— Вера, Оля, Галя! — будила я спящих девочек. Но мой голос пропал, а сиплый шепот они не слышали. Я чувствовала, что явно не справляюсь с языком, который вдруг стал огромным и неповоротливым. Не было никакого сомнения, что заболела. Надо принять аспирин, но не хватало сил дотянуться до рюкзака, до его глубоких карманов, набитых заботливой Дядей Степой разными лекарствами.
Полог палатки не задернули; вместе с сырым воздухом врывались капли дождя. Я представила, что к утру дождь еще больше разойдется, а без солнца не согреться.
Незаметно в горы, в тундру, к нам в лагерь пришла осень. Белые ночи кончились. За палаткой стеной стояла чернота. Дождь, тяжелые снеговые тучи, затягивающие постоянно небо, делали ночи в тундре глухими и непроницаемыми.
Я с нетерпением дожидалась рассвета. С ближнего озера доносился гомон встревоженных гусей. Каждый день они все больше волновались, собираясь в стаи…
Незаметно для себя заснула. Разбудил меня тихий кашель. В палатке посветлело, и не нужно было искать разбросанные вещи. На своих местах стояли ящики, койки подруг.
— Хебеня, я пришел…
Я с трудом открыла опухшие веки и увидела перед собой мальчишку в широкой меховой малице, схваченной широким поясом. Капюшон отброшен на плечи. Жесткие черные волосы блестели, на бровях дрожали капельки воды.
— Хебеня, я тебя нашел! Высоко бегал, на Камень. — Он показал в угол палатки, за которым, по его разумению, должен стоять Главный, протекать быстрая Хаута и находиться канава. — Мужиков видел. Землю они долбили. Сказали, ты ушла… Мужика Володьки там не было.
Я удивленно смотрела на мальчишку. Силилась вспомнить, где уже встречала.
— Я Саварка. Хорошо. Плохо помнишь? Саварка — Вэварка, помнишь? Зачем лежишь? Ходить надо, бегать шибко. Пойдем, твой мешок потащу.
На озере загалдели гуси, перекликаясь испуганными, встревоженными голосами.
— Песец пришел… Он хитрый… Один пугает, второй ловит гусей… Идем с тобой на то. Гуси линялые… Бить будем… Солнце спать укладывается на зиму, гуси готовятся улетать… Ты знаешь, где ночует зимний ветер? Не знаешь? — Черные глаза-щелки мальчишки приоткрываются от удивления. — Здесь, за Камнем, ночует зимний ветер… Сейчас он спит! А скоро проснется, и полетят снежинки… ударят морозы… задует пурга… скует льдом реки и озера… все сехи-яхи и то… Злой ветер у нас на Камне… А сейчас он еще спит.
— Ты Саварка? — Наконец, я вспомнила своего знакомого мальчишку. — Здравствуй, Саварка!
— Ань-до-ро-ва-те! — заулыбался мальчишка. — Здравствуй! Идем на то. Тальму дергать будем. — Он нагнулся и показал большую рыбу, отливавшую серебром. — Сам дергал. Зови мужика Володьку.
— Нет его. Мужику Володьке ногу перебило камнем, — сказала я грустно. — Ты понимаешь?
— Тарем, тарем, — закивал головой Саварка. — Да, да.
Я попробовала подняться с койки, но у меня закружилась голова.
— Кажется, я заболела. Горло болит. Тело ломит.
— Лекарства абурдай — кушай. Боишься? — Саварка в упор смотрел на меня. — Давай я погрызу… Ты поправишься… Хитрый градусник смотрела? В интернате у нас строгий доктор говорил… Температуру давай… Язык высовывай.
Я с трудом открыла рот и показала язык.
— Тарем, тарем, — Саварка смотрел на меня. — Плохо тебе… Лечить надо. Побегу тебе ягоды искать… Лечить буду!
— Тарем, тарем, — повторяла я за Саваркой непонятные слова. Осмотрелась. Койки застланы спальными мешками. На ящике белел листок. Дотянулась до него.
«Анфиса, не скучай. Сегодня Малюта развозит всех по маршрутам. Чай, каша — на кухне. Вера».
Капли дождя колотили по брезенту, как барабанные палочки. «Старый барабанщик долго спал, вдруг проснулся, перевернулся. Старый барабанщик крепко спал». Улыбнулась. Пришло же такое сравнение. Вспомнила школу. Наши походы под пионерский барабан. Как это было давно! А все же я не забыла Марью Петровну. Для меня учителя разделились на хороших и плохих. Мария Петровна — самая хорошая. Я никогда не забуду первый день ее появления. В класс вошла немолодая, усталая женщина. Поздоровалась и назвала себя: Мария Петровна. Наверное, не я одна была благодарна ей, что знакомство состоялось именно так просто. Она не старалась нам польстить. «Мы будем с вами друзьями, — сказала она тогда, — но дружбу надо заслужить».
Я уже поняла, что все годы в школе готовилась к большой жизни. Должна была выбрать для себя специальность. Такой выбор сделала — буду геологом. На Марию Петровну похож Александр Савельевич. Он такой же простой и требовательный. Мне хочется заслужить его уважение. В экспедиции у меня настоящие друзья, и они в меня поверили. Это Александр Савельевич, Сергей, Боб Большой, Боб Маленький, Президент, Сладкоежка, Ольга. Но почему я забыла об уральцах? В армии военных сплачивало товарищество, а нас в лагере сблизили общая работа, трудные маршруты в горах. Я рабочая, и всех моих друзей не счесть.
Я заснула. Не слышала нового прихода Саварки. Он меня разбудил.
— Хебеня, абурдай — кушай, — говорил он, мешая в волнении слова, и настойчиво протягивал мне горсти красных ягод. — Куропаток гонял… Хитрые, любят красные ягоды.
Приятная кислота клюквы наполнила рот. Я жадно раскусывала ягоды.
— Абурдай, абурдай!
— Принеси попить.
Саварка появился с большим закопченным чайником. Поставил передо мной кружку:
— Пей, хебеня. Башка болит, лекарство грызи.
— Под койкой рюкзак. В кармане таблетки. Достань!
— Тарем, тарем.
Давясь я с трудом проглотила две таблетки аспирина. Монотонный стук дождя убаюкал, я уронила отяжелевшую голову на подушку. Приснился удивительный сон: Саварка кормил меня клюквой. Ягоды все сыпались и сыпались из его маленьких ладошек. Вот они уже мне по грудь, барахтаюсь в них, как в снегу…
Я открыла глаза. На ящике стояла алюминиевая кастрюля с красными ягодами, которые вчера принес Саварка, забавный и добрый мальчишка. Взяла горсть ягод и съела. Я с трудом глотала, но голова уже так не болела. Я сбросила с себя наваленную одежду. Натянула лыжный костюм и вышла из палатки.
Дождь не перестал. Все так же стучали капли по брезенту палатки и бесчисленным блюдцам луж. В раздерганных черных тучах появились голубые просветы, а около Скалистого висело белое облако.
Я медленно обходила пустынный лагерь. «Чай и каша — на кухне», — вспомнила я записку Веры. Могла бы написать, куда Мишка Маковеев их повез! Что за необходимость в такой дождь работать?
Мне показалось, что в лагере произошло что-то важное, но я об этом ничего не знала. Есть не хотелось. Посидела немного на кухне и перешла в камералку. Вся палатка завалена разноцветными мешочками. Каждый геолог облюбовал себе в ней место для образцов.
Александр Савельевич выбрал стол, Боб Большой — ящик, Президент — фанерный лист, Боб Маленький — правый угол. Минералы Сергея лежали в углу между мешками с теплыми вещами и запасными палатками.
Решила проверить себя. Взяла один мешочек и развязала. «Маршрут восемьсот», — прочитала я верхнюю цифру на образце. «Маршрут восемьсот»… По этому маршруту я первый раз прошла с Александром Савельевичем по Главному, его хребтам и ущельям. «Анфиса, пойдешь по азимуту. Через каждые сто шагов бери образец», — вспомнились мне его слова.
Второй мешочек достала из кучи Сергея. «Маршрут восемьсот пятьдесят четыре». В руке я держала камень с зеленым отливом. По сколу блестели металлические звездочки, рассыпанные, как черные маковинки. «Халькопирит, — определила я. — Хороший образец». Теперь Сергей ходил без меня. Интересно, кто у него коллектором? Позавидовала этому коллектору. Сейчас я понимала Веру, ее ревность. Сергей — интересный человек, увлеченный. Я присела около мешочков и достала образцы. Захотелось сравнить наши первые образцы с последними. Почти рядом — Главный, Скалистый и Братишки. Перешли с Главного на Скалистый, — образцы другие. Не нужно быть искушенным геологом, чтобы заметить разницу. Мне не понравился коллектор Сергея. Мешочки свалены в кучу и не разложены по маршрутам. Тут же решила навести порядок. Выстраивала мешочки по маршрутам, строго подбирала по номерам. Случайно попался мешочек по нашему маршруту: «БКЛ — брючный карман левый». Вспомнила, как смеялся Сергей моему обозначению «ШКП — штормовка, карман правый».
Мешочки подбирала один к другому. Мысленно я второй раз проходила по маршруту, припоминала остановки, ручьи, скалы, ущелья и крутые склоны.
Мы с Сергеем перешли по снежному мосту на другую сторону ручья. Перед нами красавец олень провел своих важенок. Вспомнила узкую тропинку в темном ущелье, страшный камнепад. Сергей загородил меня тогда собой.
В руках у меня оказался голубой мешочек. Я удивленно разглядывала его. Мешочек с образцами передал мне геолог. Захотелось узнать, что заинтересовало Сергея тогда на маршруте. Осторожно раскрутила бумажку. Заметила короткую надпись карандашом:
«А», ты хороший парень! Только не смейся. Я знаю, должен сказать: я люблю тебя!».
Кровь прилила к лицу, глухо застучало сердце. Снова я открыла чужую тайну. Сдерживая волнение, перечитала записку, стараясь вникнуть в смысл. Кто ее написал? Неужели Сергей? Не ошиблась ли я? Но почему он поставил букву «А»? Должен был написать «В». Вера, ты хороший парень! А вдруг записка написана мне? Все совпадало. «А» — это моя буква. Ан-фи-са! «Анфиса, ты хороший парень!».
Я выглянула из камералки. В лагере по-прежнему ни души. Тихо. Так же надоедливо стучал дождь. Капли глухо били по брезенту. Я заставила себя успокоиться. Положила на стол записку, разгладила ее рукой. Перечитала второй раз подряд. «А», ты хороший парень! Только не смейся. Я знаю, должен сказать: я люблю тебя!». Я прижала руку к щекам, чтобы унять жар. На обороте нашла приписку:
«Честное слово, я скажу тебе эти слова при нашей встрече. «А», я люблю тебя!».
Неужели мы не встречались с Сергеем после маршрутов? Я наморщила лоб. Да, это так. Я осталась с ребятами на Хауте, на камнях, а он ушел в маршрут. Пришла в новый лагерь и снова не застала его на месте.