы поглазеть на черную доску, на которой вывешивали приказы.

У доски ребята устроили свалку. Подпрыгнув, я увидела из-за плеча Президента свою фамилию. Мне самой захотелось пощупать тонкий лист папиросной бумаги, вчитаться в отпечатанные на машинке строчки.

Наконец, удалось протиснуться к доске, и мой палец пополз по строчкам.

«Зачислить Аникушкину Анфису Петровну в поисково-ревизионную партию Тюменской геологической экспедиции рабочим второго разряда. Основание: собственное заявление».

Дважды я прочитала несколько строчек приказа. Наверное, никогда бы не отошла от доски, если бы меня не оттеснили.

— В два часа в кассе получаем деньги, — гремел над ухом возбужденный Лешка Цыпленков, — а сейчас на вещевой склад экипироваться, а кто не понимает, по-простому — прибарахляться.

И снова верховод Лешка мчался впереди. На этот раз к приземистому деревянному зданию, занесенному снегом по самую крышу. В руках у Цыпленкова ведомость, которой он призывно взмахивал, словно знаменем.