– Да, – ответил Сократ. – Ибрагим говорит. Убых, а кто еще.
Сократ хотел сразу идти дальше, но Антон еще постоял у каменных ребер корабля. На одном из них заметна была маленькая морская ракушка, окаменевшая, вросшая в дерево, сохранившая тот момент, когда оба они – и корабль, и ракушка – плыли.
Пройдя по извилистому хребту Аибги еще около часа, Антон и Сократ стали спускаться обратно, вниз, на юго-восточный склон. Спустившись по нему, через полчаса вышли к ручью – совсем небольшому, скорее ручейку: тонкая струйка воды вытекала из-под каменной глыбы. Здесь Сократ присел и стал пить воду, зачерпывая ладонью.
– Пей, – сказал мальчик Антону.
Тот тоже стал пить воду с рук.
Вода была очень холодной и вкусной. Антон вспомнил минуты перед гневом титанов – вспомнил не себя, а только свои руки, которые зачерпывают воду из реки и подносят ко рту, и этот вкус, когда пьешь, и тут же хочется еще и еще этой холодной вкусной воды.
– Я пил! – сказал Антон. – Тогда, когда… ты меня нашел.
– Я так и понял, – засмеялся Сократ. – Трезвый был бы – голый бы не купался, или что ты там делал. Конечно пил!
– Да нет, – сказал Антон. – Я пил эту воду.
– Ты внизу пил, – сказал попутчик поучительно, в очередной раз явно цитируя Ибрагима. – Внизу не такая вода. Там людей много. Ты здесь пей, наверху. Вода чище у истока.
Антон с удовольствием попил еще воду из самого истока реки Псоу, в которой он когда-то купался, голый и трезвый.
Они продолжили спуск по юго-восточному склону. Вниз идти было трудней, чем подниматься. Ноги у Антона быстро начали болеть, особенно колени, так что Антон даже один раз упал на бок и чуть не подвернул ногу.
– Под ноги смотри! – сказал Сократ. – Это не асфальт. Это горы.
Антон терпеливо сносил высокомерие своего семилетнего проводника и шел за ним, мучительно мечтая о передышке.
И наконец на первом плато на южном склоне долгожданную для Антона передышку Сократ сделал. И это оказался не просто перерыв. Это и было то, ради чего маленький убых, а с ним и Антон, поднимались на гору.
Посредине плато росло большое старое дерево. Это была древняя груша. О которой Сократ сказал кратко:
– Вот. Наша груша.
– Та самая? – спросил Антон. – Под которой Бестужев-Марлинский?
– Под ней много кто, – сказал мальчик. – Старая она, вообще. У нее корни знаешь какие?
– Какие? – спросил Антон.
– Глубокие, длинные. Они идут в разные стороны, далеко, вообще. Здесь наверху воды мало. Дождь идет часто, но вода не остается, вниз течет, реку делает. А груша воду любит, когда жарко, – вообще, любит, без воды груша не приносит хорошо. Поэтому корни вниз идут, к реке, к Псоу, туда, – Сократ указал вниз на склон горы. – Я когда тебя нашел, ты знаешь почему не утонул? Рукой за корень зацепился, нашей груши. Так что спасибо скажи ей.
– Спасибо, – растерянно сказал Антон.
Груша была старая, невысокая, но крона была очень широкой, в ее тени мог разместиться десяток человек. Антон присел на землю, прислонился спиной к дереву и стал смотреть на грушу снизу. Он вдруг вспомнил, как говорил с Вальком Матвеевым в комнате для мозговых штурмов. Как Валек сказал:
– Как пересадить дерево, не повреждая корней? Что-то не пойму как…
– Вместе с землей, – сказал ему Антон, уходя.
Антон разглядывал искривленные толстые ветви старой груши. Корни которой – прочные, живые – спасли его жизнь. Он смотрел и думал, что такое дерево нельзя было бы пересадить, не повреждая корней. Потому что для этого пересадить надо было бы вместе с горой.
Сократ сел с Антоном рядом, тоже прислонившись спиной к стволу груши, и сказал:
– Когда дождь идет, можешь тут сесть – вообще ни одна капля на тебя не попадет. Снег идет – тоже можешь сидеть. Убыхская груша. Самая лучшая вообще. Ни удобрения не знает, ничего – а груши дает знаешь сколько? Вся деревня столько не съест. И вкусные. Маленькие, но вкусные, вообще. Когда кушаешь – не сладкие, а когда доешь – сладкие.
– А зачем ты к ней ходишь? – спросил Антон.
– Как зачем? – удивился Сократ. – Ибрагим уже десять лет не ходит. Кучка наверх как-нибудь может, а вниз последние два года тяжело ему стало.
– И что ты делаешь, когда к ней приходишь? – спросил Антон.
– Ты что делаешь, когда к кому-то приходишь? Спрашиваешь, как дела. Чем помочь, новости рассказываешь, какие движения, рассказываешь, у тебя.
– И ты ей тоже рассказываешь? – спросил Антон, глядя на грушу.
– Да, а как же? – удивился Сократ.
– А меня ты зачем привел? – спросил Антон.
– Ибрагим сказал, я привел. Ибрагим говорит – ты поможешь, – ответил Сократ.
– Чем помогу? – удивился Антон.
– У него спроси, я что, знаю, – пожал плечами Сократ.
Они посидели некоторое время молча под грушей. Потом Сократ стал говорить по-убыхски. Говорил он деловито, минуты три. Антону показалось, что он даже несколько раз задавал вопросы, потому что интонация восходила вверх в конце предложений, потом Сократ делал паузы, как будто ожидая ответов. Груша ничего не отвечала, но мальчика это не смущало, вопросы его, видимо, носили риторический характер. Четко и кратко рассказав все, что хотел, Сократ повернулся к Антону и сказал:
– Можешь и ты рассказать ей. Что хочешь.
Антон улыбнулся Сократу и ответил виновато:
– А что я могу рассказать? Я ничего не помню почти.
– Ну что-то помнишь, говоришь. Помнишь, что воду пил из Псоу, внизу, как корова, – Сократ рассмеялся. – Может, еще что-то вспомнишь.
Антон подумал некоторое время. И сказал:
– Когда я был маленький, я жил в деревне у бабушки. Летом. Там была река. Я в реке купался. Было хорошо. Я сидел на берегу. Я мерз сначала. А потом тепло было. Кушать очень хотелось. А домой идти – не очень. Было хорошо. Потом стало не так хорошо, стало плохо. Я плохо помню. А теперь мне опять хорошо.
Антон помолчал немного и сказал:
– Спасибо, что я за тебя зацепился.
Сократ посмотрел на Антона с усмешкой и сообщил что-то груше по-убыхски. Антон сначала промолчал, но потом все-таки спросил:
– Что ты сказал?
– Сказал: что мог человек – рассказал, не сердись, – ответил Сократ. – Первый раз человек пришел к тебе, волновался, наверное, забыл, что сказать хотел.
Они встали и пошли дальше, вниз. Вскоре опять начался лес, и Сократ опять легко нашел в лесу невидимую для Антона тропинку. Проходя через одну из полян, Антон вдруг услышал за своей спиной хруст веток. Он оглянулся. И потерял дар речи.
Прямо за его спиной стоял и смотрел на него маленький и очень страшный человек. Ростом он был Антону от силы до пояса, но зато крепкий, волосатый весь, жуткий. Глаза у него были желтые и тоже жуткие, как показалось Антону. Встретившись с Антоном взглядом, маленький страшный человек раскрыл рот и закричал так, что у Рампо подогнулись колени. Тут же из зарослей выскочили еще два таких же страшилища. Антон попятился назад на ватных ногах и подумал, что попал в ад.
Но Сократ неожиданно бросился вперед, на ходу схватил сухую ветку с земли, замахнулся на них и закричал злобно и решительно. Три маленьких страшных человека в одну секунду развернулись, показав Антону красные зады, и в панике бросились наутек. С топотом они скрылись в кустарнике, откуда раздавались еще некоторое время их возмущенные, явно нецензурные крики.
Сократ хохотал от души, глядя на лицо своего спутника. Антон был белый весь, бледный. Сократ, смеясь, объяснил ему:
– Сухумские пацаны. Гамадрилы, короче. Когда война в Абхазии была – в Сухуми обезьяний питомник разбомбили, обезьяны – кто погиб, кто разбежался. Те, что не умерли, стали в лесу жить. Местные стали. По горам из Абхазии приходят, для них же границы нет. Ходят по лесу, вычисляют, где что пожрать можно: бригада у них, короче. А ты что подумал? Ацаны?
Сократ потешался над Антоном. Но вдруг лицо самого Сократа побелело и застыло. Он смотрел куда-то за спину Антона.
Антон, все еще улыбаясь, оглянулся. В двадцати метрах от них, на краю поляны, стояло существо, по сравнению с которым гамадрилы, которых минуту назад испугался Антон, показались ему райскими птицами. Это был огромный лохматый бык с черными рогами, между которыми могли бы свободно присесть Сократ с Антоном.
– Зубробизон! – тихо и страшно произнес Сократ.
Мальчику – Антон впервые такое видел – было страшно.
Чудовище вдруг ударило головой в землю – в точности так, как в рассказе Сократа про битву его отца с зубробизоном. От этого удара в стороны вылетели два куска земли, каждый размером с Сократа. Сделав так, зубробизон устремился вперед.
– Айдэ! – закричал Сократ Антону и сам бросился бежать.
Антон поспешил за ним.
Юный убых, хоть и был сильно напуган, выбрал единственно возможный путь к спасению. Он побежал сначала вниз, держась между крупных деревьев. Антон спешил за ним. Зубробизону пришлось двигаться по дуге, обходя деревья. Но и так он пробежал быстрее, чем Сократ и Антон по прямой. Зубробизон намеревался встретить их на выходе из чащи, и, без сомнений, в его планы входило что-то плохое. Антон бежал что есть силы, бежал не оглядываясь, да и оглядываться не было никакой необходимости. Зубробизон недолго был сзади. Его силуэт с топотом и хрустом поломанных веток сначала несся справа, и краем глаза Антон видел огромную тень, мелькающую между деревьев. Потом, еще прибавив, зубробизон вырвался вперед. И отрезал их от выхода из чащи, от спасения. Спасением для Антона теперь была спина Сократа, который бежал впереди. В эти секунды им владел ужас. Ни одной мысли в голове не осталось. Было только желание жить, жить и бежать за худой спиной Сократа, который в это время принял еще одно, спасительное для себя и Антона, решение. Он резко свернул левее и через чащу выбежал к краю очень пологого и глубокого оврага, уходящего вниз на сотни метров по горе и поросшего кривыми деревьями и колючими лианами. Идея прыгнуть в этот овраг, при секундном размышлении над ней, любому показалась бы самоубийством. Но Сократ не размышлял и секунды. С ходу он прыгнул. За ним, также без колебаний, полетел Антон.