Огромные двери вокзала хлопали. Отъезжающие с чемоданами и узлами спешили к кассам, рвались в вокзал.
Оказалось, что последний пригородный поезд отошел, и я решила здесь ждать до утра.
Большой зал заставлен тяжелыми дубовыми скамейками с высокими спинками. Проходы забиты вещами. Здесь детские коляски, деревянные сундуки, мячи, чемоданы, рюкзаки и авоськи!
В большом зале ожидания я с трудом отыскала свободное место. Осторожно села рядом со спящей женщиной. С облегчением вытянула ноги. Глаза начали слипаться.
— Спать нельзя. Уходи. Мешаешь мыть полы.
Меня разбудил ворчливый голос. Проснувшись, я долго терла глаза рукой и оторопело смотрела на стоящую передо мной уборщицу. Она угрожающе двигалась на меня, вооруженная шваброй.
— Вставай, спать нельзя!
— Отстаньте. — Я опустилась на скамью. Два дня я не ночевала дома, и сейчас не было сил подняться. Глаза сами собой закрылись.
Кто-то грубо сорвал меня со скамьи, дернул за руку.
— Проваливай на улицу! — громко закричал носильщик сиплым прокуренным голосом.
Я уперлась перед широкой дверью, ухватившись за ручку.
— Оставь девчонку! — крикнула гневно высокая женщина, подлетая к нам, и замахнулась на носильщика модной белой сумкой. — Пристал, клещ, к девчонке. Рад, что сильный! Пусти!
— А ты потише, ишь разоралась!
Женщина обернулась ко мне:
— Вытри слезы дура. Ты чего вздумала шляться по ночам? Почему отец не смотрит за тобой? Всыпать тебе надо по первое число. Получишь от меня дома. Пошли!
…— Анфиса! Я тебя по всему лагерю ищу, — услышала я голос Володьки.
Я не заметила, как к нам подошел Свистунов вместе с геологами и рабочими. Его спутники почему-то ухмылялись, иронически поглядывая на Володьку.
— В чем дело? — спросил Александр Савельевич, видя, что я не ответила.
— Хочу у Аникушкиной пустой мешок попросить.
— Зачем? — наконец, спросила я.
— Для хариусов.
Ребята засмеялись. А Гущин загрохотал. Парень он смешливый и готов по поводу и без повода смеяться.
Ответ Володьки Свистунова развеселил даже Боба Маленького — человека серьезного. Видно, и он не особенно верил в его удачу.
— Президент две рыбы наколол… а тебе подавай мешок! — Я напомнила о первой рыбалке.
— Прошу, значит, надо… Мешок я тебе верну в полной сохранности.
Закинув длинную палку на плечо, Володька Свистунов спустился к реке. Загремела, перекатываясь, галька. Аверьян Гущин дурашливо фыркнул и засмеялся.
— Рыболов, мешок взял! Чудит! — для убедительности постучал себя по голове грязным согнутым указательным пальцем, переглянулся с Бобом Маленьким. Они не утерпели и отправились вслед за рыбаком, посмотреть, как он будет ловить.
Лешка Цыпленков засуетился. Видно, мешок для рыбы лишил и его спокойствия. Обежал вокруг палаток, пока отыскал свой удильник.
В лагере остались я и Александр Савельевич. Он неторопливо пил чай вприкуску. Ножом колол рафинад на руке на мелкие кусочки. Глоток чаю — осколок сахару.
— Думаете, сегодня поймают? — спросила я его.
— За всех не ручаюсь, а Свистунов принесет рыбу.
— Почему вы уверены?
— Бывалый парень… Я к нему приглядываюсь… Прав у него нет, а то бы я его на вездеход посадил… Прекрасный водитель!.. Взрывником работал в шахте… Придет время — другие таланты свои откроет. Если зашел хариус, ловля будет!
Мне хотелось посмотреть на ловлю рыбы. Прислушивалась к шуму реки, доносившимся голосам ребят. Александр Савельевич заметил мое беспокойство.
— Анфиса, иди посмотри, как будут ловить! — сказал начальник партии. — Зрелище преинтересное. В Москве такой рыбалки не увидишь. Хариусы на Полярном Урале королевские… Пожалуй, и я с тобой пойду.
— Я буду только рада, — сказала я. — Если в самом деле интересная рыбалка, опишу Степаниде Ивановне.
Закрытая облаками тумана, Хаута гремела в камнях. Около переката стоял Лешка Цыпленков. После каждого заброса поплавка он беспокойно отбивался от комаров. Комары то отлетали, то снова принимались атаковывать.
— Поймал?
— Нет…
Не везло в этот раз и Президенту. Он лежал, вытянувшись на камне, нацелив самодельную острогу в воду.
— Президент, простудишься! — сказала я озабоченно. — Вспомни, как Сергей радикулитом мается.
— Рыба идет! — закричала пронзительно Ольга.
Стая хариусов, разрезая высокими плавниками воду, дошла до пенистого водоворота и стремительно бросилась в глубину, под темный берег.
Мы не скоро отыскали Володьку Свистунова. Он стоял в воде и сосредоточенно перекидывал леску, то подтягивал удилище, то отпускал, и тогда леска уносилась быстрым течением. Тряс кончик удилища. Крючок вылетал из воды и, прочертив дугу, падал.
— Свистунов, поймал? — громко закричала я.
— Есть малость! — Володька обернулся ко мне, увидел Александра Савельевича. — Пришли посмотреть? Цепляется! — Выдернул из рыжей бороды волосок и старательно привязал его к крючку. — Обманку сбили! — сказал он, как будто оправдывался перед нами за свою нерасторопность.
Володька выкинул из воды на камни сильную рыбу с толстой синеватой спиной. Меня поразил высокий плавник. Он раскрылся, как веер, переливаясь всеми цветами радуги — от красного до зеленого.
Сзади послышался шум осыпающихся камней. К воде сбежал Лешка Цыпленков. Заметил в воде мокрый мешок с рыбой и вытащил его.
— Бугор, ты поймал? Сколько штук?
— Не считал, некогда!
— На что ловишь?
— На обманку.
— Я на печенье пробовал.
— Хариус не плотва, — сказал со знанием дела Александр Савельевич и укоризненно покачал головой. — Знать надо!
— А где я возьму обманку?
— Иди, я поделюсь с тобой, сирота, — сказал Володька Свистунов, сверкая белыми зубами.
— Правильно, с товарищами надо всегда делиться! — Лешка Цыпленков шагнул к Свистунову.
Володька ухватил Цыпленкова за черную бороду и резко рванул.
Лешка взвыл от боли и ладонями вытер засверкавшие слезы.
— Выбирай обманки! — Свистунов держал в руке пучок черных волос. — Спасибо скажи, я не жадный. Привязывай к крючку и лови.
Цыпленков растерянно моргал глазами. Смотрел на Александра Савельевича. Он стеснялся попросить совета и боялся снова попасть впросак.
— На обманку хариус хорошо клюет! — сказал Александр Савельевич, озорно улыбаясь.
Лешка Цыпленков взобрался на камень. Не успел он забросить крючок в воду, как выдернул большую рыбу. От радости он запрыгал и стал дурачиться:
— Обманка, обманка!
— Бугор, ты настоящий рыбак. Настоящий, — сказал Аверьян Гущин, подходя к нам. — Килограммов двадцать набил. В городе могли бы весь улов продать. По рубчику за кило — двадцать. А по два рубля — уже сорок. Погуляли бы! Ух!
— Я поймал пятнадцать штук! — хвастался Лешка Цыпленков, размахивая свободной рукой. — Сейчас посолю. Анфиса, дашь мне соли?
— Соли не жалко! — я обернулась к Свистунову. — Володя, а ты что будешь делать со своей рыбой?
— Попробую завялить.
…Второй день над палатками висело солнце. Острые зубцы хребтов сверкали серебристой белизной. Солнце скатывалось к горизонту, и хребты окрашивались красным пурпуром. Казалось, что цвели горы, облака, вода в ручьях, озерах, моховые кочки, снег и льды.
Каждое утро мы нетерпеливо смотрели на небо, ожидая вертолета. Но он не прилетал. И только на третье утро нас разбудил треск мотора. Звук стремительно нарастал, как горный обвал. Вертолет перевалил через высокий хребет с острыми пиками, держа путь к шесту с красным флажком.
В стеклянной кабине я увидела двух летчиков в черных шлемофонах. В круглых окошках торчали знакомые лица ребят: Боба Большого, Веры, Сергея.
Вертолет начал опускаться. Лопасти большого винта сгоняли воду с площадки, пригибали траву, обрывали желтые головки полярных маков.
Колеса коснулись земли. Хлопнула дверь, и из кабины первыми выпрыгнули летчики.
Мы бросились навстречу ребятам, не разбирая дороги, сбивая кочки, шлепая по воде.
— Здравствуй, Вера! — обрадованно закричала я, целуя повариху. — Боб Большой, здравствуй! С приездом, Сергей!
— Как ты тут, курносая? — спросил, улыбаясь, Сергей.
— Как видите, не пропала.
— Анфиса, — поманил меня рукой Александр Савельевич. — Придумай для всех званый обед. Надо накормить летчиков.
— Сварю уху!
— Хорошо.
Я отыскала Лешку Цыпленкова.
— Леш, я возьму твою рыбу. Надо сварить уху ребятам. Летчиков угостим.
— Надумала! Я вялить решил.
— Жалко стало? Жалко? Эх ты, жадюля!
Надо было отыскать рыбаков. Стала вспоминать, кто ловил на реке. Побежала туда. Навстречу мне попался Володька Свистунов.
Он нес на плече большой ящик из-под консервов, полный серебряных хариусов.
— Анфиса, тебе письмо привезли. Боб Большой сказал. Подговори девчат, чтобы моих хариусов быстро почистили. Ухой угостишь!
— Володька, а ты человек! — я подпрыгнула и чмокнула Свистунова в колючую щеку. — Ты человек, человек!
Глава 10ПЕРВЫЕ МАРШРУТЫ
— Девочки, ставим камералку, — сказал Александр Савельевич, обращаясь к студенткам, прибывшим на практику. — Познакомимся позже, а сейчас за работу. Время дорого. Вера, принимай хозяйство от Анфисы. Командуй на кухне. Свистунов, ты с Цыпленковым и Гущиным перенесешь взрывчатку в палатку ВВ.
— Камералка, камералка! — в четыре голоса обрадованно закричали студентки и радостно запрыгали.
Вера недовольно засопела. Настроение выдало ее лицо: с острых скул сбежал румянец.
— Камералка не для нас с тобой, Аникушкина! — сказала она сердито. — Знай, сверчок, свой шесток. Носами мы с тобой не вышли… работяги мы… Поняла? Мое место у керосинок, а твое — куда определят… На подхвате будешь.
— Брось злиться, — обняла я подругу. — Ты знаешь, что такое камералка?
— Нет.
— Ты у Сергея не спрашивала?
— Не было такого разговора, — Вера повернулась в сторону снежного хребта. — Сейчас поняла… Зря нанялась работать в экспедицию… Зря за деньгами погналась… Ты не жалеешь? Ты плакала, я видела.