Потом Антон задумался: почему вокруг одни идиоты? Было понятно, что всем этим строительством зимнего дворца и всей Олимпиады, и вообще строительством всего, занимаются двоечники. То есть идиоты. Люди, которые в школе прогуливали все уроки, кроме физкультуры. Хотя в футболе тоже нужна голова, так, во всяком случае, говорят футболисты. Но почему так получается? Антон хорошо помнил, что, когда он учился в школе, в ходу были ручки, на которых было написано: «Учись на отлично!», и это работало. Наивные дети старались делать то, к чему их призывали на ручках, потому что считалось: у отличников в жизни хорошие шансы. Если бы такие ручки делали сейчас, на них бы следовало писать: «Учись на отлично! И не плачь потом, идиот!» Потому что решительно всем в стране: разведкой природных ресурсов и спортом, балетом и космосом – теперь управляют они – двоечники. А что делают отличники? Они работают на двоечников, они их спичрайтеры. Но как двоечники это делают? Как они получают доступ ко всем этим серьезным устройствам: к балету, к стране, к ядерной кнопке? Ведь в школе им не доверяли даже мел – знали, украдет, сволочь, украдет и продаст своим же учителям втридорога. А теперь им доверяют строить мосты и тоннели. Но почему? Кто писал это «Учись на отлично!» на ручках? Автора нужно призвать к ответу за подлый обман. А попробуй найди его. Он ведь автографа не оставлял – давал детям подлые советы анонимно. А что делать тем, кто поверил? Как им теперь жить? Как им теперь объяснить, почему у руля идиоты? Потом Антон подумал, что, вообще-то, он и сам как-то приспособился. Конечно, Антон не мог о себе сказать, что он рулит, потому что рулит он только собственным «Пежо» – всеми остальными вещами рулят другие: агентством «PRoпаганда» – Миша Минке, Россией – Путин, ну и так далее. Но он, Антон Рампо, помимо «Пежо», правит еще одной вещью – своей личной свободой. Он сам решает, что ему делать. Да, вообще-то, Миша Минке решает, каким проектом ему заниматься, а каким нет. Но Антон не раб – он всегда может отказаться, он же и делал это уже несколько раз… ну, один как минимум. Это было, когда в агентство Миши Минке обратилась группа защитников природы. Они хотели заказать ролик про спасение снежных барсов, которых, оказывается, на земле осталось очень мало. Денег на ролик у заказчиков было тоже очень мало, и это понятно: откуда у защитников природы деньги? Барсы им не платят, у них нет денег, есть только красивая шкура и стремительно сокращающаяся численность.
– А почему, собственно, – возмутился тогда Антон, – почему они так поздно хватились, эти защитники, когда барсов осталось так мало? Что они до этого делали? И вообще, как это проверить, что барсов мало? Живут эти крайне скрытные кошки на Памире, на Тибете, на крыше мира то есть. А кто может подняться на крышу мира, чтобы проверить? Никто. Может, барсов много, как тараканов? А я должен за копейки работать? Нет бюджета на спасение – нет и спасения. Нет денег – нет барсов. Так и скажи этим защитникам.
Миша Минке тогда с грустью покачал своей стильной лысой головой. Он и сам не хотел браться за малобюджетный заказ, но у него тогда была подружка – дочка банкира, она погибала от скуки и периодически увлекалась спасением то китов, то слонов, то вот барсов. Ладно, подружка в постели уговорила Мишу подписаться на этот заказ, но почему он, Антон, должен за копейки трудиться из-за телки, которую он даже не трахает? Конечно, так прямо Антон не сказал этого Мише. Но тот и сам это понял и слил защитников барсов, а подружку пересадил на новое хобби: дайвинг с акулами.
Пока Антон вспоминал проявления своей твердой воли, таксист обратился к нему:
– Как думаешь? Когда Олимпиада будет, нужны будут им аттракционы?
– Ну, смотря какие аттракционы, – рассеянно ответил Антон.
Тогда таксист вдруг взял и откинул вниз потрепанные солнцезащитные козырьки своей «Волги»: один и второй. С обратной стороны они были плотно обклеены фотографиями. На всех снимках был молодой красивый армянин с черными аккуратными усиками. Он делал на кольцах и брусьях всякие сложные гимнастические элементы и при этом улыбался. Антон не понял ничего, а таксист сказал:
– Не узнаешь? Это я. Сорок лет назад. А как будто вчера. Вот так, сынок, летит время.
Потом таксист показал на фотографию, на которой он висел на кольцах с расставленными в стороны мускулистыми руками. И сказал с гордостью:
– Крест Азаряна! Тут в Сочи я первый сделал. До меня никто не делал. Я на Азаряна похож был. Так говорили. У него усы, и у меня усы. Но усы что? Усы еще не все. Азарян – великий человек, а я простой. Но крест его тут, у нас, я первый сделал. Ты еще не думаешь, что ты в жизни сделал, ты еще молодой, а я уже думаю. Я когда про свою жизнь думаю, сижу у себя на балконе, у меня балкон большой, сижу и думаю: что я в своей жизни сделал? Крест Азаряна сделал! Я сижу на балконе, и я горжусь. Слушай, ты вообще знаешь, что такое крест Азаряна?
Антон виновато улыбнулся. Он не знал. Таксист посмотрел на Антона как на несчастного человека:
– Ты вообще знаешь, кто такой Альберт Азарян? Это самый великий спортсмен всех времен, чтоб ты знал. Ты знаешь, как он первый раз сделал свой крест? До него его делали, да. Но он первый сделал крест с поворотом – никто до него так не делал, никто даже не думал, что так можно. Один раз команда от СССР поехала на чемпионат мира. А там никто не хотел, чтоб золото опять увезли эти русские. Никто тогда не говорил, как сейчас: армяне, грузины, азербайджанцы – все были русские, потому что СССР был. Всем русским судьи оценки резали. Азарян перед выступлением подошел к тренеру, говорит:
– Тренер! Это что такое, почему оценки у наших плохие?
Тренер говорит:
– Абик, они крест быстро делают, а надо держать элемент три секунды.
Азарян сказал:
– Тренер! Я понял!
Выходит Азарян. Судьи – четыре человека: два стоят спереди, два сзади. Азарян делает крест. Улыбается. Он всегда улыбался, когда элемент делал. Зачем, знаешь? Чтобы у людей, когда на него смотрят, хорошее настроение было, чтобы люди радость получили, а иначе зачем элементы делать вообще? Сейчас посмотри по телевизору – сейчас гимнасты с таким лицом элементы делают, как будто у них родной брат умер от язвы желудка. Альберт Азарян улыбался всегда. Держит крест и улыбается. Спрашивает первого судью, который спереди: «Ну что? Хватит держать?» Тот говорит «да» и смеется – не ожидал. Азарян спрашивает второго судью: «Хватит держать?» Тот тоже говорит «да» – а что он еще мог сказать? Азарян все это время крест держит. Потом решил, на всякий случай, спросить тех двоих судей, которые сзади. Повернулся на кольцах, спросил: «Уважаемые, я извиняюсь, хватит держать элемент, или как понять?» Судьи сказали «да» и растерялись вообще сильно. Сначала Азаряну золото хотели не дать и вообще его дисквалифицировать – во время упражнения нельзя разговаривать ни с кем: ни с женой, ни с детьми, ни с судьями – никто так раньше не делал. А потом публика – тридцать тысяч человек – встала и сказала судьям: кого дисквалифицировать? Азаряна? За что? Человек новый элемент сделал! Судьи против публики пойти побоялись: тридцать тысяч человек – не шутка, если бить начнут, отбиться – не вариант. Азаряну дали золото, и назвали новый элемент «крест Азаряна». Вот так.
– Получается, он случайно сделал новый элемент? – Антону понравилась эта мысль.
– Случайно? – Таксист рассмеялся. – Чтоб так случайно сделать, знаешь что надо, сынок? Надо так работать, чтобы Бог на тебя посмотрел и сказал: «Слушай, отдохни немножко, так же нельзя!» Да… Как ты живешь, если даже не знаешь, кто такой Альберт Азарян?..
У границы обширного пустыря таксист остановил «Волгу» и сказал:
– Мне шестьдесят восемь лет, но бицепсы и трицепсы такие имею – у тебя таких нет. На кольцах ничего не покажу. На брусьях мой аттракцион тебе покажу. Выходи!
Водитель вышел из машины, Антон с удивлением последовал за ним. Таксист обошел «Волгу» и достал из багажника небольшие самодельные брусья. Только теперь Антон заметил, что на багажнике «Волги» есть специальные силовые крепления. Таксист ловко закрепил брусья в креплениях при помощи болтов, потом, весело подмигнув Антону, вернулся в кабину, достал еще одно приспособление, скобу из-под переднего сиденья и сказал Антону:
– Из противоугонки племянник мой, сварщик, сделал, если тебе надо что-то сварить, скажи, все сварит, что хочешь.
Скобу таксист установил на руль, предварительно вывернув его.
Затем достал еще одно, третье и последнее приспособление, которое на первый взгляд было похоже на утюг. Таксист подтвердил догадку Антона:
– Утюг жены. Она ругалась, но я ей новый купил, этот все равно вонял.
Утюг таксист закрепил на педали. Антон с возрастающим удивлением наблюдал за его манипуляциями. Мужчина снял пиджак и аккуратно повесил его на плечики на заднем сиденье. Потом снял рубашку, оставшись в нательной белой майке, включил музыку в салоне, опустил полностью окно на передней двери и показал Антону свой аттракцион.
«Волга» ездила по пустырю без водителя по кругу, заданному поворотом руля. Сам водитель стоял в стойке на руках на прикрученных к багажнику брусьях. Постояв на руках, перешел в уголок – опустился и вытянул перед собой ноги, потом опять поднялся на руки и широко, в шпагат, раздвинул ноги, затем сделал стойку на одной руке и из этого положения радостно сообщил Антону:
– Мой аттракцион! Я один делаю! Больше никто! Как думаешь, на Олимпиаде если так сделаю, людям понравится?
– Думаю, да! – искренне ответил Антон таксисту, улыбаясь. – Мне нравится!
Машина ездила по кругу под армянскую музыку, о которой трудно сказать, грустная она или веселая, а таксист делал элементы, выкрикивал для Антона их названия и улыбался, как Альберт Азарян. Антон Рампо смотрел, как ездит по кругу без водителя «Волга», и думал. О том, что названия элементов и имени таксиста он не запомнит и очень скоро забудет и его лицо, но этот миг своей смешной жизни он запомнит обязательно. Навсегда.