Ты довольна будешь вполне,
Кров, постель молодым – честь по чести.
Вспомни, как ты сказала мне:
«В жизни, в смерти ли – мы будем вместе».
Молвлю слово одно – и уйду:
Стынет грудь, холодеют ноги.
Только слово одно – и уйду,
Растворившись в воздушном потоке.
Мой родной, не покинь меня,
Не забудь, как я позабыла.
В своём сердце оставь уголок
Для меня, – я уже остыла.
Если б ты это сделать мог,
Я б тебя, родной, навестила.
Полно, полно же, милый друг.
Успокойся… К чему это вдруг
Говорить и вздыхать о смерти?
Да и ветер унялся вдруг.
Ты грешна – нет слаще греха
И ничтожней нет урожая!
Ты ещё навестишь жениха
И увидишь, что с ним другая.
Боль твоя, как моя, глубока:
Лишь на день опустеет место.
И куда прекрасней тебя
Будет эта его невеста.
Сможет счастье ему подарить
И детей вынашивать станет.
Ну, а мы – свои души губя,
Воя, ноя, друг друга кляня,
В этом мрачном парить океане.
Мимолётная любовь
«Была ты грустной до меня,
Уйду – взгрустнёшь вдвойне.
Я – мимолётный блеск огня
В осенней пелене. Что станешь делать,
как уйду?..
В постели ледяной
Тебе, опавшему листу,
Не сладко спать одной».
Чуть дрогнула её рука,
Качая колыбель…
«Мысль о тебе наверняка
Согреет мне постель…»
Ребёнок всхлипнул – и она,
Прижав его к груди,
Негромко молвила: «Весна
Нам светит впереди…
И смерть, с весною заодно…»
«Как птенчик твой продрог!
Я бы построил вам гнездо,
Когда бы только мог.
Но где они, – весенний пыл,
Былой румянец щёк?..
Скажи, тебя не позабыл
Твой прежний паренёк?..»
В её глазах сверкнули вмиг
Стыд за него и боль,
И он умолк и даже сник,
Не доигравши роль.
К окну с ребёнком подошла
И в гулкой тишине
Сказала: «Пусть любовь прошла…
Сынок, ты дорог мне!»
«Печальных песен мне не пой, —
Сказал с презреньем он, —
И не дразни… Спешу я к той,
В которую влюблён.
Она – мой яблоневый цвет,
Желанный сочный плод,
Который через пару лет
Мне в руки упадёт…»
«Она – желанный сочный плод,
А я – опавший лист?
Так поспеши, чтоб через год
Исполнить свой каприз…
Срывай цветы, топчи траву,
Ликуй в весеннем сне…
Но осенью и наяву
Ты вспомнишь обо мне!
Когда она, твоею став,
Увянет, как цветы…»
Он оборвал её, сказав:
«Она не то, что ты…
Ведь роза, что берёг отец, —
Не цветик полевой.
Я встану с нею под венец
И назову женой.
Прощай же! Вспоминай те дни,
Что были до меня:
Тебя порадуют они…
Пора седлать коня».
Нет, волю не дала слезам —
Что их напрасно лить! —
А обратилась к небесам:
«Бог – может ли забыть?»
Погребальная песнь девушек(из поэмы «Путь принца»)
Увяли радость и любовь – ты опоздал!
Как путь далёкий скоротать, не угадал;
Ах, проглядела все глаза голубка наша!
Истаяла без голубка, не всхлипнув даже;
Другому сердца своего не отдала;
Навек уснула, умерла… Тебя ждала.
Семь лет назад, пять лет назад и даже год
Она стояла бы живая у ворот;
Ах, если б ты тогда коня поторопил,
Фонтан уснувший во дворце опять забил,
И ветер южный снег уснувший растопил,
И розы куст зацвёл, что был ей мил.
На бело личико её теперь взгляни!
Оно не так прекрасно, как в былые дни,
Осыпалась златая пыль с её кудрей,
Мы маки белые на лоб уложим ей.
Голубку нашу – Так измучена она! —
Укроем саваном: печаль утолена.
Какою ровною она всегда была,
Не замечала, мягко, жёстко ли спала,
И так же безразлично было ей,
С узором платье или рубище на ней.
И как корона ни сжимала ей виски,
Её движенья были плавны, не резки.
Неторопливо речь её текла.
Собою управлять она могла,
Какой бы королевою была!
Сердечка не смущала ей толпа.
Со всеми терпелива и мила,
О, как она в душе любви ждала!
Тебе бы плакать, но вчера, а не сейчас,
И над живой ещё и не закрывшей глаз.
Под причитанья милых дев – её подруг,
Ты маки белые рассыпь принцессы вкруг,
А розы красные оставь там, у дверей.
Ты опоздал – и красных роз не нужно ей.
Сестрицы
– Ты не видела, сестрица, —
Ненароком, невзначай! —
Голубя в моём окошке?
Что смеёшься?.. Отвечай!
Вечером, а может, ночью,
Перед самою грозой?
В клюве он держал колечко
С голубою бирюзой.
– Да, я голубя видала…
Мне пришлось его пугнуть,
Чтобы он в окно не бился,
Чтобы ты могла уснуть.
– Ты добра ко мне, я знаю…
Так ответь, моя душа,
А собаку ты видала,
Что космата и рыжа?
Вдоль ограды пробежала
И обнюхала крыльцо…
У неё на шее лента,
А на ленте – письмецо.
– Да, сестрица, та собака
Выла ночью под ветлой.
Я, покой твой охраняя,
Прогнала её метлой.
– А хорошенькому пажу
Ты не открывала дверь?
Что, и не припомнишь даже?
Не приходит он теперь.
Плащ его богат и ярок.
На плече венок из роз.
Он мне приносил подарок —
Дивный гребень для волос.
– Как же, я его видала…
И отвадила скорей,
Чтоб тебя не беспокоил
Скрип несмазанных дверей.
– Стой, не убегай, сестрица,
Не криви в усмешке рот…
Незнакомого мужчину
Ты видала у ворот?
Он придёт ко мне сегодня,
Чтоб просить моей руки!
Я люблю его всем сердцем,
Наши чувства глубоки!
– Незнакомца я видала…
Но тебе не всё ль равно?
Я, вздохнув, ему сказала,
Что ты замужем давно.
– Ложь! Вот это ложь, сестрица!
Ты разбила сердце мне…
Как ты можешь веселиться?..
Чтоб тебе гореть в огне!
Побегу за ним вдогонку,
За него приму и смерть…
Ах, завистница лихая,
Как же ты могла посметь?!
– Что ж, беги за ним, коль хочешь…
Вот что я тебе скажу:
Ты семьи не опорочишь…
Я тебя опережу.
Джесси Камерон
«Джесси, Джесси Камерон,
Ты моя, моя навек», —
Снова повторяет он.
Между тем закат померк,
Туманом густым затянуло луга
И темень настала…
А море всё точит свои берега,
Всё стонет устало.
Но вот наконец он услышал ответ,
Похлестче удара:
«Ну, всё. Погуляли – и хватит, сосед…
Ведь ты мне не пара!»
Была безрассудна она или зла?
Не знала округа.
Беспечно и весело Джесси могла
Обидеть и друга.
Нацелится в сердце почище ножа,
Горда и спесива…
А всё оттого, что собой хороша,
На диво красива!
Со смехом сказала, взглянув на луну
И выставив ножку:
«Я знаю, вовек не сойдутся в одну
Две наши дорожки!»
А море нахлынет и схлынет опять,
Всё борется с сушей.
Он Джесси осмелился за руку взять,
И молит: «Послушай!
Когда бы однажды задумалась ты…»
Она перебила:
«Твои уговоры напрасны, пусты.
И полночь пробило…
Ты ждёшь продолженья?.. Прими же совет:
Ступай прямо к Кэтти.
А может, и к Лиззи. Ты несколько лет
У них на примете».
Зашлось его сердце от этаких слов,
От этакой спеси…
«За что же твой взгляд так насмешлив, суров,
Прекрасная Джесси?!
Утешь ты меня поцелуем одним
И будь милосердней!»
Но снова она посмеялась над ним:
«Проси поусердней!»
И стала напротив, довольна собой,
И чуть напевала.
Глядела насмешливо, будто на бой
Его вызывала.
…Потом, по прошествии нескольких дней,
В деревне сказали,
Что черти в душе, мол, водились у ней,
А мы и не знали…
И кто-то припомнил, что бабка его
Была родом с Нила
И чёрного идола, мол, оттого
В шкатулке хранила,
Что вопли и смех в её доме пустом
Порой раздаются,
Мол, будто кого-то там хлещут кнутом,
Над кем-то смеются…
О Джесси! От друга, а ныне врага
Уйди торопливо!
Ведь море затопит свои берега
Во время прилива!
К родимому дому беги поскорей,
Забудь эту ночку!
И мать твоя глаз не спускает с дверей,
Волнуясь за дочку.
…Но поздно! Подхвачена бурной волной,
С дружком своим вместе
Покой обретёшь ты в пучине морской
И сгинешь без вести.
Погибнете оба. Ты – с мыслью о нём,