Крепкий язычок жадно стал лизать мох и вдруг вспыхнул, и черный дым взметнулся вверх.
Мы сбросили рюкзаки и уселись на них. Я протянула озябшие красные руки к костру, наслаждаясь живым теплом.
Сергей склонился над своим полевым дневником, торопливо записывал.
Из кармана рюкзака я вытащила вафельное полотенце и расстелила его на камнях. Достала свою деревянную ложку — подарок Дяди Степы. Сходила к ручью и размочила черные сухари. Когда я вернулась к костру, на круглых донышках банок трещала, обгорая, солярка, вздуваясь пузырями.
— Обед готов!
Сергей умело открыл банки. Духовито запахло вареным мясом и лавровым листом.
— Вкуснота! — Я протянула руку к закопченной банке.
— Подожди, Анфиса! — решительно остановил меня он. — Надо разыграть банки, чтобы потом не было обиды: вдруг у тебя больше лаврового листа! Угадаешь, в какой руке камень, тогда выбирай любую. Согласна?
— Идет. Камень в правой!
Геолог открыл ладонь и сразу оживился. Удивленно смотрел на маленький камешек, особенно не веря своей находке.
— Вот так чудо, сульфид попался! — Он поспешно достал из полевой сумки компас, чтобы «привязаться» к точке.
Я накрыла рукой черную коробочку компаса, как бабочку-капустницу.
— Сергей, давай обедать! Ты сам сказал, что пища должна быть горячей? Консервы остынут!
— Правильно. Постой, постой, ты уже успела обменять банки. Нехорошо так делать, Анфиса! В моей банке лежало пять листочков лаврового листа. — Он строго посмотрел на меня. — Второй раз твой номер не пройдет. — Начертил на закопченной стороне две буквы: А и А. — Держи свою банку, Анфиса Аникушкина. Теперь без обмана!
— Понятно, — я схватила вторую банку. Ножом нацарапала инициалы С и К. — Сергей Краснов, ты тоже не залезаешь в мой суп! Понятно?
Никогда я еще не ела с таким наслаждением тушенку, заедая ее холодными сухарями. От них стыли зубы.
Покончив с едой, я старательно вымыла в ручье ложки. Сергей к моему приходу успел открыть банку с вишневым компотом. Мы поочередно доставали из банки крупные красные ягоды.
После немудреного обеда Сергей первым тронулся в путь. Я успела отойти от костра, но, спохватившись, вернулась. Вспомнила, что альпинисты на вершинах гор оставляют записки. Я читала об этом в книгах. Поставила пустые банки из-под тушенки с нашими инициалами на серый камень. Насыпала в них щебенки, чтобы не сдуло ветром, последний раз оглянулась и побежала за геологом.
«А если выгонят из экспедиции, банки всегда будут напоминать, что по этой вершине прошли Сергей Краснов и Анфиса Аникушкина и искали халькопирит». Тяжело вздохнула. Я успела полюбить ребят, свой труд, жизнь в палатках, веселую суету. Наверное, и в самом деле мое призвание лазить по горам, искать камни, мокнуть под дождем. Прав Александр Савельевич, я должна стать геологом!
Мы шли по рыхлому снегу. Ноги то и дело проваливались. Даже на вершине нас атаковывали тучи комаров.
Сергей подошел к ручью. На скале хорошо были видны перегибы пород. Геолог остановился, пристально вглядываясь в камни.
— Настоящий разломчик, — сказал он вслух. — Посмотри, Анфиса. Плоскость круто падает на восток. Слои несколько задираются. Шарниры замеченных перегибов погружаются на юг. Угол падения шарниров достигает тридцати градусов.
— Отличный разломчик, — охотно согласилась я, стараясь подражать геологу.
— Анфиса, а ты мировой парень!
— Мировой.
Сергей внимательно посмотрел на меня. Черная вуаль накомарника, закрывала мое лицо и глаза. Он не видел, что я улыбалась.
Сверху сорвался камень. Сильный удар, как взрыв артиллерийского снаряда, оглушил меня, я растерянно оглянулась, решая, куда лучше убежать. Сергей крепко обхватил меня и прижал к скале, загораживая собой.
За первым ударом последовал второй, и вдруг загрохотал камнепад, сбивая по пути большие, тяжелые глыбы.
Не скоро осела снежная пыль и раскатившиеся камня остановили свой стремительный бег. Из разорванных лохматых туч выглянуло солнце, и сразу высветило верхний край ущелья, снежные передувы и льды.
— Испугалась?
— Есть малость. Как на войне!
— На войне было страшнее. В горах камнепад опасен, — сказал задумчиво Сергей. — Начнет сильнее таять лед, не такое еще будет. Камни будут чаще сыпаться.
Вскинула голову. Опасливо посмотрела на красные скалы, острые пики.
Подъем усложнялся, и идти становилось труднее. Уступы и площадки покрыты натечным льдом в скользких горбушках. Дорогу то и дело перегораживали тонкие вертикальные каменные плиты, грозно ощетинившиеся, как противотанковые ежи.
Сергей протянул мне очередной образец. К моему ужасу, в рюкзаке не оказалось пустых мешочков. Почему я не запасла их больше? Когда ходила с Александром Савельевичем, мешочки даже оставались.
— Анфиса, десятый! — голос Сергея заставил меня подойти к нему.
— Давай образец, — я положила два камня, обернутых старательно бумагой, в карман своей штормовки.
— Одиннадцатый!
Новым образцам нашлось место в той же штормовке, но в левом кармане. Следующие образцы спрятала в карманы брюк.
Сергей передал мне мешочек с образцами.
— Я написал номер маршрута и поставил порядковый номер. — Посмотрел на меня и подкупающе улыбнулся.
— Хорошо! — Мне понравился мешочек с образцами: он был голубой. Этот цвет у меня всегда вызывал воспоминания о солнечном дне, ясном небе и зовущей бесконечной дали.
Сергей успел уйти вперед. Горы доносили упорные и методические удары его молотка.
— Анфиса, смотри!
По краю гребня величественно прошел красавец олень с тяжелыми ветвистыми рогами. За вожаком показалось небольшое стадо. Выделялась красивая белая олениха. Она пугливо оглядывалась, всхрапывала. Пробежали и маленькие оленята.
Вдруг олени перешли на галоп, понеслись, звонко цокая копытами. Стадо скрылось за скалой. Я неотрывно смотрела и ждала, что олени вернутся.
Черные скалы, ущелья с нависшими ледяными сбросами, огромные трещины пугали своей дикостью. За поворотом ущелье вдруг раздалось. Выглянул краешек солнца, расстелив красную парчу по макушкам скалистых гор.
— Помощница! — Сергей поманил меня рукой и протянул образцы. Я завернула камни в носовой платок. При геологе спрятала их в карман.
Сергей посмотрел на меня, ничего не понимая. Брови у него удивленно поднялись.
— Анфиса, где у тебя пятнадцатый образец?
— В ПБК, — сказала я приветливо, не понимая причины раздражения геолога.
— Где? Где?
— В правом брючном кармане, — нараспев протянула я. — Ты не бойся, я не перепутаю. — И протянула геологу клочок бумаги с моей записью.
— «Девятый БКЛ, двенадцатый ШКЛ, четырнадцатый ЗБКЛ», — громко начал читать Сергей. Он заразительно засмеялся. Глаза подернуло слезами, их прозрачные капли дрожали. На секунду умолк, потом снова захохотал. — Уморила! А ты, Анфиса, веселая. Попробуй разобраться в твоей тарабарщине. Винегрет получится, а не собрание образцов.
Я возмутилась:
— Мешочков у меня не хватило. Не бойся, я не перепутаю. Наизусть помню: девятый образец — брючный карман левый, двенадцатый — штормовка, карман левый, четырнадцатый — задний брючный карман правый.
Сергей смахнул рукой слезы.
— Смотри, четырнадцатый — задний брючный карман правый, чтоб ты меня не подвела!
Солнце вырвалось из-за облаков. Светлые лучи били по земле, камням, ручью, снегу, льду. Камни расцветились. По воде запрыгали зайчики, тепло растапливало снег и лед.
Сергей, немного сутулясь, изредка постукивал молотком по камням. Иногда он останавливался, и тогда удары молотка становились тяжелыми и сильными.
Геолог терпеливо ждал, пока я подойду к нему. Внимательно посмотрел мне в лицо, улыбнулся. Осторожно взял руку и положил мне на ладонь светлую пластинку розового камня. Свежий скол его светился.
— Какая у тебя маленькая рука, Анфиса! — сказал он, не спуская с меня восторженного взгляда. — Линии жизни можно отчетливо прочитать. Интересная у тебя будет жизнь, малыш!
— Не сочиняешь сказку? — Я посмотрела через камень и ясно увидела еле заметные линии на руке. «Интересная у тебя будет жизнь!» — повторила я про себя и открыто глянула в глаза парню, не зная, верить ему или нет.
— Александр Савельевич, пора, наконец, задавать канавы! — сказал в камералке Боб Большой и озабоченно расчесал растопыренными пальцами бороду.
— Да, пора.
Слова Бориса Кирилловича я отнесла к себе, разволновалась. Совсем забыла, что в экспедиции я рабочая. Мне ломом и кайлом надо долбить мерзлую землю, ворочать камни, добираться до коренных. А я, глупая, вообразила себя коллектором, без толку торчала в камералке, сортировала образцы.
«Греби больше, кидай дальше», — вспомнила присказку Володьки. Наверное, он прав. Выше своей головы не прыгнешь. Я рабочая, и об этом нельзя забывать. Надо скорей отыскать лопату и укоротить ручку.
Я орудовала ножом, когда рядом выросли Лешка Цыпленков и Аверьян Гущин. Лица у обоих красные, возбужденные.
— Академик, что изобретаешь? — спросил насмешливо Гущин.
— Ручку отрезаю!
— Брось трепаться, — усмехнулся он, вырывая у меня из рук лопату.
— Нам с Лешкой начинать, это факт! А ты крестница!
— Какая крестница?
— Вроде не понимаешь? Начальника партии крестница. У тебя служба, как у солдата. Чем больше солдат спит, скорей служба идет. Поторчишь в поле — денег кучу загребешь и трудовой стаж. Глупее себя не ищи. Все ясно как день. Попроси своего дядю, чтобы нам с Цыпленком канаву задали полегче. А то за супчик не рассчитаемся. Бугор — говорун. Если его послушаешь, капиталистом станешь. Да я особенно не верю. Вот посмотри! — Парень ткнул мне листок. — С Лехой заспорили. Чуть не подрались. Я прикинул на глазок наш заработок. Если начнем работать, сколько получим. Учел полевые надбавки и северный коэффициент!
— Катитесь к черту! — Я оттолкнула руку Гущина с бумажкой.
— Анфиса, не обращай внимания на этого дурака, — примирительным тоном заговорил Лешка Цыпленков. — Думаешь, он тебя одну обидел? Меня тоже: не признает, что я Красноярскую ГЭС строил! Ты сосчитай, если можешь. Забор идет, а что получать придется, надо заранее знать!