В конце дня ветер раздернул низкие тучи, и среди черных лоскутов засияли синие дырки. На горизонте заалела клюквенная полоса. Солнце медленно карабкалось вверх, чтобы светить долгий день.
Геологи с коллекторами ушли в маршрут, а мы, рабочие, с нетерпением ждали их возвращения в лагерь. Томительно тянулось время. Пожалела, что не имела часов. Давно пора всем собраться в лагере. Вера уже несколько раз подогревала обед.
Я надумала делать песочные часы. Напрасно провозилась с бутылками: ничего не вышло.
Потом пыталась читать книгу Александра Савельевича по геологии, но на первой же странице споткнулась. Сложно и непонятно. Решила зайти на кухню.
— Анфиса, ты не видела большой алюминиевый таз? — встретила меня Вера и ласково взяла за руку. — Понимаешь, я подотчетное лицо. Пропадет на кухне посуда, мне отвечать.
Второй день повариха искала таз и совершенно замучила меня. Я слушала ее вполуха. Как Вера могла думать о каком-то тазе, когда мне надо сосчитать до миллиона, чтобы примерно представить себе эту величину. Окружающим нас горам и минералам сотни миллионов лет. Страшно даже подумать!
Вере, правда, неизвестно, что целую неделю я подлизывалась к Ларисе Чаплыгиной, пока, наконец, вчера набралась храбрости и попросила, чтобы она мне объяснила названия камней. Но студентка вдруг засмеялась:
— Анфиса, ты голову зря не забивай! Это не для тебя. — Она начала шутить, расспрашивала о парнях и особенно интересовалась Бугром.
Я обиделась и ушла. Перебирала прилетевших на вертолете в отряд студенток, не зная, кому из них отдать предпочтение: Тосе, Розе или Гале? Я боялась, чтобы они не вздумали тоже унизить меня, как позволила себе Чаплыгина. Я могла обратиться к Александру Савельевичу, Сергею, к Бобу Большому и Бобу Маленькому, к Президенту, но боялась подобным пустяком отрывать их от занятий.
Между палатками встретила Сладкоежку. Ее круглое лицо с глубокими ямочками, натертое «Репудином» от комаров, дышало добротой. Она обрадовалась мне и торопливо шагнула навстречу. Я осмелела и, сбиваясь, второй раз повторила свою просьбу.
— Пошли! — Она первая побежала по осыпающейся щебенке к быстрой Хауте. Сладкоежка озабоченно перебирала на берегу гальку. Скоро на ладони у нее оказалось два небольших камня.
— Посмотри, Фисана, — сказала она. — Вот доломит, — чуть наклонила ладонь, и камень перекатился. — Рядом с ним дунит. Дунит темнее. Это магматическая порода.
Я смотрела на камни. Они казались мне почти одинаковыми и некрасивыми. Я никогда не обратила бы на них внимания.
Студентка перехватила мой взгляд и спросила:
— А красный гранит понравился?
— Тося, неужели ты знаешь все камни?
— Все минералы знать невозможно, — заулыбалась она. — Чтобы их выучить, жизни не хватит.
Мы с Тосей долго ходили по берегу Хауты между высокими скалами и синеватым колотым льдом. Она находила и показывала мне все новые и новые образцы. Я узнала: геологи изучают строение земной коры, историю материков и морей. Прослеживают законы отложения осадков. А петрографы исследуют камни земной коры и их образование.
Тося убедила меня, что каждый камень мог бы рассказать увлекательную историю Земли. Мы, оказывается, окружены минералами. Это и булыжная мостовая в городе, и мрамор, и гранит, которыми облицованы фасады домов и украшены станции метро и железнодорожные вокзалы. У нас на кухне в кастрюле соль — тоже минерал. На днях пересолила борщ и не догадалась, что извела минерал.
— Анфиса, ты не стесняйся, спрашивай, что тебя будет интересовать. — Тося приветливо посмотрела на меня. — У тебя на лбу комар, я убью. Ишь, насосался, кровопийца. Ты не думай, что я все знаю. Нет! Я учусь познавать природу. Нам приходится забираться в историю Земли и иметь дело с миллионами лет.
— Ого, — удивилась я.
— А ты представляешь, что такое миллион? — Она хитро прищурила глаза. — Ну, например, какой будет толщина книги в миллион страниц?
Я показала.
— Мало.
Я раскинула на всю ширину руки.
— Не тянись, все равно не хватит, — сказала Сладкоежка. — Так и быть, подскажу тебе. Такая книга имела бы толщину в сто метров. Представь, что уральским алмазам не меньше четырехсот пятидесяти миллионов лет, а доломиту и дуниту чуть-чуть меньше.
— Не может быть. — Я пожалела, что выбросила камушки: хорошо бы заставить алмаз поведать о своей жизни.
— Геологов интересует происхождение минералов, их возраст и происходящие изменения. А ты сосчитай до миллиона.
— Постараюсь.
Я едва удержалась, чтобы не рассказать Тосе о Ларисе Чаплыгиной. Лариса считала, что если меня оформили в экспедицию рабочей, мне и знать ничего не надо, кроме подборочной лопаты, лома и кастрюль на кухне. Сергей, не стесняясь, говорил, что он был рабочим в экспедициях, потом учился в вечерней школе и закончил институт. Почему Чаплыгина решила меня унизить? Человек всегда должен быть добрым. Без доброты и уважения нельзя жить. Неужели Лариса этого не поняла? Ее холодность отпугнула от нее всех в партии. Что бы я делала, если бы мне на помощь не пришла Дядя Степа?! Разве попала бы сюда?!
В революцию родилось хорошее слово — товарищ. Мы произносим его ежедневно, обращаясь к друзьям и знакомым. Товарищи приходят в дни большого счастья и горя. Папа не один раз мне говорил о своем боевом друге и товарище — разведчике Изоте Дробышеве. Он спас папу в бою, вынес раненного из-под огня. Я рада, что нашла себе верного друга, Тосю Ермолову. Она настоящий и верный товарищ.
— В Москве скоро лето, а ты к зиме едешь, — сказала Степанида Ивановна. — Ты меня не перебивай, я больше тебя знаю. Не один раз Александра Савельевича провожала. Словом, сама соображай, что тебе надо купить. Белье, штаны теплые… Иголки, нитки, шарф, шапку-ушанку, мыло, зубную щетку… Да, вот еще что… С твоей мамой я договорилась. Соседка у вас в квартире неприятная. Просто дрянь.
— Дядя Степа, родная! Степанида Ивановна!
Я выбежала на улицу в радостном возбуждении. Как хорошо, что можно шагать в потоке людей и не надо прятаться в парадном, не надо бояться. Приятно чувствовать, что тебя оберегает фронтовик, гвардии старшина, Дядя Степа. Она не даст меня в обиду, заступится в самую трудную минуту и выручит из любой беды.
На кленах, растущих вдоль улицы, зеленели обмытые недавним дождем маленькие клейкие листочки.
Теневая сторона улицы пустая. Прохожие почти все покинули ее, чтобы вдоволь погреться на солнце.
Меня обогнала шумная стайка школьниц. Они пронеслись, сверкая голыми коленками. Девчонки сняли чулки, радуясь теплу и щедрому солнцу.
Жалко, что они убежали. Я могла бы нестись рядом с ними, размахивая белой сумкой.
Я устремилась в широкие двери магазина. Поток людей подхватил меня и понес к лестнице.
Бросились в глаза цветные ситцы, шелка, бархат. Но я не остановилась около прилавка с тканями.
— Мне простое белье и теплые рейтузы.
Мое странное требование развеселило продавщицу.
— Теплые штаны уродуют.
— Да, — согласилась я. — Я еду в экспедицию.
— Ты геолог?
— Почти, — соврала я, стараясь что-нибудь придумать. Нельзя говорить продавщице, что я толком сама не знаю, что мне придется делать. Может быть, начальник партии запакует меня в ящик и отправит обратно в Москву. — Буду учиться.
— Завидую тебе.
Сколько мне надо еще купить! Голова идет кругом. Только бы ничего не забыть.
Поздно вечером я появилась у Дяди Степы. Кинула пакеты, белую сумку. С наслаждением вытянула уставшие ноги.
— Вот список. Записала, что почем. Дядя Степа, заработаю — отдам деньги. Должна пятьдесят три рубля сорок пять копеек!
— Говорила тебе уже не один раз и еще скажу: дура ты самая настоящая! — обиделась Степанида Ивановна. — Какая невидаль деньги. Пятьдесят три рубля сорок пять копеек. Я их не потеряла. Ты на себя истратила. Самое главное, что ты себя нашла, а это поважнее денег! Перед тобой открыта дорога в большую жизнь. Я счастлива, что вывожу тебя. И учить будет Александр Савельевич!
— Идут! — громко закричал Лешка Цыпленков, бестолково размахивая длинными руками.
Я выбежала из кухни. Солнце в этот момент вырвалось из-за туч. Повисло красным шаром.
Тундру пересекла первая пара — геолог со своим коллектором. За ними двигались длинные тени, как привязанные веревками. Мы побежали навстречу. Я думала, что это возвращается Александр Савельевич. Но приближался Боб Маленький. Он согнулся под тяжестью рюкзака, набитого камнями. Роза шла за ним, едва передвигая ноги, в мокрых брюках, штормовке. Лицо измученное, бледное.
— Думала, не дойду до лагеря, — сказала, тяжело вздохнув, девушка.
— Роза, переоденься! — посоветовала сочувственно Вера и озабоченно потрогала рукой мокрую штормовку. — Выкупалась?
— Переходили речку, оступилась. Сто ручьев, наверное, перебрели. Вода выше пояса!
— Роза! — Боб Маленький осторожно подтолкнул девушку в спину. — Ты простудишься. Марш переодеваться! Вера, корми скорей. Голодный, как волк.
— Борщ горячий ждет вас.
Потом мы так же радостно встречали Президента с напарницей.
Скоро дождались и Боба Большого с Галей Воробьевой. Около камералки он скинул со спины тяжелый рюкзак. И тут же принялся разгружать свои карманы от камней, аккуратно раскладывая их кучками.
Галя с восхищением смотрела на широкоплечего здоровяка, покоренная его богатырской силой и выносливостью.
Подошла Ольга. Старательно помогла парню, не обращая внимания на косые взгляды студенток.
«Хорошо, что я ни в кого не влюбилась, — подумала я. — Разве Ольга ничего не замечает?».
Боб Большой в кухне присел к столу. Пододвинул в себе банку с клубничным вареньем. Запустил столовую ложку в варенье и съел. Облизал губы, громко причмокивая.
— Борис! — ужаснулась Вера. — Испортишь аппетит. Я борща сейчас налью.
— Не бойся, наливай побольше. И Розу не обижай. Ей тоже полную миску плесни.
— Боб, варенье пользительно? — спросил Боб Маленький, лаская влюбленным взглядом товарища.